Уставившись на незнакомую мне фамилию, я почти почувствовала, как мой шакал откликнулся на чей-то далекий зов. Сделав несколько глубоких вдохов, словно я собиралась зайти в холодную воду, я решила, что это имя – ответ на все мои вопросы.

Троя

Земля погрузилась в траур.

Солнце скрылось навсегда, а луна обрела высшую власть. Ничто более не могло расти или цвести. Оставались лишь движения океана, приливы и отливы, вечно бьющиеся о берег, никогда не утихающие. О земле же никто больше не заботился.

Съежившись на полу храма, Мирина ощутила дрожь, но решила, что дрожит она сама. Глубокая дрожь в самом сердце ее собственного существа, молчаливый, раздирающий вопль тоски. Казалось лишь естественным, что ее горе должно отразиться в мрачном строении, окружавшем ее.

Опустив голову на неподвижную грудь Париса, Мирина давно уже решила больше никогда не подниматься. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь разжег погребальный костер прямо здесь, чтобы огонь поглотил их обоих и освободил ее от тяжкой необходимости когда-нибудь открыть глаза.

Однако легшая на ее плечо рука потребовала другого.

– Мирина, – услышала она голос царя Приама. – Ты теперь должна быть сильной. – (Мирина сделала вид, что не слышит его.) – Мирина… Я не могу больше откладывать. Необходимо сказать его матери.

– Прошу… – Мирина с трудом могла произносить слова. – Позволь мне уйти вместе с ним.

Снова почувствовалась дрожь, но на этот раз за ней последовали отдаленные крики.

– Дорогая моя, – неровным голосом заговорил царь Приам, – мне нужно, чтобы ты была сильной ради моего сына. Ты слышишь меня? – (Мирина открыла глаза и кивнула.) – Хорошо. – Царь Приам схватился за голову, как будто пытаясь справиться с невыразимой болью. – Время пришло. Троя должна умереть вместе с Парисом… Наши стены падут. Воцарится хаос.

– Почему я до сих пор жива? – прошептала Мирина. – Я, ставшая причиной всего этого…

Царь Приам с жалостью покачал головой:

– Ты думаешь, ты сильнее самой Судьбы? Мы все просто чаши, и наше будущее льется в них строго в соответствии с мерой, которой мы не понимаем и на которую не можем повлиять. Даже сам Сотрясатель Земли должен подняться против собственной воли и разрушить свой дом. – Приам тяжело вздохнул. – Я должен в это верить. Как еще отец смог бы смотреть на свое мертвое дитя и продолжать дышать? – Царь замолчал, борясь со слезами. А потом сказал деловито: – Идем со мной, дочь моя. Сотрясатель Земли даровал нам драгоценное время. Мы должны им воспользоваться. Ты и твои сестры покинете Трою до наступления последнего часа. И ты должна забрать с собой нечто драгоценное.

– Почему я?

Приам опустился рядом с ней на колени. И только тогда Мирина увидела его глаза, опухшие от горя.

– Потому что он выбрал тебя. Он выбрал тебя, чтобы позаботиться о будущем Трои. Я знаю, что ты сбережешь его лучше, чем кто-либо другой.

Приам повел Мирину в самую глубь пещер под крепостью, чтобы показать ей сокровища, сверкавшие и переливавшиеся в свете его факела. Мирина никогда не видела подобного великолепия, такого золотого сияния, и она смотрела вокруг с благоговением, пока Приам отпирал дверь во внутреннее хранилище.

– Вот что ты должна увезти отсюда, – сказал он, ступая в темноту впереди Мирины. – Это душа Трои. Она не должна попасть в руки греков.

После небольшого колебания Мирина вошла внутрь следом за Приамом.

И тут она поняла.

Выйдя из подземелья, Мирина увидела, что хаос уже начался. Рыдающие женщины спешили к храму Сотрясателя Земли, чтобы оплакать погибшего Париса и умолить божество сберечь город.

Вернувшись во дворец, Мирина нашла Питану и Кару в кухне: они хлопотали возле несчастной Кайми, получившей сильный удар по голове и теперь лежавшей перед очагом; Кайми была бледна, она стонала, а ее седые волосы были перепачканы кровью.

– Это был большой горшок, – пояснила Кара, едва увидев Мирину. – Он упал с полки, когда земля вздрогнула, и ударил ее…

– Мне так жаль, что вам приходится хлопотать вокруг меня, – с трудом произнесла Кайми. – Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Я вот-вот встану, все в порядке.

– А где остальные? – спросила Мирина. – Мы должны бежать.

– Знаем, – ответила Питана, решительно кивая. – Мы готовы.

– Прошу, – прошептала Кайми Мирине, – на этот раз мне хотелось бы остаться.

– Нет. – Мирина взяла ее за руку. – Ты идешь с нами.

Кайми улыбнулась:

– Я прошу тебя. Только на этот раз. Я так устала от путешествий. Мне нравится здесь.

Мирина покачала головой:

– К утру Трои уже не будет.

– Ерунда! – Кайми попыталась засмеяться. – Землетрясение закончится, греки уедут… К рассвету все будет в порядке!

Мирина склонила голову, не в силах удерживать слезы:

– Нет, не будет. Мы должны убраться отсюда прямо сейчас, пока еще есть время. Пожалуйста, идем с нами. Без тебя мы… мы можем утратить искусство письма!

Кайми вздохнула:

– Ты ведь знаешь, только царей учат писать. Царей и героев. А мы все – просто слабое эхо в долине вечности. – Она закрыла глаза, словно уходя в сон. – А теперь оставьте меня, дети. Я прошу только одного: помните мое имя и время от времени говорите обо мне с нежностью. Вы это сделаете?

Как только в крепость прибыл Эней, царь вышел ему навстречу и схватил за поводья его взмыленного коня:

– Спешивайся. У меня к тебе дело.

– Прошу меня извинить, господин, – задыхаясь, сказал Эней, заливавшийся потом после скачки через город; его руки были покрыты кровоточащими царапинами. – Я должен привести подкрепление нашим людям. На Скамандрийской равнине невесть что творится. Мы отправились, как ты, наверное, знаешь, отомстить этим выродкам, но внезапно, прямо в разгар битвы, лошади словно взбесились. – Он протянул руку, принимая чашу с водой. – Греки пытались сбежать на свои корабли, чтобы вернуться домой, но попали в ловушку необычайно сильного прибоя. Они тоже почувствовали толчки и испугались, что Сотрясатель Земли явился, чтобы наказать их. – Эней скривился и плюнул на землю. – Они перерезали глотки всем лошадям, которые были у них под рукой, – сотням лошадей! – и бросили несчастных животных истекать кровью, наверное думая, что так они ублажат Сотрясателя Земли.

– Греки и их дары! – прорычал царь Приам. – Мерзкий народ. Они только и умеют, что пускать кровь и жечь все вокруг. Но идем… – Он похлопал Энея по ноге. – Тебе нужен свежий скакун. И у меня есть для тебя особое задание.

– А где Парис? – спросил Эней, оглядываясь по сторонам.

Только тогда он заметил Мирину. И одного взгляда на ее лицо оказалось достаточно, чтобы понять, что случилось. Эней прижал ладони к лицу в безмолвном горе.

По приказу царя Эней вывел Мирину и ее сестер из города. Они ушли как раз перед полуночью, в разгар паники. Приам дал женщинам несколько лишних вьючных лошадей, чтобы увезти те сокровища, которые он хотел сохранить, и в момент их отъезда отряд состоял из четырнадцати женщин и двадцати лошадей. Отдавая последнюю дань Парису, Мирина позволила Лилли ехать на той лошади, что он подарил ей.

Уводя женщин через южные ворота, чтобы избежать схватки на Скамандрийской равнине, Эней скакал вместе с отрядом до самой реки Симоис. Здесь он с ними распрощался, сказав Мирине:

– Темным был этот день для нас обоих. Ты потеряла мужа, а я – друга. Но тебя должно немного утешить то, что его погребальный костер разожгут сами небеса и что в последнем путешествии у него будет достойная компания. А меня утешает то, – Эней протянул руку и коснулся плеча Мирины, – что в последний короткий месяц ты подарила Парису больше любви, чем большинство людей видит за всю свою жизнь. Он был счастлив, как только может быть счастлив мужчина, он сам мне это говорил. И его не ждет унылая старость, когда люди гадают, почему же радости мира стали проходить мимо них. И, несмотря на свою молодость, Парис выполнил свой долг, и он это знал.