«Ну, да».

Бруно выпрямился во весь рост, нахмурился и произнес самым официальным тоном.

«Я предлагаю, пока я звоню родителям мальчика, чтобы сообщить им о насильственном задержании их сына за подозрительное хранение картофелины… «Он сделал паузу, чтобы до него дошла абсурдность этого заявления, «я также обязан как представитель закона проинформировать родителей об их праве подать официальную жалобу на лиц, ответственных за то, что может быть незаконным арестом несовершеннолетнего. Итак, на данный момент я бы посоветовал вам связаться со своим начальством, чтобы выяснить, в чем именно заключаются ваши личные полномочия и ответственность в подобных вопросах, и возьмет ли ваш департамент на себя любые юридические расходы, которые вы, вероятно, понесете. Это включает в себя любую ответственность, которую вы, к сожалению, могли навлечь на жандармов, если незаконный арест действительно будет установлен. Я уверен, что вы не хотели бы обвинять капитана Дюрока и его людей, которые явно действовали в лучших и наиболее эффективных традициях жандармерии, если это так.»

Кто-то в толпе протяжно, одобрительно присвистнул в знак одобрения его выступления, а затем Бруно торжественно открыл карман рубашки и достал карандаш и блокнот, в которых он записал список утренних покупок. «Мне лучше официально зафиксировать это уведомление», — сказал он. «Итак, джентльмены, могу я, пожалуйста, взглянуть на ваши удостоверения личности вместе с любыми документами, подтверждающими ваши законные полномочия?» — да, и еще, капитан Дюрок, — продолжал он, — нам, очевидно, понадобится фотоаппарат, чтобы сфотографировать руку и плечо этого мальчика, которые вы так крепко сжимали. Вы понимаете, это просто формальность, призванная защитить вас лично от любых злонамеренных обвинений в жестоком обращении в результате того, что вас подкупили к тому, что, весьма вероятно, является делом о незаконном аресте».

Последовало долгое молчание, а затем капитан отпустил руку мальчика. Парень разрыдался, подбежал к Бруно и уткнулся лицом в свежевыстиранную рубашку полицейского.

«Ну, возможно, мы немного поторопились…» — начал более серый из двух серых мужчин. «Но повреждение нашей машины — серьезное дело».

«Действительно, сэр, именно поэтому мы должны действовать в соответствии с буквой закона», — сказал Бруно. «Мы все пойдем в жандармерию, где вы подадите свою жалобу, и я приведу родителей и, возможно, их законного представителя, и больше не будет необходимости в свидетелях, поскольку мы с мэром видели арест и насильственное изъятие этого маленького мальчика из окна офиса мэра».

«Мой начальник полиции абсолютно прав», — сказал мэр из-за плеча Бруно. «Мы видели все это, и я должен заявить, что я глубоко обеспокоен тем, что несовершеннолетний член нашего сообщества может быть арестован таким образом на основании того, что кажется самой надуманной уликой. Как мэр Сен-Дени и сенатор Республики, я оставляю за собой право довести этот вопрос до сведения вашего начальства.»

«Но если мы не предъявим обвинения, мы будем нести ответственность за повреждение машины», — заблеял молодой седой мужчина.

«Заткнись, дурак», — прошипел его напарник, который был заметно потрясен, когда мэр упомянул, что он также сенатор, и повернулся к Бруно и Мангину. «Месье мэр, месье шеф полиции, мой капитан, позвольте мне поздравить вас с эффективностью и здравым смыслом, которые вы проявили, чтобы уладить это маленькое недоразумение. Я думаю, что для всех нас было бы целесообразно оставить это дело в покое, и мы продолжим выполнять наши обязанности в других частях региона».

Он слегка поклонился, крепко взял своего спутника за локоть и поспешно, но все еще с достоинством покинул рынок.

«Чертово гестапо», — сказал мэр, и глаза Дюрока расширились.

Бруно наклонился и взъерошил волосы мальчика. «Где ты научился этому трюку с картошкой?» — спросил он.

«От моего прадеда. Он сказал мне, что так поступали с немецкими грузовиками в рядах Сопротивления».

Сад Бруно был спланирован с расчетом на десятилетия. Когда мэр впервые показал ему маленький каменный коттедж с только начинающей разрушаться крышей, с укрытыми деревьями на холме над ним и великолепным видом на юг, через плато, Бруно знал, что это место ему очень подойдет.

Старый пастух, который жил здесь, умер почти десять лет назад. Его наследники, уехавшие в Париж, пренебрегли уплатой скромных налогов, так что все перешло в руки Коммуны, то есть в распоряжение мэра. Они прошли по широкому участку неровного дерна, который должен был стать лужайкой Бруно и его террасой, обошли заросший огород и рухнувший курятник и осторожно сняли гниющую деревянную крышку с колодца. Каменная кладка все еще была прочной, а вода свежей. Балки старого сарая за коттеджем были из цельного каштана и прослужат вечно, а колея для телег от дороги до коттеджа, хотя и изрытая колеями и заросшая, была легко проходимой. Они измерили размеры помещения: двенадцать метров в длину и восемь в глубину.

Внутри была одна большая комната и две маленькие, а также остатки лестницы, которая вела на чердак под крышей.

«Площадь участка составляет четыре гектара, но для этого потребуется много работы», — сказал мэр.

«У меня будет время», — ответил Бруно, уже представляя, как это могло бы быть, и задаваясь вопросом, хватит ли его армейских чаевых, чтобы купить этот собственный дом. Он не родился в сельской местности и плохо представлял, что такое четыре гектара земли.

«Земля простирается до подножия холма позади, в том лесу, примерно в ста метрах справа и вниз к ручью под нами», — объяснил мэр. «Мы не можем законно продать это место, если оно не пригодно для жилья, а это значит, что коммуне придется провести электричество, но вам придется починить крышу и вставить несколько окон, прежде чем мы сможем заключить контракт. Это ваш риск. Если меня отстранят от должности на выборах, вы, возможно, сделали всю работу впустую. Я не могу обещать, что мой преемник выполнит условия сделки, но мы могли бы заключить долгосрочное соглашение об аренде, привязанное к должности начальника полиции».

Бруно, всего несколько месяцев проработавший муниципальным полицейским Сен-Дени, был уверен, что мэр будет переизбран в Сен-Дени до тех пор, пока он дышит, и, вероятно, даже если этого не произойдет, поэтому они обменялись рукопожатием, и он приступил к работе. Была весна, поэтому, чтобы сэкономить на арендной плате, Бруно переехал в сарай с раскладушкой, спальным мешком и походной печкой и пришел насладиться свежестью утреннего душа — вылил на голову ведро воды из колодца, быстро намылил, а затем еще одно ведро, чтобы ополоснуться. Это был способ, которым он и его подразделение соблюдали чистоту при маневрах. Свои первые выходные и все вечера он провел за расчисткой старого огорода и постройкой нового забора из мелкоячеистой проволоки для защиты от кроликов. Затем, с радостным чувством выполненной миссии, он начал сажать картофель, кабачки, лук, листья салата, помидоры и зелень.

Он исследовал рощицу за огородом и нашел дикий чеснок. Позже, осенью, он обнаружил большие коричневые белые грибы, а под одним из белых дубов заметил стремительное движение крошечной мухи, которая сигнализировала о присутствии трюфелей на его участке. Под газоном, который щедро простирался до фасада его нового дома, росли живые изгороди из малины и черной смородины и три старых и выдающихся ореховых дерева.