Ник повернулся и посмотрел на меня с выражением, которого я не поняла. А Ребекка тем временем, как я заметила краем глаза, пыталась гримасами дать понять мистеру Телемакосу, что мы вступили на слишком опасную территорию, и, к счастью, он понял ее намек.

– Но уже поздно! – воскликнул он, внезапно хлопая в ладоши. – А завтра утром нам желательно отправиться в путь пораньше. Приключения ждут!

По непонятной причине все вдруг посмотрели на меня, и я сказала с некоторым сожалением:

– Но завтра вторник. Мне действительно пора возвращаться домой.

Мистер Телемакос смерил меня долгим взглядом:

– Но вы не можете зайти так далеко и не узнать, чем все кончается. Ведь не можете?

– Где кончается что? – спросил Ник. – След амазонок?

Наш хозяин таинственно прищурился:

– Я скажу вам то же самое, что ученые говорят о мельчайших частицах нашей Вселенной: я не могу вам показать, где они сейчас, я могу только показать, где они были. Если я чему-то и научился за последние тридцать лет, так это тому, что чем больше вам хочется отыскать амазонок, тем меньше им хочется быть найденными.

Во мне вступили в отчаянную схватку любопытство и чувство долга. Я ужасно хотела остаться в Микенах до тех пор, пока не вытащу из мистера Телемакоса всю информацию до последней точки, и мне ужасно хотелось узнать, куда он собрался нас отвести и почему. Но я знала, что не могу себе позволить этого. Плохо было уже и то, что я на целую неделю бросила своих студентов; откладывать возвращение еще больше было бы непростительно.

– Мне очень жаль, но я действительно не могу, – со вздохом сказала я. – Я должна вернуться в Оксфорд к завтрашнему вечеру.

Временная хмурость мистера Телемакоса сменилась радостной улыбкой.

– К завтрашнему вечеру? Но это же великолепно! Мы отправимся на нашу экскурсию утром, и вы успеете на дневной рейс!

– Но мне действительно нужно…

– Stamata! – В редком для него приступе раздражения мистер Телемакос вскинул руку, чтобы заставить меня замолчать. – Я знаю, что вам нужно, Диана Морган. И вы это получите, обещаю!

Микены, Греция

Волнение Мирины при виде Лилли, живой и, похоже, невредимой, было так сильно, что Энею пришлось предостерегающе опустить руку ей на плечо.

– Царь говорит, что эта девушка – единственная полезная вещь, которую его сын привез из своего путешествия, – прошептал троянец, переводя звучавшие у огня слова и изо всех сил удерживая Мирину на месте. – В ней звучат голоса духов, так говорит царь, и то, что она вещает, оказывается правдой. Похоже, она предсказала наш приезд.

Горя желанием показать всю пользу своего приобретения, Агамемнон велел слуге провести Лилли по залу, чтобы она могла коснуться ладоней сидевших за обедом гостей и прочитать их будущее. Наблюдая за сестрой прищуренными глазами, Мирина поняла, что девушка не совсем в себе; если бы слуга не поддерживал ее, Лилли не смогла бы даже удержать равновесие. И все же она улыбалась, как будто ничего ужасного с ней не случилось. И какие бы предсказания она ни делала для греческих военачальников, сидевших вокруг царя, слуга переводил их так, что греки выглядели более чем довольными.

Когда Лилли дошла до троянцев, она проявила точно такое же вежливое внимание и к спутнику Париса, сидевшему слева от него, – человеку по имени Дарес, и он был так огромен, что его массивное тело едва умещалось на скамье. Но выражение лица Лилли внезапно изменилось, когда она ощутила линии его громадной ладони, и девушка неуверенно улыбнулась.

– Ты очень храбрый человек, – начала Лилли, и только теперь Мирина услышала, что сестра говорит на том языке, которому они научились в храме богини Луны. – Твоя слава будет жить вечно. И даже через тысячи лет люди будут произносить твое имя с восхищением.

Дарес хихикнул и напрямую ответил жрице до того, как слуга успел перевести ее слова:

– Я бы вполне удовольствовался и обычной счастливой жизнью, но все равно спасибо тебе.

Лилли явно удивилась, но потом повернулась к Парису.

– А ты, господин, ты бы хотел узнать свое будущее? – спросила она, слегка покачнувшись.

– А хорошо ли это для человека – знать свою судьбу? – Но Парис все же протянул Лилли руку, пусть и неохотно. – Что-то я в этом не уверен.

Лилли пробежалась пальцами по его ладони, и на ее лице снова возникло выражение деланой любезности. Однако она не сумела сдержать свои чувства и сначала недоверчиво нахмурилась, а потом откровенно изумилась.

– Мирина! – воскликнула жрица, переполняясь радостью. – Мирина?

Она протянула руку к щеке Париса, ощупала его вечернюю щетину с нарастающим ужасом, как будто пытаясь понять, что за ужасная болезнь могла поразить ее сестру. А потом, не добавив больше ни слова, закатила невидящие глаза к потолку и рухнула на пол, уронив голову на колени Париса.

Почему-то это событие вызвало взрыв громогласного хохота у окружавших их мужчин.

– Ну что? – Агамемнон выглядел невероятно довольным. – Вот такой у нас милый маленький оракул. Смотрит прямиком в сердца мужчин. – Царь поднял кубок в сторону Париса. – И мы теперь знаем, что скрыто в твоем сердце.

Парис неловко пошевелился на скамье, не зная, как ему лучше пристроить обмякшее тело Лилли.

– Интересная девочка, – согласился он. – Мне бы очень хотелось отвезти ее ко двору моего отца. Она бы могла рассказать ему, что таится на уме у его жен.

Царь засмеялся и откинулся на спинку стула.

– Ну, такого даже сами боги не умеют. Но когда твой отец приедет сюда в следующий раз, я велю ей прочитать его собственное будущее.

– Ему бы это пришлось по вкусу, – кивнул Парис. – Он человек широких взглядов и изысканных вкусов. И мне на самом деле пришлось, – он жестом велел Даресу достать что-то из кожаной сумки, – забраться на край света, чтобы раздобыть для него вот этот особенный дар. Я уверен, это даже у него вызовет благоговение. Вы когда-нибудь видели нечто подобное?

Гости царя стали почтительно передавать из рук в руки предмет, который наконец добрался до самого Агамемнона. Это была золотая маска, изображавшая лицо какого-то бородатого мужчины с выдающимся носом и крупными ушами.

– Волшебная вещь, не так ли? – Парис внимательно наблюдал за тем, как царь восторженно рассматривает маску. – Чистейшее египетское золото. Но, по правде говоря, мне почему-то кажется, что отца куда сильнее позабавила бы ваша маленькая предсказательница судеб.

Агамемнон вскинул кустистые брови:

– Ты бы обменял вот это на маленькую предсказательницу?

Парис заколебался:

– Может, и нет. И все же… Меня ведь отправили в путь для того, чтобы я купил рабов, а не для того, чтобы вернулся с бесполезной игрушкой. – Он снова сделал Даресу знак рукой – и на этот раз Дарес извлек из сумки пару золотых серег, выкованных в форме маленьких стрекоз. – Моя мать постоянно жалуется, что у нее больше золота, чем она может носить… А вот рук, которые помогали бы его надеть, не хватает.

– Весьма печально, – согласился Агамемнон, через зал всматриваясь в серьги. – А каких именно рабов ты ищешь?

Парис с задумчивым видом откинулся немного назад, продолжая держать ладонь на голове Лилли.

– Твой рассказ о тех женщинах меня позабавил. Полагаю, моей матери понравилось бы окружить себя такими вот экзотическими существами. Ей никогда не были интересны запуганные тихони…

– Довольно! – Агамемнон вскинул руки, но золотая маска осталась лежать на его коленях. – Они твои. Все семеро плюс вот эта девушка. Я буду счастлив избавиться наконец от их мрачных физиономий…

Внезапный шум голосов заставил царя умолкнуть, и Мирина увидела, как сын Агамемнона подошел к отцу и стал с негодованием возражать против сделки.

После короткого и очень резкого разговора Агамемнон снова повернулся к троянцам, разводя руками в небрежном извинении:

– Я сказал «семеро», так? Я ошибся. Их шестеро. Шестеро плюс эта девица. Так уж получилось, что моему сыну одна из них приглянулась, а разве отец в силах отказать в игрушке своему первенцу?