— А ты знаешь, где Митя?
Он беспомощно покачал головой:
— Ушёл, наверное. Или в тумане заблудился.
— А вы с ним можете… Как-нибудь обратно, а? — у Кати заколотилось сердце от надежды, что ещё можно всё исправить.
— Нет, проход закрыт.
— Можно перелезть.
— Другой проход, — он выразительно посмотрел на Катю и покрутил пальцем у виска, — соображать надо.
— Жаль.
Мимо прошла пожилая женщина с сумкой. Он проводил её взглядом, забрал у Кати рюкзак и медленно пошёл вдоль забора.
— Знаешь, пока я там был, в тумане, я больше всего хотел выйти домой, но только на год назад. Чтобы прийти, а мама дома, сидит в гостиной, чай пьёт, смеётся. Чтобы всё было как раньше. Чтобы она была живая, а у меня не было младшей сестры. Кому нужны сёстры? Я всё шёл, шёл, а потом услышал, как ты кричишь. Мне показалось, что это меня зовут, и я пошёл на голос. Вышел, а там… Ну я просто сел и стал смотреть, как они едут. Здорово было. Я уже хотел обратно, но туман развеялся. А потом я увидел её. Я подумал, что всё правильно — это моя мама, она живая, я её нашел, а то, что всё странное — так это ничего, так и должно быть, ведь она же умерла сначала, да? А может, и я умер, и мы с ней в раю, правильно? Только папа не умирал, а у меня нет старшей сестры. Младшая есть, совсем ещё… мелкая.
Катя приобняла его за плечо, притянула к себе. Какое-то время они так и стояли, у самого конца двух заборов. Впереди был только узкий проход к «народной стройке».
— Понимаешь… — это был второй трудный вопрос, — если и ты пропадёшь, маме будет совсем плохо. Она ведь думает, что ты — Митя. Не знаешь, я смогу туда попасть? Может, найду его, а?
— У тебя больше метки нет.
— Метки?
— Колючка, помнишь? Я думаю, что это и была метка. Туда тебя больше не пустят.
Он помолчал ещё немного и добавил:
— И меня тоже.
Катя отпустила его плечо и развернулась к нему лицом. У него были митины нос, глаза и уши, но он был другим, и с этим ничего нельзя было сделать. Интересно, подумала она, а мама догадывается, что это не её сын? Или не догадывается? Или делает вид, что ничего не замечает? Или…
— А как тебя звали? Ну, дома.
Он усмехнулся и шмыгнул носом. В этот момент он был совсем не похож на брата.
— Митя.
Катя хмыкнула. Оставался только один путь.
— Хочешь с нами — пошли.
Она шагнула к узкому заледеневшему проходу между заборов. Протянула руку.
— Если пойдешь — я помогу.
— Почему?
— Я — твоя сестра. Зачем ещё нужны сёстры?
кузина-белошвейка
Дело о застреленном бродяге
Выстрел в особняке на холме раздался около полуночи. Полиция приняла звонок несколько минут спустя. Какой-то бродяга забрался во владения семьи Голдберг, надеясь поживиться. На шум из спальни вышла миссис Голдберг, он попытался заставить ее замолчать, но та прихватила пистолет, и всё закончилось довольно быстро. Газеты в основном возмущались расплодившимся количеством бездомных и превозносили отважную женщину, вставшую на защиту своего имущества.
Меня эти новости не особо заинтересовали. С такими деньгами и именем любой адвокат легко докажет самооборону. Так что я закрыл газету и занялся кроссвордом на последней странице.
Я как раз бился над седьмым словом по горизонтали, когда она вошла. Девушка была одета в темно-серый костюм, никаких украшений. Держалась она спокойно.
— У вас было открыто, — сказала она, — можно сесть?
— Прошу, — я кивнул на стул и отложил газету.
Она села и сцепила руки в таких же серых перчатках в мертвый замок.
— Меня зовут Элиана Голдберг. Мне нужен детектив. Мистер Веспер, так?
— Всё верно.
— Вы уже читали, что случилось у нас в доме? — она дождалась моего кивка. — Мама выстрелила и… я не видела, меня не пустили. Этому бродяге попали в лицо. Я хочу, чтобы вы узнали, кто он был. Ведь можно же что-то узнать?
Я просто смотрел на нее. Быть спокойной ее, вероятно, учили с пеленок. Глубже дышать, когда хочется кричать во весь голос. Медленнее двигаться, вместо того, чтобы разбить вазу о чью-нибудь голову. Но сейчас это спокойствие давало трещину.
— Я заплачу! — она истолковала мое молчание по-своему и расстегнула застежку сумочки. — Я уже совершеннолетняя, не сомневайтесь, могу распоряжаться своим счетом.
— Чего именно вы хотите, мисс Голдберг?
— Пожалуйста — Элиана… — Вам жаль, что у этого бедняги не будет имени на надгробной плите? Или вы желаете отправить мать за решетку?
Тут её лицо приняло такое выражение, что я порадовался, что в офисе нет ни одной вазы. Но она справилась. Поправила шляпку и даже попыталась улыбнуться.
— Я боюсь за маму. Ей начали угрожать несколько месяцев назад. Что, если это не случайный грабитель? Я хочу знать, что происходит. Мы с Оскаром уже не дети.
— Ваш брат заодно с вами?
— Он не знает, что я к вам обратилась. Никто не знает.
Дела в последнее время шли не то чтобы хорошо, особенно когда границы города снова поменялись из-за атаки с реки. Я бы мог сказать, что эта затея плохо пахнет, но, положа руку на сердце, как будто у меня было хотя бы одно дело, о котором приятно вспомнить. Я вздохнул: главная часть.
— Я постараюсь узнать имя человека, застреленного в вашем доме. Если поиск ничего не даст или вы потребуете его прекратить, верну вам гонорар, кроме того, что уже потратил. Если то, что я узнаю, будет затрагивать кого-то из членов вашей семьи — вы первая узнаете об этом. Ставить в известность полицию или нет — решать вам. Сумма стандартная. Вас устраивает?
— Я выпишу чек.
— Можете отдать позже.
— Нет, я знаю правила, — она вынула из сумочки чековую книжку и ручку, быстро вписала сумму, расписалась, оторвала страницу. — Возьмите.
Рука с зажатым чеком почти не дрожала. Я взял его с другой стороны и дождался, пока не появится печать. Сделка состоялась.
— Так кто и почему может угрожать вашей матери?
— Не знаю. Пользы от меня мало. После смерти отца она сама ведёт все дела, говорит, что нам с Оскаром надо вникать в них постепенно. Просто она из тех людей, кто предпочитает все делать сам.
— А ваш отец давно умер?
— Почти пятнадцать лет назад. Мне было четыре года, Оскару — еще меньше. Крушение парома, тогда очень много человек погибло.
— Понятно. Как вы узнали, что ей угрожают?
— Письма. Я видела два, думаю, их было больше. В первом было написано «Расплата близка», во втором — только «Он идёт».
— «Он»?
Она пожала плечами. Девушка из особняка спустилась в город, преодолевая опасности, добралась до двери детектива, и тут оказалось, что это еще не все.
— Тогда я начну с выяснения имени. Наведаюсь в полицию, вечером позвоню вам, расскажу, как успехи.
Она встала и на этот раз протянула мне руку.
— Я рассчитываю на вас, мистер Веспер.
«Наведаться в полицию», конечно же, не означало, что я войду с главного входа, усядусь перед начальником отделения, мы выпьем кофе, поболтаем о шансах Цикады Демптона на победу в боксерском матче, а на дорогу мне отдадут папку, где будут бережно сложены все сведения о застреленном бродяге. О нет. Преступники вредят гражданам, копы ловят преступников, но никто из них не любит частных детективов. Да мы и сами друг друга недолюбливаем, такие вот дела. У нас даже своего клуба нет.
Верный человек в полиции обещал дать мне пролистать дело о взломе особняка Голдбергов, а пока до встречи с ним оставалось время, я отправился в морг.
Смерть всегда рядом, поэтому мы не смотрим слишком внимательно. Поэтому не обращаем внимания на знаки, выведенные над каждым входом, на бледную траву, пробивающуюся сквозь плиты. Сжигаем своих мертвецов и обходим стороной кладбища. Если не смотреть, не видеть, тогда, возможно, не увидят уже тебя. Возможно.