На другом берегу небольшого ручья, впадающего в главную реку, его внимание привлекли пещеры в известняковых скалах. Темные, но странно манящие пещеры с их древними гравюрами и картинами привлекали в эту долину ученых и туристов. Туристическое бюро назвало его «Колыбелью человечества». По их словам, это была та часть Европы, которая могла претендовать на самый длительный период постоянного проживания людей.

Во время ледниковых периодов и периодов потепления, наводнений, войн и голода люди жили здесь сорок тысяч лет. Бруно, который напомнил себе, что есть еще много пещер и картин, которые ему действительно следует посетить, в глубине души чувствовал, что понимает почему.

Внизу, на берегу реки, он увидел, что сумасшедшая англичанка поит свою лошадь после утренней прогулки верхом. Как всегда, она была безупречно одета: блестящие черные сапоги, кремовые брюки для верховой езды и черный жакет. Ее каштановые волосы выбивались из-под аккуратной черной шляпы для верховой езды, как лисий хвост. Он лениво задавался вопросом, почему ее называют сумасшедшей. Она всегда казалась ему совершенно вменяемой и, похоже, неплохо зарабатывала на содержании своего маленького гостевого домика. Она даже говорила на понятном французском, чего нельзя было сказать о большинстве англичан, обосновавшихся здесь.

Он посмотрел дальше на дорогу, идущую вдоль реки, и увидел несколько грузовиков, везущих местных фермеров на еженедельный рынок. Скоро ему пора было заступать на дежурство. Он достал единственное оборудование, с которым никогда не расставался, — сотовый телефон, и набрал знакомый номер вокзала.

«Есть какие-нибудь признаки их присутствия, Мари?» — спросил он. «Вчера они напали на рынок в Сент-Алвуре, так что они в этом районе».

«Не прошлой ночью, Бруно. Просто остановились обычные ребята из музейного проекта и испанский водитель грузовика», — ответила Мари, которая управляла небольшим отелем у вокзала.

«Но помните, после того, как они были здесь в прошлый раз и ничего не нашли, я слышал, как они говорили об аренде машины в Периге, чтобы сбить вас со следа. Чертово гестапо!»

Бруно, который был предан своему местному сообществу и его мэру, а не номинальным законам Франции, особенно когда они на самом деле были законами Брюсселя, постоянно играл в кошки-мышки с инспекторами из Европейского Союза, которым было поручено обеспечивать соблюдение правил гигиены ЕС на рынках Франции.

Гигиена — это все очень хорошо, но местные жители коммуны Сен-Дени делали свои сыры, паштеты из фуа-гра и свиные рулеты на протяжении столетий, прежде чем о ЕС даже услышали, и им не нравилось, когда иностранные бюрократы указывали им, что они могут продавать, а что нет. Вместе с другими сотрудниками муниципальной полиции региона Бруно разработал сложную схему раннего предупреждения, чтобы предупредить продавцов рынка об их визитах.

Инспекторы, известные как гестапо в той части Франции, которая очень серьезно относилась к своему патриотическому долгу противостоять немецкой оккупации, начали свои визиты на рынки Перригора на служебном автомобиле с красными бельгийскими номерами. Во время их второго визита, к тревоге Бруно, все шины были проколоты. В следующий раз они приехали на машине из Парижа с контрольным номером «75» на номерном знаке. Эта машина тоже подверглась обработке Сопротивления, и Бруно начал беспокоиться, не выходят ли местные контрмеры из-под контроля. У него была хорошая идея, кто стоит за порезанными шинами, и он сделал несколько частных предупреждений, которые, как он надеялся, успокоят ситуацию. Не было никакого смысла в насилии, если система разведки могла гарантировать, что рынки были чистыми до прибытия инспекторов.

Затем инспекторы изменили свою тактику и приехали поездом, остановившись в местных привокзальных гостиницах. Но это означало, что их легко могли заметить владельцы отелей, у которых у всех были двоюродные братья или поставщики, готовившие кроттини из козьего сыра и фуа-гра, домашние джемы, масла, приправленные грецкими орехами и трюфелями, а также кондитерские изделия, которые превратили этот уголок Франции в самое сердце национальной гастрономической культуры. Бруно, при поддержке своего босса, мэра Сен-Дени, и всех избранных членов совета коммуны, даже коммуниста Монсуриса, счел своим долгом защищать своих соседей и друзей от брюссельских идиотов. Их представление о еде остановилось на моллюсках и картофельном пюре фри, и даже тогда они подмешивали отличный картофель в промышленный майонез, который у них не хватало терпения приготовить самим.

Итак, теперь инспекторы попробовали новый подход, арендовав машину на месте, чтобы им было легче организовать засаду и последующее бегство с неповрежденными шинами. Вчера им удалось выписать четыре штрафа в Сент-Альвуре, но они не добились бы успеха в Сен-Дени, чей знаменитый рынок насчитывает более семисот лет. Нет, если бы Бруно имел к этому какое-либо отношение.

Бросив последний взгляд на вверенный ему маленький райский уголок, Бруно глубоко вдохнул родной воздух и приготовился к предстоящему дню.

Забираясь обратно в свой фургон, он подумал, как всегда в погожие летние утра, о высказывании немца, сказанном ему каким-то туристом: «самая вершина счастья — это жить во Франции как Бог».

Бруно никогда не считал, но каждое утро в базарный день он, наверное, целовал сотню женщин и пожимал руки по меньшей мере стольким же мужчинам. Первой в это утро была Толстушка Жанна, как называли ее школьники. Французы, которые более других осведомлены о великолепных тайнах женственности, возможно, единственные люди в мире, которые ценят концепцию Джоли Лайд, некрасивой женщины, которой так комфортно в своей пышной фигуре и так радостно в душе, что она становится очаровательной. А Толстая Жанна была Джоли лейд, около пятидесяти лет, почти идеально круглой формы. Она ни в коем случае не была красавицей, но жизнерадостной женщиной, чувствовавшей себя в ладу с самой собой. Старая коричневая кожаная сумка, в которую она собирала скромные деньги, которые каждый владелец ларька платил за привилегию торговать на рынке Сен-Дени, тяжело ударилась о бедро Бруно, когда Жанна, взвизгнув от удовольствия увидеть его, с удивительной быстротой повернулась и подставила щеки для поцелуев в ритуальном приветствии. Затем она угостила его свежей клубникой из ларька мадам Верниет, и Бруно оторвался, чтобы поцеловать плутоватую вдову старого фермера в обе сморщенные щеки в знак приветствия и благодарности.

«Вот фотографии инспекторов, которые Джо-Джо сделал вчера в Сент-Алвуре».

Сказал Бруно Жанне, доставая из нагрудного кармана несколько распечаток. Накануне вечером он заехал к своему коллеге-муниципальному полицейскому, чтобы забрать их. Они могли быть отправлены по электронной почте на компьютер мэрии, но Бруно был осторожным человеком и считал рискованным оставлять электронный след своей секретной разведывательной операции.

«Если увидишь их, позвони мне. И раздай копии Ивану в кафе, Жанно в бистро и Иветт в табаке, чтобы они показывали их клиентам. А ты пока иди в ту сторону и предупреди владельцев ларьков на дальней стороне церкви. Я позабочусь о тех, кто идет к мосту».

Каждый вторник, начиная с 1346 года, когда англичане захватили в плен половину дворянства Франции в битве при Креси и семье гран-Брилламон пришлось собирать деньги, чтобы заплатить выкуп за своего сеньора, в маленьком перригорском городке Сен-Дени еженедельно проводится ярмарка. Горожане собрали королевскую сумму в пятьдесят ливров серебром для своего феодала и, взамен, добились права держать рынок, разумно понимая, что это гарантирует средства к существованию крошечной общине, удачно расположенной там, где ручей Ле Мозен впадает в реку Везер — сразу за тем местом, где из текущих вод торчат остатки старого римского моста. Всего одиннадцать лет спустя наказанные дворяне и рыцари Франции вновь пришпорили своих неуклюжих лошадей против английских лучников и их длинных луков и были убиты толпами. После битвы при Пуатье сеньора де Брилламона пришлось снова выкупать у победоносных англичан, но к тому времени рыночные налоги собрали достаточно средств, чтобы старый римский мост был грубо восстановлен. Итак, еще за пятьдесят ливров горожане выкупили у семьи Брилламон право взимать плату за проезд по мосту, и благосостояние их города было обеспечено навсегда.