— Вот сейчас я вполне верю, что вы с отцом близкие родственники, — недовольно сказал феаноринг, отпуская добычу. Он тоже в детстве мечтал быть пиратом. Обрадованный спрут тут же уплыл в глубину.

— Я вернусь за тобой! — крикнул ему вслед Карантир. — Вот только вопрос с внутренним морем решу!

Похоже, что перспектива опреснения Нурнон его не пугала и даже не виделась сколько-нибудь долгим мероприятием.

Вот так у орков появилась легенда о светловолосом умбарском пирате и его верном кракене.

И было так, что погасли краски утра и потускнели краски вечера для Белой Королевы Лориэна, и молчаливо бродила она меж деревьями, мощными, как бивни мумака. И решила она покинуть круги мира, взойти на последний эльфийский корабль и уплыть на нем за круги мира, чтоб перестать отбрасывать тень, став тенью самой.

И было так, что встретил ее корабль в море другое судно. Черным были крутобокие борта, золотой отделка, золотились на закатном солнце волосы капитана. А паруса над его головой в закатных лучах были красны, как кровь. Как пошел корабль на перехват, подхватилась Белая Королева и взмыла в небо белой птицей чайкой. Откуда ни возьмись, налетел на нее черный лебедь андуинский с золотым хохолком и давай бить-гонять ее, не давая взлететь.

Перекинулась чайка серебристой рыбой и в глубину нырнула. Но злодей не отстает, черным золотоклювым бакланом нырнул за ней в пучины морские, вот-вот настигнет! Перекинулась тогда серебристая рыба прекрасным подводным деревом, стоит себе на подводной скале, кроной качает, пряди до дна свесились. Поднатужился баклан, донырнул в черную яму до самого морского дна, где даже Ульмо кальмаров не пас, и вынырнул оттуда с жемчужным ожерельем. Подплыл к дереву и на ветку повесил.

Но захлебнулся баклан и начал тонуть. Качнуло дерево драгоценным ожерельем, покачало кроной, отцепилось корнями от подводной скалы и вытащило самоуверенного баклана назад на вольный воздух. За хвост. Пришел в себя охальник, глядь, лежит он на палубе, а на него Светлая Королева взирает гневно и ножкой топает. Мол, кто ты такой, что на себя берешь препятствовать мне плыть на Запад? И почто, охальник, судно свое моим именем нарек? Я — Светлая Королева и желаю плыть куда пожелаю, а ты, вор и пират умбарский, чаровник безвестный без роду без племени, встаешь у меня на дороге и смеешь состязаться со мной в наведении мороков!

Дерзко вскинул глаза неизвестный и парировал с усмешкой: почто светлой деве неймется раньше времени распускать паруса и делать ноги на заокраинный Запад, неужто позади весь мир не мил? Подхватил дерзкий деву на руки и унес на свой корабль, превратив напоследок эльфийский корабль в ночной горшок с синими маками и отправив его стрелой прямо в Аман на дивной скорости. Только его и видели.

Любили они друг друга у подножия маяка белокаменного. Добрались рука в руке до пустошей кардоланских. И подумала Светлая Королева, твердой рукой подавив смятение свое и пыл свой: темен ликом возлюбленный мой, златоволос. Строен и поджар, недобр и неистов. Как ни старалась я, не могу проникнуть в его мысли и не понимаю, что движет им. Вижу только огонь в душе и любовь в лучистых глазах, когда смотрит он на меня. Наверное, сплю я, ибо чудится мне, будто повернуло время вспять.

Стала она пытать хитреца, прося открыться ей. Но только смеялся он и отвечал загадками. Я — неистовый корсар, гроза южных морей. Я — первый из проклятых и первый из последних. Я — вожак, сидящий на Скале Совета средь полей лазоревых. Моя стая — свободный народ, крепкий духом и искусный в ремеслах. Но холодна постель моя и некуда приклонить голову, когда в вечернем сумраке дымы от костров подпирают небесный свод колоннами, чтобы тот не рухнул на землю под тяжестью Белой Морды. Пойдем со мной, Светлая Королева, я устелю твой путь синими маками, а в изголовье повешу звезду. Кем я был — давно вода под мостом и пепел, развеянный по ветру. Что помнил, то забыл, а что не забыл, вспоминать не хочу. Да и времени нет. И пошли они рука об руку в землю восточную, туда, где дым костров наших становищ подпирал небо с заката и до рассвета.

На самом деле все было куда прозаичнее. Предводитель орков был вынужден сорваться в разгар празднования середины лета, где неделя высокой моды плавно перетекала в карнавал и обратно. Пришлось срочно отправляться в Умбар. Вот так и вышло, что народ Умбара лицезрел пиратского капитана в камзоле из черного гондорского сукна, украшенном серебряными пуговицами, расшитом синим кантом и синими же маками по отворотам и хлястику. Умбарцы онемели, умбарки выпали в осадок, а когда новый Повелитель Мордора закатил им пламенную речь в лучших традициях нолдор и, в частности, Феанора, с ними можно было хоть по дну в Валинор идти, они уже были на все согласные. Особенно юные девы. Пришлось приобнять за талию одного из телохранителей, который по чистой случайности оказался крепко сбитой орчанкой в татуировках с ног до головы, чтобы избежать почетной, но не слишком приятной участи оказаться разорванным на ленточки, маки и соломку.

Когда Повелитель Мордора повернулся, чтобы покинуть площадь, к его ногам раскатали синюю ковровую дорожку и стали бросать на нее букетики незабудок. Смахнув непрошеную слезу, триумфатор поправил свой шутовской наряд и потребовал отдать ему под начало пиратский корабль. Триумфы триумфами, но следовало перехватить Владычицу Лориэна до того, как ее корабль пересечет Завесу Тумана.

Незабудки незабудками, но свои суда умбарцы берегли куда строже, чем доброе имя жен и даже честь дочерей. Так что отплыть у Властелина, возможно, и не вышло бы, не пожалуй перед ним в Умбар один из назгулов. Стуча по столу припортовой таверны тяжелой кружкой для убедительности, эльф выдал завсегдатаям вдохновенную речь о том, что он все свое детство хотел стать разбойником, но лишь потому, что не знал, кто такие пираты. Ведь дальние родственники, строившие лебединые корабли, не захотели ни рассказать ему, как эти самые корабли построить, ни просто взять с собой бороздить просторы морей.

— Подлецы, якорь им в печенку! Надо было брать их корабль на абордаж! — соглашались умбарцы, искренне не понимая, как можно не пустить в море того, в чьих ушах звучит его зов (и промышлявшие грабежом поколений так тридцать).

Келегорм, а был это именно он, заверил завсегдатаев таверны, что он так и сделал, снискав для себя и сородичей уважение и почет. Узнай Финрод о подобной трактовке случившегося в Альквалонде, он бы долго качал головой. Как бы то ни было, он получил готовый к отплытию корабль без лишних вопросов, поднял паруса и растворился в закатном золоте.

Владычице уже который месяц было грустно, серо и маятно. Келеборн в очередной раз пропадал на севере у Трандуила. Лес не радовал, стихи не складывались, узнавать, что там у соседей, и вовсе не хотелось. Мэлорны шелестели листвой, но она давным-давно не пыталась заговорить ни с одним из старых знакомых деревьев. Можно, конечно, было сходить к энтам. Но в последний раз они так заговорили ее, что даже рябинки, которые росли кругом по краю заповедной поляны, принялись гневливо махать гривами и обстреливать энтов ягодами. «С меня хватит», — внезапно решила Владычица, послала Келеборну на север письмо и отправилась в Серебристые Гавани. Затворилась в каюте и не собиралась выходить до самого прибытия, если бы не крик впередсмотрящего: «Умбарский пират перекрывает нам выход из горла бухты!»

Попытка притвориться чайкой и пролететь под носом у морского волка кончилась полным провалом.

— Значит, вы все же не Саурон! — воскликнула Владычица. — Он бы не нарядился так даже за три эльфийских кольца, преподнесенных на блюде с каемкой.

— Вы очень проницательны, — изящно склонил голову ее собеседник, решивший, что тискать сестрицу в объятиях, стоя среди пиратского экипажа, будет скверной идеей. Финрод машинально поправил черный парик, надежно скрывавший его золотистые волосы, решая, как бы половчее растолковать происшедшее. На мгновение взглянув на собеседницу, он качнулся с носков на пятки и принялся объяснять: — Да, случилось что-то из ряда вон. Я глазам своим не поверил — орки в Мандосе с просьбой помочь униженному и угнетенному народу, отрядив им нового Властелина! Как выяснилось, муштра в школе изящных искусств под руководством сбрендившего эльфа с арфой наперевес способна выправлять Искажение, привнесенное Мелькором и Сауроном. Надо ли говорить, какой поднялся переполох! Осознав, что речь идет ни больше ни меньше как о выправлении Искажения орков, я загорелся и взял на себя руководство проектом.