Лилли подергала тетиву и восхищенно провела пальцами по гладкой древесине.

– Он прекрасен, – сказала она. – Гладкий и послушный. Но как сделать его сильнее?.. – Она немного подумала. – Может быть, дерево, как и люди, набирает силу, сопротивляясь… Может быть, – она вернула лук Мирине, – тебе нужно пробудить его силу каким-то необычным способом?

Лилли снова улеглась в постель и моментально заснула, а Мирина долго еще сидела, глядя на сложную головоломку в своих руках и чувствуя себя бодрой, как никогда.

К тому времени, когда Мирина наконец была готова предъявить другим свое изобретение, весна уже перешла в лето. Изготовление лука было делом непростым; сначала Мирине пришлось придумать новые инструменты, потом найти подходящие материалы… Кроме того, ей приходилось осторожничать, чтобы Пентесилея ничего не заметила. Ведь если бы результат оказался неудачным, вознаграждением за тяжкий труд стали бы непрерывные насмешки.

После нескольких недель тайных тренировок Мирина наконец позвала всех к конскому загону. Поскольку одна только Лилли была посвящена в ее планы, никто из сестер не имел представления, чего следует ожидать, даже самые близкие подруги Мирины. Они увидели только, что перед пустым паддоком установлены соломенные олени, предназначенные для метания копий. А потом, к их немалому изумлению, они увидели, как Мирина вскочила на лошадь без копья.

– Что это за уродливая штуковина? – спросила Пентесилея, с любопытством показывая на то, что Мирина держала в руке.

Это был лук размером примерно вполовину обычного лука, и его концы были сильно загнуты назад с помощью рога и жил; на вид он казался не слишком убедительным, и Мирина не могла винить сестер за то, что они засмеялись и принялись качать головами.

– Я назвала его загнутым луком, – объяснила Мирина, – и утверждаю, что в качестве оружия для всадницы он превосходит копье. Кто-нибудь хочет его испытать?

Фыркнув в ответ на ее слова, Пентесилея вскочила на своего горячего коня и поскакала к цели, готовясь к мощному броску. С восторженным криком она издали метнула свое оружие, и копье вонзилось в соломенного оленя с такой силой, что тот перевернулся и с глухим стуком упал на землю.

– Вот так! – воскликнула Пентесилея, разворачивая коня и легким галопом возвращаясь к Мирине. – Ну а что ты собираешься подстрелить?

Мирина кивнула в сторону пустого загона:

– Вон то.

Все разом повернулись, чтобы посмотреть, и понадобилось пару мгновений для того, чтобы Ипполита поняла, о чем говорит Мирина, и задохнулась от изумления:

– Смотрите! На кольях изгороди!

И в самом деле, на каждом третьем коле красовался соломенный шар; весь паддок был окружен этими мишенями, их было не меньше десятка.

Не добавив больше ни слова, Мирина пришпорила лошадку, набирая скорость, но не настолько высокую, чтобы провалить дело. Потом достала из колчана первую стрелу и наложила ее на тетиву… но желание пустить стрелу прямо в физиономию Пентесилеи заставило ее выстрелить слишком быстро, и стрела промчалась мимо мишени, не задев ее.

Разозлившись на себя за то, что позволила глупым желаниям управлять ее меткостью, Мирина поскакала дальше, и второй выстрел сделала уже куда осторожнее… А затем третий и четвертый. И все стрелы угодили точнехонько в цели, и соломенные шары один за другим покатились на землю, пронзенные ее стрелами. Взбодрившись, Мирина пустила лошадь быстрее, и ее выстрелы продолжали оставаться точными, несмотря на скорость. К тому времени, когда Мирина замкнула круг, сбив все до единого шары на своем пути, ее лошадь уже неслась так, что женщины бросились перед ней врассыпную, словно испуганные куры. Одна только госпожа Отрера не тронулась с места; она стояла не шевелясь, пока лошадь Мирины не остановилась перед ней как вкопанная.

– Один раз я промахнулась, – сказала Мирина, яростно уставившись на соломенный шар на первом колу.

Госпожа Отрера не спеша повернулась к изгороди и осмотрела по очереди все колья с непроницаемым выражением лица.

– Что скажешь, Пентесилея? Один раз Мирина промахнулась. Должна ли я объявить тебя победительницей?

Пентесилее незачем было произносить какие-то слова; красные пятна на ее щеках уже сказали за нее. И хотя все вокруг тоже молчали, Мирина сердцем слышала гром приветствий.

Это случилось ясным летним утром. Мирина была в сарае, где сушилось сено, и пыталась поймать сбежавшую курицу, когда на пол легла длинная тень. Мирина подняла голову, отводя с глаз растрепанные волосы, и не сразу узнала его, потому что солнце, бившее в дверь за его спиной, было слишком ярким, и ей пришлось прикрыть глаза ладонью.

– А ты все охотишься, – прозвучал такой хорошо знакомый голос, который ей хотелось услышать много-много месяцев. – Готова к уроку?

Эгейское море

Наши дни

На следующий день мы добрались до острова Делос, и мистер Телемакос, разок глянув на извлеченный из воды термометр, с ворчанием сбросил за борт якорь и объявил, что пора купаться.

– Девятнадцать градусов! – заверил он нас, помахав термометром и тут же снова швыряя его в воду. – Лучше, чем под душем!

Под лучами полуденного солнца вода выглядела мягкой и прозрачной, а берег украшали полукружия светлого песка. Мне хотелось напомнить, что мы ведь не в прогулочном круизе, по крайней мере я, но даже мое плохое настроение растаяло при виде очарования этой солнечной бухты. Единственным, что удержало меня от того, чтобы немедленно сорвать с себя одежду и прыгнуть в воду, была гордость; я не хотела, чтобы мистер Телемакос подумал, что я безоговорочно сдалась и уступила его соблазнительным замыслам.

– Вперед, женщина Северного моря! – поддразнил меня мистер Телемакос, явно приняв мои колебания за некую форму брезгливости. – На этом острове родилась ваша тезка! Не леди Диана, – продолжил он, обращаясь к Нику, – а греческая богиня охоты Артемида, или, как ее называли римляне, Диана.

– Да. – Я покосилась на них обоих. – Но вам должно быть известно, что весьма неумно со стороны простых смертных смотреть на Диану, когда она купается. Это может плохо кончиться.

Я была уверена, что расслышала, как Ник пробормотал себе под нос:

– Тогда имечко в самую точку.

Все утро мы избегали друг друга, а когда наши взгляды все-таки встречались, Ник смотрел на меня с такой ироничной снисходительностью, которая совершенно не располагала к разговору. Да и я не слишком жаждала нового обмена мнениями; основную часть ночи я провела, вспоминая все то, что сказала Нику, и по здравом размышлении о многих своих словах пожалела.

Прежде чем прыгнуть в воду, Ник протянул мне свой телефон и сказал:

– Я уверен, кое-кто дома, в Оксфорде, ждет ваших объяснений.

Ник стоял передо мной во всем великолепии своего загара, и невозможно было не восхититься его сложением и его кожей, блестящей, словно у отполированной статуи какого-нибудь греческого бога, и такой же притягательной. Я напомнила себе, что, притом что физически Ник присутствует в данном пространстве и времени, во всем остальном он настолько далек от меня, что в равной степени мог бы быть и мраморным. Но толку в этом напоминании не было; Ник все равно заставлял мою северную кровь мчаться с бешеной скоростью.

– Спасибо, – сказала я, отводя взгляд. – Наверное, мне следует послать сообщение?

– Скажите им, что вы стоите больше, чем они думают. – Он сунул мне в руку толстую пачку банкнот. – Здесь пополам, евро и доллары.

Я взвесила пачку на ладони:

– И тут вся сумма?

– Пока без чаевых. Так что будьте со мной полюбезнее.

За этими словами последовал всплеск воды, а я осталась стоять с деньгами, телефоном и чувством сожаления. Утром этого дня, когда мы с Ребеккой одевались и застилали койки в нашей маленькой каюте, подруга требовательно спросила, что со мной происходит. Она прекрасно поняла, что моя злость на мистера Телемакоса была лишь вершиной айсберга. А я, слишком уставшая для того, чтобы выдумывать, выложила ей всю правду и вкратце рассказала о признании Ника накануне вечером.