Это превратилось в приятную воскресную прогулку до вершины холма, примерно за километр до первых редких деревьев. Еще сотня метров по лесу и через гребень холма, и вот дом Хамида, метрах в пятистах или около того, и единственное здание в поле зрения. Они прошли по опушке леса и нашли небольшую полянку с мягким дерном, защищенную и уединенную, но с великолепным видом на плато — идеальное место для романтического свидания на свежем воздухе, подумал Бруно. Он внимательно осмотрелся и нашел под кустом несколько старых сигаретных окурков и разбитый винный бокал. Ему пришлось бы прислать сюда команду криминалистов.

Они возвращались к дому Памелы в основном молча и быстро допили то, что осталось от шампанского. Затем барон и Бруно удалились. Приятная атмосфера после тенниса стала мрачной. Они не планировали снова играть вместе, но Бруно решил, что всегда может позвонить. Сейчас неподходящее время, особенно когда тень убийства соседки нависла над домом Памелы и известно, что подозреваемые посетили ее, пользовались ее гостеприимством и играли на том же теннисном корте, где они провели такое приятное утро.

Судебный исполнитель, щеголеватый и явно амбициозный молодой парижанин по имени Люсьен Тавернье, которому, возможно, только что исполнилось тридцать, прибыл ранним утренним рейсом в аэропорт Периге. Бруно мгновенно невзлюбил этого человека, когда заметил, с каким хищничеством тот смотрел на инспектора Изабель на первой встрече следственной группы. Было сразу после восьми утра, и Изабель разбудила его телефонным звонком в полночь, чтобы сказать, что потребуется его присутствие. Бруно не хотел идти; ему нужно было организовать парад на полдень, и он не был членом следственной группы, но Джей-Джей специально попросил его быть там, чтобы объяснить новые улики, которые привели Ричарда Геллетро и Жаклин Куртемин в окрестности коттеджа Хамида. Если бы Бруно не позвонил Джей-Джею накануне, Ричарда бы уже освободили.

«Он сказал, что раньше ходил в лес, чтобы заняться сексом, и даже не заметил коттедж Хамида, так как у него были другие дела на уме», — сказал Джей-Джей. С растрепанными волосами и расстегнутым воротничком рубашки он выглядел так, словно почти не спал, когда жадно глотал ужасный кофе, который подавали в полицейском участке.

Сделав один глоток, Бруно отказался от своего пластикового стаканчика и вместо него пил воду из бутылок. Перед каждым человеком за столом переговоров лежали бутылка, блокнот, карандаш и отчет о последних допросах Джей-Джей, за исключением Тавернье, который пренебрег этими местными правилами вежливости.

«Ни у Ричарда, ни у Жаклин нет алиби на день убийства, кроме друг друга, и они утверждают, что были в постели в ее доме в Лалинде».

Джей-Джей продолжал. «Но теперь мы знаем, что она использовала свою кредитную карточку, чтобы заправить машину в гараже недалеко от Сен-Дени в одиннадцать сорок утра. Итак, во-первых, они оба лгут, а во-вторых, она, по крайней мере, могла быть на месте убийства. Это подтверждает улики, обнаруженные на следах шин по дороге к коттеджу Хамида, и мы ожидаем заключения судебно-медицинской экспертизы по окуркам, винному бокалу и использованным презервативам, найденным в лесу. Но в самом коттедже до сих пор нет четких свидетельств того, что они когда-либо заходили в это место. Пока это только косвенные улики, но, на мой взгляд, они четко указывают на них. Они были поблизости, если не обязательно на месте убийства. Я должен добавить, что у нас нет следов крови ни на их одежде, ни в ее машине. Но я думаю, у нас есть достаточно оснований продолжать их задерживать».

«Я согласен. У нас есть четкий политический мотив и возможность, а они лгут — совершенно независимо от наркотиков, — отрывисто сказал Тавернье, глядя на всех них сквозь свои большие и явно дорогие черные очки. Его не менее дорогой костюм был черным, как и вязаный шелковый галстук, и на нем была рубашка в фиолетовую и белую полоску. Он выглядел так, словно собирался на похороны.

На столе для совещаний перед ним были аккуратно разложены блокнот в черном кожаном переплете и ручка Mont Blanc в тон, самый тонкий сотовый телефон, который Бруно когда-либо видел, и компьютер, достаточно маленький, чтобы поместиться в кармане рубашки, на который, казалось, доставлялись его электронные письма. Телефон и компьютер лежали в неброских черных кожаных чехлах на его поясе. Бруно Тавернье казался эмиссаром развитой и, вероятно, враждебной цивилизации.

«Это довольно веское дело», — продолжил Тавернье. «У нас вообще нет других подозреваемых, и мой министр говорит, что в национальных интересах, чтобы мы быстро раскрыли это дело. Итак, если судебно-медицинская экспертиза из вудса установит, что они там, я думаю, мы могли бы предъявить официальные обвинения — если нет никаких возражений?»

Он сурово оглядел сидящих за столом, как бы призывая кого-нибудь из присутствующих бросить ему вызов. Джей-Джей наливал еще кофе, Изабель спокойно изучала свои записи. Секретарь полиции вела протокол. Еще одно яркое молодое создание из префектуры глубокомысленно кивнуло, а специалист по средствам массовой информации из Главного управления полиции Парижа, элегантная молодая женщина со светлыми прядями в волосах и в солнцезащитных очках, сдвинутых на лоб, подняла руку.

«Я могу назначить пресс-конференцию, чтобы объявить обвинения, но нам лучше выбрать время, чтобы успеть на выпуск новостей в восемь вечера. Затем у нас в полдень антирасистская демонстрация в Сен-Дени. Ты захочешь быть там, Люсьен?»

«Вы подтвердили, что министр будет там?» спросил он.

Она покачала головой. «Пока только префект и пара депутатов Национальной ассамблеи. Министр юстиции задержан на встречах в Париже, но я жду звонка из Министерства внутренних дел. Сегодня вечером у министра речь в Бордо, поэтому есть предположение, что он мог бы сначала прилететь сюда».

«Он это сделает», — сказал Тавернье с ноткой триумфа в голосе оттого, что первым узнал новости. «Я только что получил электронное письмо от коллеги из канцелярии министра.

Он вылетает в Бержерак и планирует быть в офисе мэра в Сен-Дени в половине двенадцатого. Мне лучше быть там». Он посмотрел на Джей-Джей: «У вас готова машина с водителем для меня?» Он с улыбкой повернулся к Изабель. «Может быть, этот ваш очаровательный инспектор?»

«Полицейская машина без опознавательных знаков и водитель-специалист-жандарм находятся в вашем распоряжении на все время вашего пребывания. Инспектор Перро будет занят другими обязанностями», — ответил Джей-Джей старательно нейтральным тоном. Джей-Джей был озлоблен, когда позвонил Бруно на мобильный рано утром, когда тот ехал из Сен-Дени. Молодой «горячий стрелок», как называл его Джей-Джей, был судьей всего три месяца. Сын высокопоставленного руководителя Airbus, который учился в Национальной административной школе одновременно с новым министром внутренних дел, юный Люсьен сразу после юридической школы два года работал в личном штате министра и уже был членом исполнительного комитета молодежного крыла политической партии министра. Очевидно, впереди маячила блестящая карьера. Он хотел бы, чтобы это дело было возбуждено в судебном порядке и осуждено с максимальной оперативностью и к полному удовлетворению его министра.

«После этой встречи я возвращаюсь в Сен-Дени, так что мог бы вас подвезти», — предложил Бруно.