– Мне и подумать страшно о том, – сказала она Мирине уже через несколько недель после того, как они очутились в этом месте, – что они ели до того, как мы пришли. Поможешь мне разобраться в этой кладовой? Похоже, тут никого не заботят подобные вещи.

Мирина согласилась участвовать в затее сестры. Они вместе отчистили и отмыли кладовую и погреб, находя остатки разных запасов, пробуя и сплевывая… Но что было куда важнее, они могли там поговорить о своих надеждах на будущее. К закату того дня, когда в кладовой все было приведено в полный порядок, Мирина преисполнилась уверенности, что они обе в равной степени рады новой жизни и ничего лучшего не желают.

Но потом вернулся Парис. И с его приходом волна чувств и стремлений нахлынула на Мирину, не оставляя ее в покое ни на минуту, постоянно тревожа ее, независимо от того, сколько раз она окуналась в пруд за сараем, стремясь избавиться от беспокойства.

И в этот вечер, садясь ужинать, Мирина почти физически ощущала, как в открытые окна вливается он – зов Трои. Мирина не раз слышала описания этого величественного города, окруженного гордыми стенами и башнями, но в этот вечер Троя словно приобрела для нее некое особое сияние; это был дом человека, который сумел изменить ее отношение к действительности, чья близость оказалась столь захватывающей, что Мирина ни о чем другом и думать не могла.

Не слыша обычной кухонной болтовни, после ужина Мирина принялась ставить мышеловки. Возможно, это было и не самое благородное из занятий, но Мирина находила странное удовлетворение в том, что старалась устроить все так, чтобы жертвы страдали как можно меньше. И она так погрузилась в налаживание своих хитроумных приспособлений, что не заметила присутствия госпожи Отреры, пока та не коснулась рукой ее головы и не сказала:

– А я-то все гадала, почему меня больше не тревожит писк умирающих мышей! Только и слышно что щелчок, и потом тишина.

– Если бы только, – пробормотала Мирина, старательно завязывая очередной узел, – можно было бы так же легко справиться и с человеческим сердцем…

– Идем. – Отрера жестом велела Мирине подняться. – Давай прогуляемся. Вечер такой тихий.

Мирина сразу поняла, в чем был смысл этого приглашения. Всевидящая мать этого дома наверняка догадывалась о тайных поездках Мирины на берег. Корабль троянцев стоял в гавани целых три недели, но Парис лишь однажды пришел на ужин. Почему? Что ему приходилось скрывать?

Приготовившись услышать выговор, вполне заслуженный, Мирина последовала за Отрерой через огород к лугу, лежавшему за их домом. Здесь, купаясь в лучах поднимавшейся луны и бросая искривленную тень на дикие злаки, стояло Дерево Колокольчиков – древний ясень, на ветвях которого висели маленькие колокольчики и бубенчики. Никто до сих пор не объяснил Мирине, в чем смысл этого дерева и его жалобного звона, но она и сама давно уже догадывалась, что оно служило стражем умерших, чей прах, как предполагала Мирина, был захоронен в земле рядом с ним.

Озадаченная тем, что они пришли именно сюда, Мирина остановилась рядом с Отрерой, ожидая, пока та заговорит. Она боялась, что речь пойдет о грехах и наказании, и была уже готова защищать и доказывать свою невиновность, но тут госпожа Отрера протянула вперед руку и погладила кору дерева:

– Тебе не довелось встретиться с Сисирбой. Она была лучшей из всех дочерей, что были у меня. Никогда не нарушала правил, никогда не отказывалась от работы. Была отличной наездницей. Но ее убила лихорадка еще до того, как она стала взрослой. И Баркида… – Отрера немного помолчала, справляясь с волнением. – Она упала с лошади и сломала себе шею. Она и многие другие умерли слишком молодыми. Так что, как видишь, судьба не всегда благосклонна к лучшим. И все, что мы можем, – это быть честными с самими собой и надеяться на лучшее. Расцветающая жизнь, лишенная счастья, быстро оборванная несправедливой смертью… Да, это величайшая из трагедий.

Некоторое время они стояли молча, глядя вверх, на притихшие колокольчики. Потом Мирина, так и не поняв, к чему госпожа Отрера сказала все это, осторожно спросила:

– Так вы говорите, что мне следует… быть счастливой?

Отрера подобрала подол юбки и прошла по узкой тропинке к каменной скамье, стоявшей на верху обширного склона над конскими загонами.

– Кто я такая, чтобы гадать о том, что именно приготовила тебе судьба? – сказала она, садясь на скамью. – Я просто говорю о том, что таится в моем сердце. – Госпожа Отрера похлопала по скамье, приглашая Мирину сесть рядом. – Сядь, позволь мне рассказать тебе о человеке, которого я любила.

Мирина, задохнувшись, буквально упала на скамью, и потрясение, отразившееся на ее лице, заставило Отреру рассмеяться:

– Не пугайся! Это было очень давно, и наша любовь не зашла дальше восторженных взглядов. Потому что я никак не поощряла его страсть. В конце концов, я же была посвящена богине. – Отрера на мгновение замолчала, чтобы строго посмотреть на Мирину, потом продолжила: – А этот непостоянный мужчина вместо меня начал преследовать мою сестру, убеждая ее отказаться от данных клятв и обетов и стать его женой. – Отрера обеими ладонями расправила юбку на своих коленях, возможно заново переживая прошлую печаль. Потом вздохнула и сказала: – Они сделали большую глупость, поженившись прямо здесь, под крышей храма богини, и она, в соответствии со своей ревнивой натурой, в ответ наказала их обоих. В ночь их свадьбы вспыхнул пожар, и крыша над ними рухнула, едва не убив обоих. – Отрера покачала головой. – Ты, конечно, можешь себе представить, какие несчастья и беды сулили им после этого провидцы. Даже советовали убить ребенка, зачатого в ту ночь. Но, конечно же, моя сестра отказалась принять столь жестокие меры, и ее сын вырос в любви, он стал популярен в своем народе…

Мирина неловко поерзала на скамье. Она вдруг вспомнила, как Парис рассказывал ей, что Отрера – сестра его матери и что его родители встретились именно здесь… Возможно ли, чтобы Парис и был тем самым ребенком, зачатым в огне? Возможно ли, чтобы такой умный, радостный ребенок – а теперь уже мужчина – родился под такими зловещими знаками?

– Так что, как видишь, – вскинула руки Отрера и тут же снова бессильно уронила их на колени, – если бы я действительно любила того человека, я бы теперь была страдающей старухой… Ведь наверняка бы тогда богиня наказала меня, а не ее. – Отрера опять помолчала, но потом выпрямилась и добавила: – Но только лишенные мудрости выносят поспешные суждения. Судьба терпелива. Рано или поздно она настигнет тебя.

– Те клятвы, которые я дала, – заговорила Мирина, – были даны богине Луны…

– И твоим сестрам.

– Верно. – Мирина наклонилась вперед, оперевшись локтями о колени. – Но мне нравится думать, что я давным-давно заплатила им все долги. Что же касается богини… Она ничего не сделала, чтобы защитить нас. И если кто-то и предал наши священные обеты, так это она.

– Осторожнее! – Отрера вскинула руку. – Даже боги вынуждены повиноваться Судьбе. Может быть, на небесах имеется некий великий план… А может, и нет. Но лучше не смеяться над силами, которых мы не понимаем.

– Прости, – прошептала Мирина, склоняя голову. – Я никогда не умела смолчать при виде несправедливости.

Отрера погладила ее по руке:

– И уже из-за одного этого мы будем ужасно по тебе скучать.

Троя, Турция

Все то время, что она жила с нами, бабушка не скрывала своего отвращения к мужчинам или, если дело касалось меня, к мальчикам. Не потому, что все они были злыми, а потому, что считала их пустой тратой нашего времени.

– Не позволяй какому-нибудь неоперившемуся юнцу мешать твоим тренировкам, – не уставала она повторять. – Позже, когда ты созреешь и докажешь свою ценность, ты сможешь наслаждаться обществом здорового мужчины так же, как ты наслаждаешься хорошей едой. Поел, выспался и забыл.