– Теперь они говорят о твоей стране, – прошептал Эней, чуть наклонившись к Мирине. – Мой хозяин спрашивает царя, доводилось ли ему самому видеть то, о чем ходят слухи, и царь отвечает, что его сын только что возвратился с озера Тритонис. Он говорит, что из-за низкой воды им пришлось волочить корабли по суше, чтобы вернуться в море. Он называет твою родину краем чудовищных змей и уродливых колдуний.

Некоторое время Эней молчал, смущенно прикрыв глаза. А Мирина увидела, как Парис застыл на скамье, слушая рассказ Агамемнона.

– Что он говорит? – требовательно спросила она Энея.

Троянец заколебался. Но все-таки снова стал переводить:

– Он говорит, что женщины в тех краях уж слишком упрямы и высокомерны. И он недоволен своим сыном из-за того, что тот привез слишком много этих женщин. – Эней кивком указал в сторону очага. – Он сидит вон там. Ты его видишь? Наклонись немного вперед.

Когда Мирина чуть склонилась, чтобы тайком глянуть на сына Агамемнона, который сидел по другую сторону очага, то увидела лицо, которое никогда не смогла бы забыть: именно он зарезал верховную жрицу и торжествующе поднял вверх ее отсеченную голову.

– Теперь Парис говорит, что рассказ царя воистину удивителен, – продолжил Эней. – Он спрашивает, нельзя ли ему собственными глазами увидеть этих странных женщин. А царь…

Но дальше Энею нечего стало переводить, потому что Агамемнон вдруг щелкнул пальцами и согнувшийся едва ли не пополам слуга умчался куда-то и почти сразу вернулся, ведя с собой молодую женщину в белом платье.

Мирина узнала ее уже по походке. Девушка неуверенно цеплялась за руку слуги, понимая, что тот ведет ее в какое-то незнакомое ей место. И вид этой девушки заставил Мирину вздрогнуть от боли и облегчения одновременно, потому что это была Лилли.

Глава 22

Увы, увы! Государь, государь!

Как оплачу тебя?

Как поведаю сердца кручину?

Ты лежишь бездыханный, в паучьих сетях, —

В святотатственных путах, убитый!

Горе и стыд очам! Ложе позорное!

Пал, женой осетен вероломной,

Свержен ударом двойной секиры!

Эсхил. Агамемнон

Кносс, остров Крит

Быстренькая поездка в Микены, чтобы немножко поболтать с мистером Телемакосом, оказалась далеко не первоклассной, вопреки обещаниям Ребекки. Как только я согласилась поехать, моя подруга тут же исчезла и не появлялась по меньшей мере час. Когда же она вернулась, то была одета в изящную курточку и плотно прилегающий к голове кожаный шлем с большими очками.

– А ты-то и не думала, что я смогу это сделать, да? – усмехнулась Ребекка, имея в виду наши многочисленные ночные споры насчет полетов на самолете. – Ну а я наконец-то получила летные права. Или, скорее, я ими обзавелась, как только Ставрос починил свой принтер.

– Новость просто потрясающая, Бекки, – сказала я, предчувствуя недоброе. – Но надеюсь, ты не предполагаешь действительно сесть за штурвал?

– Как раз собираюсь! – Ребекка вытолкала меня наружу и заперла за нами дверь. – Вообще-то, я думаю, что это единственный стоящий способ передвижения. Ты можешь перелетать с раскопок на раскопки и вообще не иметь никаких отношений с современным миром!

После того как мы зашли за Ником, я поняла, о чем говорила Ребекка. Усадив нас в свой фургончик, она промчалась по кочкам усыпанной гравием дороги, в конце которой стоял явно давным-давно заброшенный ангар, где скрывались три небольших самолета с пропеллерами. Два из них выглядели вполне способными взлететь; но третий поразил меня своим видом, потому что напоминал музейный экспонат, и на его крыльях явно не доставало таблички: «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!»

– Я его взяла взаймы у Ставроса, – объяснила Ребекка, припарковывая фургон рядом с ангаром. – Он требует некоторого внимания, – кивнула она в сторону обветшалого агрегата, – но зато цена невелика.

– Кто такой этот Ставрос? – спросила я, все еще слишком потрясенная, чтобы совладать со своими мыслями. – И почему он хочет тебя убить?

Но Ребекка уже выскочила из кабины фургона, оставив дверь распахнутой настежь. Ник молча последовал за ней, так что я осталась в одиночестве, спрашивая себя, как именно внезапный полет на рассыпающемся аэроплане может приблизить меня к бабуле. Меня поддерживало лишь то, что я пока еще не закончила свои дела с Ником. И дело было не в деньгах, которые он намеревался мне заплатить и которые я хотела поделить с Ребеккой, – нет, дело было в моем убеждении в том, что где-то в офисе в Дубае лежала совершенно секретная папка с ответами на все мои вопросы об амазонках.

В этот день мы с Ребеккой провели не меньше получаса за ее компьютером, разыскивая хоть какую-то информацию о Фонде Акраб. Но то немногое, что мы нашли, только усилило мои страхи и подтвердило то, что уже сказал мне Джеймс. Насилие, стрельба, судебные тяжбы… Все то, что я так ненавидела в деле изучения древнего мира. Здесь и речи не шло о красоте и поэзии прошлого, которые были для меня сутью дела; на их место вставали деньги и право собственности.

Мы с Ребеккой так расстроились из-за всего этого, что чуть не пропустили – по крайней мере, я чуть не пропустила – наиболее значимые новости. Фонд Акраб не только много лет подряд заваливал исками британские музеи, доказывая, что предметы, приобретенные абсолютно законными способами, на самом деле украдены на Среднем Востоке, но и недавно внес в список своих целей еще и коллекцию лорда Моузлейна, намереваясь буквально разграбить ее, и предъявлял лорду совершенно надуманные, на мой взгляд, обвинения.

Теперь-то я поняла, почему Джеймс предостерегал меня, говоря, чтобы я не позволяла Нику и ему подобным «влезть ко мне в голову».

Это открытие изрядно добавило сумятицы в мой и без того уже запутавшийся ум. Может, я каким-то образом превратилась в мячик для пинг-понга, который перебрасывали туда-сюда Фонд Акраб и лорд Моузлейн? Не потому ли Джеймс проявлял такой интерес к месту моего нахождения, до того, что даже проследил телефон Ника и определил, что я находилась в Алжире? Я просто не знала, что и думать.

– Эй! Скоро приземлимся прямиком в бронзовом веке. – Ребекка прервала мои горестные размышления, сунув голову в фургон. – Оракул ждет нас! И – да, если ты умрешь, то, по крайней мере, это будет мученическая смерть во имя дружбы.

При всех его достоинствах – ну, например, притом что он оторвался от земли и действительно полетел, – восьмиместное чудо Ставроса оказалось пугающе тряским, а уж неровное гудение его мотора просто приводило в ужас.

– Это потому, что его немножко выпотрошили! – прокричала Ребекка, когда мы уже оказались в воздухе, и ее голос потонул в реве и грохоте дешевого самолета. – Будет лучше, когда мы наберем высоту!

– Кстати, о высоте, – проорала я в ответ, сжимая края своего спасательного жилета, – ты разве не собираешься связаться по рации… ну, с какими-то официальными лицами?

– Не вижу в этом необходимости. – Ребекка проверила датчики. – Мы же летим ниже радаров. А на тот случай, если нам встретится какой-то другой самолет, существуют твердые правила. Все просто.

Во время полета Ник был, по вполне понятным причинам, молчалив и даже делал такой вид, что чувствует себя вольготно. Он уселся прямо позади Ребекки, но совсем не заговаривал с ней; он просто наблюдал за тем, что она делает, да время от времени посматривал в окно. Но ведь если верить тому, что я совсем недавно прочла в Интернете, даже этот рахитичный самолетик, ведомый дилетанткой, мог оказаться куда безопаснее того, к чему привык Николас, работая на аль-Акраба. Может быть, думала я, всматриваясь в Ника с невольным любопытством, как я уже делала не раз, он даже не лгал, когда говорил, что ему просто необходим небольшой отпуск.

К тому времени, когда мы наконец приземлились в долине Аргоса, только уважение к Ребеккиному чувству собственного достоинства удержало меня от того, чтобы поцеловать землю. У меня еще кружилась голова, когда мы вышли из самолета и увидели, как к нам подъехал мистер Телемакос – крайне эксцентричная натура. Именно поэтому последние три года я всячески уворачивалась от попыток Ребекки познакомить меня с ним, а она не теряла надежды, что человек, которого она называла Оракулом, произведет на меня впечатление. Но, видимо, несмотря на все мои усилия, Судьба решила, что мы должны встретиться.