«Могу я это сделать?» Спросил Броссейл. Обычно он был важным и довольно напыщенным человеком, но внезапно он выглядел опустошенным.

«Это европейский закон, и он действует во Франции. Они могут попытаться отрицать это, но просто бушуйте, кричите и угрожайте, и, прежде всего, не дайте Кариму ничего сказать, и мы вызовем адвоката по уголовным делам сюда, как только сможем. Просто не принимай «нет» в качестве ответа. И помни, весь город рассчитывает на тебя. И Карим тоже».

Броссейл, основной работой которого было составление завещаний и нотариальное оформление сделок купли-продажи имущества, расправил плечи, как солдат, и промаршировал в жандармерию.

«Ты должен доверять мне, Мому. Я должен сейчас пойти туда и попытаться помочь разобраться во всем, и я не могу допустить, чтобы разъяренная толпа кричала снаружи или врывалась внутрь». Он отпустил руль Мому и дал ему свой мобильный. «Позвони мэру. Это быстрый набор, так что просто набери номер один, а затем нажми зеленую кнопку, и ты свяжешься с ним. Мэр и я следуем стратегии, которую мы запланировали.

Поговори с ним, оставайся здесь и помоги успокоить людей. Рене, Жильбер — Я полагаюсь на тебя в том, что ты будешь держать ситуацию здесь под контролем». С этими словами Бруно последовал за Броссейлом.

Дверь в кабинет Дюрока была широко открыта, и крики разъяренных мужчин смешивались с звуковым сопровождением беспорядков из видео, транслировавшегося по телевизору. Дюрок стоял у своего стола и рычал на Броссейля, требуя, чтобы тот убирался, но маленький нотариус стоял на своем и сыпал в ответ страшными угрозами по поводу Европейского суда. Тавернье спокойно сидел за столом Дюрока, с веселым видом наблюдая за противостоянием. Карим сидел, сгорбленный и сбитый с толку, перед столом. Бруно оценил ситуацию, затем подошел к телевизору и выключил его. Броссель и Дюрок от удивления перестали кричать.

«Джентльмены, с вашего позволения», — сказал он. «У меня срочное сообщение для судебного пристава. Конфиденциальное дело». Он повернулся к Дюроку, тепло пожал ему руку и начал выводить за дверь. «Мой капитан, дорогой коллега, если бы вы были так добры, любезность вашего ведомства, всего лишь на минутку, я так благодарен…» Бруно продолжал бормотать вкрадчивые банальности, в то время как другой рукой схватил Броссейля за пальто и потащил его за собой, пока они оба не оказались в коридоре. Он высвободился, сказал Кариму, чтобы тот присоединился к своему адвокату в холле, и закрыл дверь. Он прислонился к ней спиной и внимательно посмотрел на Тавернье, на лице которого застыло сардоническое выражение.

«Мы снова встретились, месье шеф полиции», — насмешливо сказал Тавернье. «Очень приятно. Вы передали мне сообщение?»

«Старый друг и одноклассник вашего отца, сенатор Мангин, просит доставить ему удовольствие составить вам компанию», — сказал Бруно.

«Ах да, мэр Сен-Дени, компенсирующий разочарования своей политической карьеры в Париже управлением делами этого неспокойного маленького городка.

Мой отец рассказывает забавные истории о своем бывшем однокласснике. Очевидно, даже тогда он был не в себе. Пожалуйста, передайте мое искреннее почтение мэру, но в данный момент я задержан по судебному делу. Я буду рад встретиться с ним после того, как мои дела здесь будут завершены, вероятно, ближе к концу дня».

«Я думаю, что дело мэра гораздо более срочное, месье судья», — сказал Бруно.

«К сожалению, вы должны напомнить своему мэру, что закон никого не ждет. Пожалуйста, отправьте остальных обратно, когда будете уходить, но можете забрать с собой этого смешного маленького нотариуса».

«Вы правы насчет закона», — сказал Бруно. «Вот почему мы, не теряя времени, получили показания от наших уважаемых гостей, которые случайно стали свидетелями этого акта агрессии со стороны внешних агитаторов. Показания обоих генералов и министра. Я думаю, мэр хочет обсудить их с вами, прежде чем будут приняты какие-либо дальнейшие судебные решения».

«Очень умно», — сказал Тавернье после долгого молчания. «И я уверен, что показания очень лестно отзываются о роли нашего неуклюжего араба и начальника городской полиции».

«Я не знаю, месье. Я их не видел. Я знаю только, что мэр хочет обсудить их с вами в интересах оказания всей возможной помощи судебным властям».

«Примерно так же, как кто-то прислал сюда этого глупого маленького нотариуса, разглагольствующего о Европейском суде. Это твоих рук дело?»

«Я не понимаю, о чем вы говорите, месье. Я знаю, что ни один ответственный полицейский не станет препятствовать тому, чтобы кто-то воспользовался юридической консультацией, если его допрашивают. Я уверен, что вы с капитаном Дюроком согласились бы.»

«Сельский полицейский, который следует решениям Европейского суда», — усмехнулся Тавернье. «Это очень впечатляет».

«И Европейский суд по правам человека», — сказал Бруно. «Долг полицейского — обращать внимание на законы, которые он поклялся соблюдать».

«Закон беспристрастен, месье начальник полиции. Сторонним агитаторам, участвовавшим в беспорядках, грозит судебное преследование, как и местным жителям, которые отреагировали с неоправданной силой. И мы все еще пытаемся установить, кто был ответственен за начало насилия».

«В таком случае, месье, я уверен, что вы, не теряя времени, захотите ознакомиться с показаниями таких выдающихся свидетелей, как генералы и министр, поскольку мэр приглашает вас это сделать».

Последовало долгое молчание, поскольку Тавернье не сводил глаз с Бруно, и Бруно мог только догадываться о личных и политических амбициях, которые скрывались за спокойным выражением лица молодого человека. Его собственное лицо оставалось таким же неподвижным.

«Вы можете сообщить мэру, что я буду ждать его в кабинете в течение тридцати минут», — наконец сказал Тавернье и отвел взгляд.

«Мэр и я оба готовы поручиться за молодого человека, которого вы допрашивали до этого прискорбного перерыва», — сказал Бруно. «Мы гарантируем, что он будет доступен вам в любое время для дальнейшего допроса вместе с подходящим законным представителем».

«Очень хорошо», — сказал Тавернье. «Можете пока забрать своего буйного араба с собой. Я думаю, у нас есть все необходимые доказательства». Он вяло махнул рукой в сторону видеозаписи.

«Он такой же француз, как вы или я, но я запомню ваши слова». Бруно повернулся на каблуках и вышел. По дороге он забрал Карима и Броссейля, и Дюрок начал протестовать. Бруно просто посмотрел на него, указал на закрытую дверь кабинета Дюрока и сказал: «Спроси у вундеркинда там».

А затем они спустились по ступенькам и оказались на свежем воздухе, и толпа, собравшаяся на углу Рю де Пари, разразилась одобрительными возгласами, когда Мому радостно подбежал вперед, чтобы обнять Карима. Казалось, здесь присутствовало полгорода, включая двух старых врагов из Сопротивления, Башело и Жан-Пьера, оба они сияли. Бруно поблагодарил Броссейля, который был полон гордости за свое участие в разбирательстве и слишком взволнован, чтобы даже подумать о том, может ли он прислать кому-нибудь счет за свои услуги. Это удивило Бруно, который задавался вопросом, как долго продлится забывчивость Броссейля. Он хлопнул Карима по спине, и Мому с извиняющимся видом подошел, чтобы пожать ему руку.