Марсель вбежал по широкой светлой лестнице, пересек коридор, толкнул тяжелые двери. Порыв ветра взметнул белые занавеси на высоких окнах.

В его покоях кто-то был. Одетый по-морисски черноволосый человек дремал, откинувшись на спинку дивана. Против света черт лица было не разобрать, зато хорошо было видно узкую длиннопалую кисть, покоившуюся на белом подлокотнике. Невозможно было спутать эту руку с какой-то другой.

Марсель подошел и, опустившись на ковер перед диваном, осторожно накрыл пальцы гостя своей ладонью.

Утекали мгновения.

За те два года, что они не виделись, Рокэ, казалось, похудел. Марсель не мог отвести от него взгляда.

Письмами они обменивались регулярно, и неожиданный приезд Рокэ, о котором он не сообщал в переписке, мог означать очень многое — или не значить ничего. Багряноземельская политика — вечный танец между «звездами» — заполнял теперь все дни и все мысли Марселя, но сейчас он вдруг почувствовал, насколько пустыми были эти два последних года.

Глупо лгать себе, особенно когда тебе уже не двадцать, и даже не тридцать. Рокэ ему и впрямь не хватало. Не писем, не рассуждений о мистике и политических интриг — во все это они могли играть, и находясь на разных континентах. Не хватало ему руки, которой можно коснуться, и голоса, который можно услышать, лица, в которое можно взглянуть.

Тихо было вокруг. Так тихо…

Марселю казалось, он слышит стук собственного сердца.

Полупрозрачные белые занавеси едва заметно шевелил ветер. Прямоугольники света лежали на полу.

— Тебя ждали завтра, — сказал Рокэ.

Синий взгляд из-под ресниц казался сонным. Марсель улыбнулся в ответ на этот взгляд.

— Что-то случилось, если ты приехал?

— Нет.

Марсель сжал его руку и пересел с ковра в кресло, стоявшее напротив дивана.

— Ничего не случилось, — сказал Рокэ. — Я собирался зимовать в Алвасете, но решил потратить пару месяцев на визиты к родне.

— Как там Карлито?

— Взрослеет. Давно нужно было рассориться с ним и отпустить попрыгать самостоятельно.

— Так вы поссорились?

— Я так и не решился, — ответил Рокэ со слабым смешком. — В прежние времена мне лучше удавалось отталкивать от себя людей. Ладно, хватит об этом. Как тебе обстановка в Зегине?

Марсель смотрел, как Рокэ кладет ногу на ногу, как сплетает пальцы на худом колене, как свешивается ему на глаза прядь черных волос. Как улыбается криво и опускает ресницы.

— Признаться, мне тебя сильно не хватало, Марселито. Ну, так что? Рассказывай.

Все повторялось, так или иначе, но началось все когда-то с Кэртианы. С того страшного Излома, который едва не погубил мир; мир они отстояли, а он в отместку выкинул их наружу, в другие бусины, в чужое Ожерелье, наградив даром вспоминать и узнавать.

Этот мир звался Каэрлэг, и был он не хуже и не лучше других. Множество королевств, рассеянных от севера до юга, от запада до востока; часть находилась под защитой Тени, часть — под покровительством Света, многие просто жили сами по себе. Но даже из независимых королевств юноши и девушки в поисках иной судьбы уходили служить — кто в Легионы Тени, кто в Форпосты Света. Становились воинами, дипломатами, а некоторые — магами. Феями, ведьмами, Рыцарями Света или Посланниками Тени. Говорили, что Посланники сильнее, но всегда сами по себе, а Рыцари, пусть и слабее, но действуют сообща.

Было время, когда Свет и Тень мирно уживались, заключали договора и союзы, но уже почти столетие ни о каком мире не могло быть и речи. Война становилась все ожесточеннее, будто кто-то подталкивал обе силы…

— Это может быть ловушка, — заключил Вернхард.

— Но, — вскинулся было Руперт. Его можно было понять: сведения добыла его разведка, он рвался в бой, а тут, видите ли, главнокомандующему начали мерещиться ловушки. И правильно начали.

— Не «может быть», а почти наверняка, — произнес Олаф вслух. — Но это возможность устроить первую встречу с Бешеным на наших условиях. Хотя бы в чем-то.

Бешеный, если официально — Посланник Тени Вальдес, последние лет двадцать держал Хексберг, самую северную из Цитаделей Легионов, так что в бою войска Форпостов Света давно с ним не встречались. А теперь он, похоже, собирался активно участвовать во внутренних войнах. Надо было знать, что он из себя представляет. И как маг, и как тактик.

— Ты хочешь устроить встречную ловушку?

— Нам, конечно, может и повезти, — ответил Олаф, пожав плечами, — но главное, чтобы кто-нибудь в нужный момент сумел уйти, пока основные силы занимают Тень.

Он не лукавил. Разменять десяток дружин и одного-двух Рыцарей на точное знание нынешнего магического рисунка Бешеного? Цена была вполне приемлема. Звучало цинично, но ничего не поделаешь. Это такая война, она уже полвека такая, если не дольше. Теперь осталось убедить Вернхарда и остальных, что «занимать» Бешеного должен именно он, Олаф. Вернхард наверняка поначалу упрется, дескать, «толковые полководцы среди магов все наперечет, мы не можем себе позволить ими жертвовать». В общем, это было правдой, как и то, что в некоторых партиях жертвой пехотинца не отделаешься, иногда надо и кого поважнее. Попадаться в ловушку тоже стоило грамотно, кто попало с этим не справится, а что у Рыцаря Света Олафа имелись и другие причины желать личной встречи с Посланником Тени Вальдесом… это к делу не относится и на дело не повлияет. Конечно, все могло оказаться и совпадением, такое случалось, но, так или иначе, Олаф в этом мире уже прожил более чем достаточно. А уйти, разбившись о Бешеного, — неплохой способ, один из лучших.

Обсуждение заняло не так уж и много времени — Вернхард, в отличие от своего кэртианского почти что тезки, пост главнокомандующего занимал не за громкое имя и понимал разумные доводы. Вторым, естественно, вызвался Руперт — правда, он был уверен, что они могут и просто победить. Ничего, мальчик, кажется, еще ни разу не проигрывал бой, ему будет полезно. Тем более, Руперт, к счастью, в этот раз ничего не помнил, и Олаф для него здесь был всего лишь старшим товарищем, одним из многих. Значит, вряд ли бывший адъютант встанет насмерть там, где не надо.

Все повторялось, так или иначе, но началось все когда-то с Кэртианы, с того страшного Излома, который едва не погубил мир. Мир они отстояли, а он в отместку выкинул их наружу, в другие бусины, в чужое Ожерелье, наградив даром вспоминать и узнавать. Дар пробуждался не всегда и иногда больше напоминал проклятие, чем награду, но с неведомых сил все равно не спросишь.

Все повторялось, и не дважды, как говорили, а куда чаще. Разумеется, они угодили в ловушку — но хотя бы в ту самую, которую и предвидел Олаф.

— Руперт, пора! Марш отсюда.

— Но, командир!

— Рыцарь, это приказ! Выполняйте немедленно!

«Потому что если ты не уйдешь сейчас и не доберешься до Вернхарда, каждая смерть на этом поле окажется напрасной». Вслух этого, впрочем, говорить не потребовалось: Руперт послушался и ушел, стиснув зубы и запустив магическую иллюзию собственной гибели. Теперь оставалось только держаться до последнего, чтобы ни у Бешеного, ни у его офицеров не возникло и мысли о встречной ловушке.

Продержаться удалось даже чуть дольше, чем Олаф рассчитывал, а потом волна чужой магии пробилась сквозь щиты видением падающего рея. Все.

Все повторялось — до смешного. Конечно, Рыцарю Света не пристало смеяться, оказавшись в плену в Твердыне Легионов, но хотелось. Никаких совпадений — Бешеный Вальдес был Бешеным Вальдесом, и он был самим собой, будто только что сошел с борта «Астэры». Или закончил поединок с тем бергерским бароном в Старой Придде.

— Господа! — заявил Ротгер фигурам в официальной форме Легионов. Было их двое или больше, Олаф сказать затруднялся: зрение плыло. — Я в равной степени восхищен вашей наивностью и вашей наглостью. С чего вы взяли, будто я стану делиться трофеями?