Поскольку она очень редко более или менее подробно говорила о себе как об амазонке, я мгновенно вскочила, охваченная нервным возбуждением, горя желанием извлечь как можно больше информации, пока дверь между ее детством и моим не захлопнется наглухо, а может быть навсегда.

– Но где это было, бабуля? Ты помнишь?

Бабушка некоторое время колебалась:

– Для тебя не слишком-то безопасно это знать. Пока что.

– Но когда? Когда это станет безопасным для меня?

Она наконец посмотрела на меня, и в ее взгляде боролись любовь и осторожность.

– Когда ты проявишь себя. Когда я смогу доверять тебе.

И это было все. Больше она так ничего и не сказала.

Отодвинув наконец в сторону отчет детектива, я снова заглянула в конверт Ника. В отдельном файле лежала статья, появившаяся в медицинском журнале около десяти лет назад, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: ее автором был старый приятель моего отца доктор Трелони. Сравнивая разные формы шизофренической паранойи, он приходил к выводу, что все они являются результатом нарушения работы одних и тех же элементов коры головного мозга: отсюда и раздвоение личности, и воображаемый язык.

И хотя вероломный доктор Трелони изменил имена упоминавшихся в статье пациентов, было совершенно очевидно, что один из них – моя бабушка. Не только потому, что статья во всех подробностях описывала ее вторую личность, амазонку, но и потому, что в тексте упоминался браслет с головой шакала, о котором доктор Трелони говорил как о пустяке, «не имеющем никакой, кроме эмоциональной, ценности», и даже, как я с горечью увидела, «словарь языка амазонок», который его пациентка завещала своей внучке.

Это было то самое недостающее звено, которое я пыталась найти с того самого момента, как мистер Людвиг подошел ко мне в Оксфорде и подсунул наживку в виде нечеткой фотографии надписи на стене. Конечно же, в Фонде Акраб давным-давно знали о существовании этой статьи и желали заманить меня в ловушку, предположив – вполне справедливо, – что я должна буду взять с собой бабушкины записи.

Я так расстроилась, что мне пришлось налить вторую чашку кофе, просто для того, чтобы согреть руки и перестать дрожать. Замысел мистера аль-Акраба оказался воистину дьявольским: он решил использовать меня, подогрев мой личный интерес и превратив в невольного охотника на амазонок.

В конверте были и другие документы, но я уже увидела достаточно, чтобы понять: я была абсолютно права, уведя «Историю амазонок» (и саму себя) подальше от лап Ника. И тут самым важным становился вопрос о том, что мне следует делать дальше. Не слишком ли наивно было с моей стороны думать, что я могу вернуться в Оксфорд и забыть о мистере аль-Акрабе?

Снова засунув конверт в мою новую и до глупости дорогую сумку, я отправилась к ближайшей телефонной будке и позвонила Ребекке. В последние двенадцать часов я постоянно думала о том, чтобы связаться с ней, и почти уже позвонила ей из своей комнаты в отеле «Чираган-Палас»… но что-то меня удержало. Разве недостаточно было того, что меня постоянно выслеживали по телефону? Не хватало еще, чтобы они начали искать и Ребекку тоже.

– Алло? – ответил приглушенный робкий голос, показавшийся мне незнакомым.

– Бекки? – произнесла я, уже почти решив, что неверно набрала номер.

Взрыв облегчения на другом конце провода рассеял мои сомнения.

– Диана? Где ты? Что случилось?

Я была так рада слышать ее настоящий голос, что у меня едва не подогнулись колени.

– Я в порядке. Хотя, вообще-то, нет. Но это не важно. А ты где? Ты с Джеймсом?

Ребекка всхлипнула:

– Это так ужасно…

От дурного предчувствия у меня шевельнулись волоски на затылке.

– В чем дело?

– Джеймс. – Ребекка едва могла говорить. – Он у Резника!

Мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в том, что в действительности случилось с Ребеккой. К моему огромному облегчению, она успела на ночной автобус в Чанаккале и это утро провела на лодке вместе с мистером Телемакосом, таращась на свой сотовый телефон и отчаянно желая услышать мой голос.

Однако час, предшествовавший ее бегству на автобусную станцию, был переполнен ужасом. Они с Джеймсом ждали меня перед туалетной комнатой Резника добрых десять минут, пока наконец не поняли, что меня там нет. Джеймс решил, что я, должно быть, куда-то сбежала с Ником, и они с Ребеккой немного поспорили из-за этого.

Потом, видя, что из гостей в доме больше никого не осталось, они решили выйти к машине – проверить, не жду ли я их там. Ребекка пошла вперед, все еще слишком рассерженная на Джеймса, чтобы разговаривать с ним. Так она мне сообщила между рыданиями. Но как только она вышла за ворота, позади послышался чей-то крик. Обернувшись, она увидела охранников Резника, направлявшихся к Джеймсу, чтобы не дать ему уйти. Не понимая, что происходит, Ребекка все же инстинктивно ощутила, что им грозит опасность… и бросилась бежать, предоставив Джеймса самому себе.

– Я так ужасно себя чувствую! – пробормотала она, вспоминая эти мгновения. – Я должна была остаться с ним, но… я просто перепугалась. Я помчалась к машине, посмотреть, не ждешь ли ты там, но машину почему-то уже грузили на эвакуатор. Полицейский сказал что-то, чего я не поняла, – вроде бы для парковки там необходим гостевой жетон… Мне так жалко Джеймса!

– Я уверена, с ним все будет в порядке, – сказала я. – Вполне понятно, что Резнику захотелось с ним поговорить. Ты же их видела вместе. Они давно знакомы. К тому же Джеймс – сын лорда Моузлейна. Резник никогда бы не осмелился…

– Но я ему звонила, его номер недоступен!

– Так перестань звонить! – рявкнула я, понемногу теряя терпение. – Резник именно так всех и выслеживает! И можно не сомневаться, что он скоро начнет разыскивать «Историю амазонок», так что нам с тобой следует затаиться и друг с другом не связываться. Лучшее, что ты можешь сделать, – это уплыть подальше с мистером Телемакосом.

– А ты? – спросила Ребекка. – Ты где?

Я окинула взглядом шумный аэропорт, гадая, как много я могу ей сказать. В конце концов, это было лишь вопросом времени – когда именно начнется погоня за мной… И дело было только в том, кто первым до меня доберется? У Ника был мой след; у Резника был Джеймс. Я, конечно, могла подумать о том, чтобы вернуть «Историю амазонок», вот только кому? И как? Нет, было слишком поздно для широких жестов, решила я; все, что я могла сделать, – это уделить побольше внимания себе самой.

Это казалось очень странным – то, что я стояла в телефонной будке, окруженная уверенными в себе путешественниками, которые точно знали, куда они направляются… и осознавала, что нахожусь в бегах.

– Я не могу тебе сказать, – ответила я наконец. – Но я найду способ покончить со всем этим, обещаю.

Завершив разговор с Ребеккой, я немного подумала, а потом позвонила Катерине Кент. Мы не разговаривали с вечера перед моим отъездом; я только отправила ей сообщение из Алжира, и все. И тем не менее моя всевидящая наставница знала достаточно о моих передвижениях, чтобы отправить Джеймса в Трою точно в тот день, когда я туда добралась. Как такое могло быть? Мне казалось, что ответ на этот вопрос поможет мне определиться со следующим ходом.

Я трижды набрала ее номер, но с одинаковым результатом: пронзительный сигнал сообщал мне о том, что номер отключен. И это сильнее, чем что-либо другое, заставило мой страх превратиться почти в панику. С того самого времени, как был изобретен телефон, номера в Оксфорде ни разу не менялись; и тот факт, что Катерина Кент оказалась вне зоны действия сети, был явным признаком того, что мой мир разлетается вдребезги.

Удалившись в туалетную комнату, я села в кабинке на крышку унитаза, чтобы обо всем еще раз хорошенько подумать. На меня надвигались неприятности, в этом не оставалось сомнений. Где бы я могла спрятаться, пока все не успокоится хоть немного? Я пребывала в таком отчаянии, что готова была биться головой о дверцу кабинки, и принялась рыться в своей сумке, чтобы выяснить, сколько денег у меня осталось. И тут я наткнулась на записку мистера Телемакоса с названием немецкого музея, где, как он полагал, хранился последний оставшийся браслет с головой шакала.