«Дети», — повторил Бруно. Он надеялся, что это не займет слишком много времени. Он должен был внести поправки в контракт на публичный фейерверк четырнадцатого июля, и он должен был быть в теннисном клубе в шесть часов вечера.

«Я очень хорошо знаю детей в этом городе, — продолжал он. «Я учу их регби и теннису и наблюдаю, как они растут, чтобы играть в городских командах. Я почти уверен, что за этим стоят дети, возможно, подстрекаемые своими родителями, но все же просто дети.

Из-за этого не будет арестов, никаких примеров французского правосудия, которые можно было бы продемонстрировать Брюсселю. Просто очень разгневанный город и много неудобств для вас».

Он подошел к буфету и достал два стакана и старинную бутылку.

«Могу я предложить вам бокал моего «вин де нуа», капитан? Одно из многочисленных удовольствий этого маленького уголка Франции. Я готовлю его сам. Я надеюсь, что вы разделите с нами небольшой аперитив во имя нашего сотрудничества». Он налил две здоровые порции и протянул одну Дюроку. «Теперь, — продолжал он, — у меня есть небольшая идея, которая может помочь нам избежать этих неприятностей».

На лице капитана отразилось сомнение, но к нему вернулся нормальный цвет.

Он неохотно взял стакан.

«Если, конечно, вы не хотите, чтобы я позвал мэра и вы могли изложить ему свое дело», — сказал Бруно. «И я полагаю, он мог бы приказать мне привести этих детей, но учитывая, что родители являются избирателями, а выборы на горизонте…» Он красноречиво пожал плечами.

«Вы сказали, что у вас есть идея». Дюрок понюхал свой бокал и сделал небольшой, но явно довольный глоток.

«Что ж, если я прав и это просто шалости каких-то детей, я мог бы поговорить с ними сам — и перемолвиться парой слов с родителями — и мы, вероятно, сможем пресечь это в зародыше. Вы можете доложить, что это была пара несовершеннолетних детей, и дело было улажено. Никакой суеты, никакой прессы, никакого телевидения. Никаких неприятных вопросов вашему министру в Париже».

Последовала долгая пауза, во время которой капитан пристально смотрел на Бруно, затем отвернулся к окну и сделал еще один задумчивый глоток своего напитка.

«Вкусная штука. Вы говорите, вы сами ее готовите?» Он снова отхлебнул. «Я должен познакомить вас с кальвадосом, который я привез с собой из Нормандии.

Возможно, вы правы. Нет смысла поднимать шумиху, если это всего лишь какие-то дети, при условии, что больше не будут порезаны шины. Тем не менее, мне лучше завтра кое о чем доложить префекту.»

Бруно ничего не сказал, но вежливо улыбнулся и поднял свой бокал, надеясь, что инспекторы еще не нашли картофелину.

«Мы, копы, должны держаться вместе, а?» Дюрок ухмыльнулся и наклонился вперед, чтобы чокнуться своим бокалом с бокалом Бруно. В этот момент, к раздражению Бруно, зазвонил его мобильный, лежавший на столе, знакомая трелевочная версия «Марсельезы». Вздохнув, он извиняющимся жестом пожал плечами в сторону Дюрока и направился, чтобы поднять его.

Это был Карим, он тяжело дышал, его голос был пронзительным.

«Бруно, иди скорее», — сказал он. «Это дедушка, он мертв. Я думаю — я думаю, его убили». Бруно услышал рыдание.

«Что вы имеете в виду? Что случилось? Где вы?»

«У него дома. Я поднялся, чтобы пригласить его на ужин. Повсюду кровь».

«Ничего не трогай. Я приеду, как только смогу». Он повесил трубку и повернулся к Дюроку. «Что ж, мы можем забыть о детских шалостях, мой друг. Похоже, у нас на руках настоящее преступление. Возможно, убийство. Мы возьмем мою машину. Одну минуту, я позвоню помпье».

«Помпье?» — спросил Дюрок. «Зачем нам нужны пожарные?»

«Здесь работает служба экстренной помощи. Возможно, для скорой помощи уже слишком поздно, но такова форма, и нам лучше поступить по правилам. И вы захотите сообщить об этом в свой офис. Если это действительно убийство, нам понадобится Национальная полиция Периге.»

«Убийство?» Дюрок поставил свой стакан. «В Сен-Дени?»

«Так было сказано в сообщении». Бруно позвонил в пожарную часть и дал им указания, затем схватил свою фуражку. «Поехали. Я поведу, а ты позвони своим людям».

Карим ждал их у дверей коттеджа с побелевшим лицом. Он выглядел так, словно его стошнило. Он отступил в сторону, пропуская Бруно и Дюрока, все еще одетых в парадную форму, внутрь.

Старику выпотрошили живот. Он лежал на полу с обнаженной грудью, кишки вываливались из глубокой раны в животе. В помещении ими воняло, и уже жужжали мухи. Кровь действительно была повсюду, в том числе на груди старого араба образовалась густая лужа правильными линиями.

«Похоже, это какая-то закономерность», — начал Бруно, наклоняясь ближе, но стараясь не наступать ботинками на подсыхающие лужи крови вокруг тела. Это было нелегко разобрать. Старик лежал неловко, его спина была приподнята, как будто он опирался на что-то, чего Бруно не мог видеть из-за крови.

«Боже мой», — сказал Дюрок, вглядываясь пристальнее. «Это свастика. Это свастика, вырезанная на груди бедняги. Это преступление на почве ненависти. Расовое преступление.»

Бруно внимательно огляделся по сторонам. Это был небольшой коттедж — одна спальня, главная комната с большим старым каменным камином, которая одновременно служила кухней, столовой и гостиной, и крошечная ванная комната, пристроенная сбоку. Трапеза была прервана; половинка багета, немного колбасы и сыра лежали на единственной тарелке на столе, рядом с остатками бутылки красного вина и разбитым винным бокалом. Два стула были опрокинуты, а на стене криво висела фотография французской футбольной команды, выигравшей чемпионат мира 1998 года. Бруно заметил сверток ткани, брошенный в угол. Он подошел и посмотрел на это. Это была рубашка, все пуговицы на которой были оторваны, как будто одежду сорвали со старика. На нем нет крови, значит, это сделал кто-то достаточно сильный, прежде чем пустить в ход нож. Бруно вздохнул. Он заглянул в ванную и прибранную спальню, но не увидел там ничего необычного.

«Я нигде не вижу ни мобильного телефона, ни бумажника», — сказал он. «Возможно, он у него в кармане брюк, но нам лучше оставить это до прибытия криминалистов с места преступления».

«Она все равно будет залита кровью», — сказал Дюрок.

Вдалеке они услышали сирену пожарной машины. Бруно вышел на улицу посмотреть, сможет ли его телефон принимать сигнал так далеко от города. На экране мобильного телефона высветилась одна полоска из четырех, этого было вполне достаточно. Он позвонил мэру, чтобы объяснить ситуацию, и тогда, казалось, все произошло одновременно. Прибыли пожарные с оборудованием для жизнеобеспечения, и заместитель Дюрока подъехал на большом синем фургоне с еще двумя жандармами, один из которых был с большим, довольно старым фотоаппаратом. Другой нес большой рулон оранжевой ленты, чтобы обозначить место преступления. Внезапно вокруг стало многолюдно.