Урожай в тот год был богатым, обильно рожала земля. Народ радовался, славил молодого князя Владимира Игоревича да молодую княгиню Свободу Кончаковну. Сына, родившегося в исходе следующей зимы, назвала Салкэ Бероглу, что означало «сын волка». А русское имя дали ему — Всеволод.

fandom Urban Fantasy Story 2015

— Ну, давай быстрее! — Катя постучала носком туфли по школьному рюкзаку, лежащему посередине прихожей.

За рюкзаком на полу сидел её младший брат. Он вел неравный бой со шнурками ботинок. Шнурки не поддавались, Митя пыхтел, бросая жалобные взгляды то на сестру, то на маму, стоящую в дверях кухни с полотенцем. Никто не собирался ему помогать.

— Блин! — Катя выразительно взглянула на часы. — Мам, я пошла!

— Екатерина! — с мамой сейчас лучше было не спорить. — Ты провожаешь брата до класса. И без капризов, пожалуйста!

Катя пожала плечами. Если бы она провожала брата до двери кабинета, её бы давно задразнили мамашкой, курицей или ещё как-нибудь. И Мите было бы тоже несдобровать, даром что в первом классе. Поэтому брат с сестрой, входя на школьную территорию, сразу же делали вид, что друг с другом не знакомы. Митя тут же пулей улетал в раздевалку, а Катя неспешно заворачивала за угол, где тусовалась компания девочек из их параллели. Если погода была плохой, девчонки сидели на лестничной площадке, ведущей к актовому залу на четвертом этаже. Там можно было узнать самые последние новости, посплетничать и разжиться шпорами для контрольных. Только с тех пор, как младший брат пошел в школу, Катя частенько приходила к самому звонку и большая часть социальной жизни класса проходила мимо неё. Как-то она даже пропустила очень важную новость: девчонки договорились не общаться с Аней Смирновой, потому что накануне она отказалась решать второй вариант по физике для Вики, а Катя, как назло, с ней заговорила. Пришлось потом объясняться, извиняться и прятаться в туалете от Ани, которая ещё долго думала, что Катя за неё.

Митя наконец-то справился со шнурками. Катя подумала, что на месте родителей она давно купила бы брату ботинки на липучках, но мама решила быть твёрдой. К тому же, как подозревала Катя, с деньгами у них было опять не очень.

Катя с братом спустились со второго этажа двухэтажного дома. Мама закрыла за ними дверь. Деревянная лестница поскрипывала, пока Митя шагал вниз. На улице ощутимо похолодало.

— Бегом! — скомандовала Катя, опять поглядев на часы. — Если ты так и будешь телиться, точно опоздаем. Она, не оглядываясь на брата, зашагала по разбитой асфальтовой дорожке по направлению к шоссе.

Ну, по правде, это было не совсем шоссе, а неширокая, но довольно оживленная улица, в конце концов выходящая на загородную дорогу. На одной её стороне находился современный квартал со стадионом и школой, куда ходили Катя и Митя, а на другой — старые двухэтажные дома, деревянные, покрытые облезающей штукатуркой, почти развалившиеся — «народная стройка». Что это такое, Катя не вполне понимала, да и не очень-то интересовалась. Всю её сознательную жизнь родители мечтали отсюда переехать и копили деньги на новую квартиру в хорошем районе. Любимой маминой присказкой была фраза «Вот когда у нас будет новая квартира…», за которой шли слова о том, что они сделают: купят машину, поедут отдыхать в Турцию, отправят Митю в летний лагерь, а Катю — на курсы английского. Только никакой квартиры в ближайшем будущем им не светило, и Катя потихоньку начинала думать, что переезд — это всего лишь предлог для того, чтобы отказать им с Митькой во всех, даже самых простых и недорогих, удовольствиях вроде похода в кино, катания на колесе обозрения или картошки фри.

Катя потихоньку оглянулась. Брат, поддёргивая рюкзак, трусил сзади. Она немного замедлила шаг, давая Мите возможность её догнать. До шоссе ещё далеко, и никто их не увидит: большинство катиных одноклассниц жили по ту сторону дороги. Митька догнал сестру, опять подтянул рюкзак и вцепился ей в руку. Катя поджала губы, но освобождаться не стала.

От квартала «народной стройки» разбитая полоска асфальта поднималась к синей решётке, заросшей кустами. После узкого прохода асфальт становился получше и поровнее, дорожка расширялась, но с двух сторон почти до самого шоссе к её краям прижимались два забора. Один — кованый, обсаженный невысокими, тщательно подстриженными кустами, за которыми виднелись аккуратные тропинки и клумбы, а вдалеке — каменное здание со стеклянными дверями. Там была специальная больница для стариков. Пациенты летом сидели в креслах у здания, иногда гуляли по тропинкам, почти не обращая внимания на идущих мимо забора людей.

С другой стороны к тропинке подбиралась ржавая, в хлопьях отставшей синей краски решетка, кое-как заваренная, с натянутой поверх такой же ржавой сеткой. Кусты за ней никто не стриг, и они разрослись, нависая над асфальтом. Что там находилось — Катя не знала. В школе ходили слухи, что это ограда больницы для психов или тюрьмы для сексуальных маньяков, а ещё — что за синим забором в специальной лаборатории держат покойников, которые превращаются в зомби. Хотя всё это враки, конечно. Краем уха она слышала, что когда-то там был санаторий для больных туберкулёзом, и поэтому туда лазить нельзя: вроде как зараза осталась в земле, и, если зайти, то непременно заболеешь. Ну не то чтобы Кате хотелось попасть за забор: ничего интересного там нет, дом какой-нибудь заброшенный, думала она. А вот мальчишки из начальных классов, говорят, летом туда лазили, вернулись бледные и слегка заикающиеся, а потом ещё и получили втык от родителей. Во всяком случае, ничего удивительного в том, что брат всегда хватал её за руку, пока они шли по тропинке между заборов, Катя не видела. Она когда-то сама по несколько минут стояла перед проходом, дожидаясь кого-нибудь из взрослых или, если никого на дорожке не было, зажмурившись и задыхаясь от тяжести рюкзака с учебниками, бежала до самого шоссе.

В школу они успели до звонка. Вот только за углом уже никого из девчонок не было, и, постояв на крыльце пару минут, Катя отправилась в класс.

У окна Лера Мальцева что-то говорила Ане Смирновой. Катя их заметила, когда шла к своему месту. Значит, бойкот отменен? Что, интересно, случилось? Наверное, опять контрольная по физике. Мальчики кучей сидели на двух партах среднего ряда, тесно сдвинув головы. Что они там обсуждали, видно не было.

— Привет! Ну что твои говорят? Когда переезжаете? — Катя вздрогнула и оглянулась. Это была другая Катя, лениво качавшая тетрадкой. Уж она точно мечтала о том, чтобы Лапины получили квартиру где-нибудь подальше. Тогда она осталась бы единственной Катей. Хотя им ещё относительно повезло: три-четыре девочки с таким именем были в каждом классе предыдущей параллели. А мама говорила, что у неё было шесть одноклассниц по имени Лена. Вот жесть, наверное.

— Не знаю. — Катя пожала плечами, — Родители опять молчат.

— Жа-а-ль, — протянула её собеседница, — вот тебе обидно, а?

Катя снова пожала плечами: мол, ну что тут поделаешь? В который раз она готова была стукнуть себя по макушке за болтливость. Надо же было ляпнуть два года назад, что они скоро уедут из своей «народной стройки». Сначала ей сочувствовали и постоянно «провожали» в другую школу. А теперь ещё немного — и начнут подкалывать этим переездом, чего доброго и нищебродкой дразнить начнут — деньги на поездку в Муром Лапина так и не сдала.

— Слушай, — разговор надо было срочно перевести на что угодно, — ты говорила, что у тебя отец архитектор?

— Ну да, а что?

— А ты не знаешь, что у нас с той стороны за синим забором?

— А зачем тебе?

— Мелкий стремается мимо ходить. Ему наплели, что там тюрьма для психов.

— Неа, точно не тюрьма. Тогда бы забор был повыше, и охрана, и вышки, и стреляли бы…