За беспощадной речью Эги последовало громкое обсуждение, но все – даже самые недовольные – умолкли, когда с места поднялась Кара. Показывая женщинам шрамы на своих запястьях, как будто они сами по себе служили неким доказательством, Кара посмотрела на Эги и сказала:

– Ты так говоришь о невезении и мести, как будто понимаешь, что значат эти слова. Но ты и понятия не имеешь… Тебя никогда не насиловали и не увозили на черных кораблях. Тебе не приходилось жить в мерзости Микен. – Лицо Кары исказилось от ярости, она показала на Мирину. – Это она пришла за нами. Она решила, что наше счастье важнее ее собственного. И ты думаешь, богиня ее ненавидит? Неверно! Богиня ее любит. Восхищается ею. Именно поэтому богиня сделала Мирину примером для всех нас. Именно поэтому она вернула ее нам. Ты думаешь, она идет путем несчастий и неудач? Может быть. Но я видела царевну Трои с короной на голове, и именно я – в своем безумии – бросила ее львам. – Кара прижала ладони к лицу, снова сражаясь с внутренними демонами. – И поэтому я должна пойти с ней ее неудачной дорогой, куда бы та ни привела. Может, мы и встретим колдуний и полулюдей, но это вряд ли будет хуже того, что мы уже видели. Но мы ведь выжили, разве не так? – Кара окинула взглядом всех женщин и призывающе вскинула руки. – Мирина уже много раз могла погибнуть, и я, и вы тоже. Но этого не случилось. Мы по-прежнему живы, потому что держимся друг за друга, и у нас есть обязательства, которые мы должны исполнить. – Она показала на вьючных лошадей, которых дал им царь Приам. – Мужчина, который правил величайшим городом на земле, просил нас с последним своим вздохом быть стражами его сокровища. И я бы предпочла эту задачу любым радостям, какие только может предложить мне мир. Потому что прежде всего я должна смыть позор, и я не могу придумать для этого лучшего места, чем дикие реки на севере, где я никогда больше не услышу греческой речи.

После Кары никто уже не решился встать и высказаться, и группа медленно продолжила движение к побережью, злобно бурча и жалуясь. Даже когда они уже подошли к порту и стали рассматривать корабли у причалов, Мирина все еще не знала, придется ли ей пересекать пролив с тремя или с тридцатью женщинами.

Однако сокровище царя Приама должно было оставаться под ее охраной. Кое-кто высказывал недовольство по поводу того, что Мирина оставила все себе, но завистливые вздохи утихли, когда Мирина открыла женщинам природу этого сокровища и позволила им самим взглянуть на него.

– По правде говоря, завидовать тут нечему, – сказала за всех госпожа Отрера. – Такая ноша! Что ж, мы будем молиться о том, чтобы твой труд не оказался напрасным.

Они остановились около вытащенного на берег судна, которое выглядело заманчиво пустым. В тени его корпуса лежал на песке здоровяк, жевавший какой-то корешок. Похоже, единственным оружием этого мужчины была деревянная дубинка, однако Мирина не сомневалась в том, что ею он умеет орудовать весьма искусно. Заметив женщин, здоровяк сел и осторожно кивнул.

– Сколько груза может нести твое судно? – спросила его Отрера на языке Эфеса. – Полагаю, тебя можно нанять?

Большой мужчина усмехнулся, и корешок подпрыгнул в углу его рта.

– Всех вас можно погрузить, красотки, если цена окажется подходящей. Куда это вы направляетесь?

Отрера нахмурилась. Мужчина выглядел откровенно грубым и диким, он был одет в грязную львиную шкуру, и ничего больше на нем не было, однако при этом он казался вполне рассудительным и вежливым, говорил на их языке, а его судно было готово к отплытию…

– Некоторым из нас желательно перебраться на другую сторону, – сказала она, – а остальные хотят плыть на восток, до устья реки Фермодонт. Насколько мне известно, туда можно добраться несколькими путями, но морской путь неизмеримо быстрее и безопаснее, чем сухопутный. Так ли это?

– Это и вправду так, милая. – Встав наконец, мужчина внимательно осмотрел женщин. – У вас много лошадей. Я не слишком большой их любитель. Уж очень много после них навоза остается. А мне в свое время пришлось-таки его выгрести, и немало. – Он выплюнул корешок и отер ладони о бока. – Но у меня есть парочка приятелей, да еще Тесей со своими гребцами пока что на меня работает, так что всего имеется четыре лодки. – Он снова улыбнулся, обнажив зубы. – Но давайте начнем с того, что попроще. Сколько вас хочет перебраться на другую сторону?

Это был момент, которого все они страшились, – момент, который они отодвигали на самый конец.

– Ну что ж… – Отрера повернулась к женщинам. – Не молчите, девочки. Кто из вас желает отправиться на север с Мириной?

Лилли и Кара мгновенно подняли руки. Их поддержала Клито, потом Питана, потом еще полдюжины женщин. И все. Среди них не было Анимоны. Она сидела в седле, склонив голову, и просто не могла смотреть на Мирину, но если бы она на это решилась, то поняла бы по взгляду подруги, что та ее вполне понимает и прощает.

– Отлично. – Мужчина поковырял в носу, внимательно изучил добычу и вытер палец о львиную шкуру. – Если это все, я могу переправить первую компанию прямо сейчас, а уж потом мы разберемся с остальными, когда мои дружки вернутся.

– Как насчет платы? – спросила госпожа Отрера.

– Ну… – Здоровяк почесал свою мощную шею. – Почему бы нам сначала не выяснить, каких гребцов я смогу раздобыть и сколько времени понадобится нам для того, чтобы добраться туда, куда вам хочется? – Он уставился на Ипполиту, в особенности внимательно отнесясь к ее расшитому поясу и крутым бедрам. – Уверен, у вас найдется что-нибудь такое, что мне понравится.

Настало время прощаться. Обняв всех по очереди, Мирина подошла к госпоже Отрере, не в силах выразить свои чувства словами.

– Плакать совершенно незачем, – сказала Отрера, посмеиваясь. – Потому что я уверена: мы скоро снова увидимся. Ты поймешь, что в северных землях нечего делать, и присоединишься к нам еще до того, как малыш появится на свет.

Мирина застыла, отшатнувшись:

– Не понимаю…

Госпожа Отрера улыбнулась и поцеловала ее в лоб:

– Я, может быть, и не знаю мужчин, зато я знаю женщин. Ты несешь в себе нечто куда более драгоценное, чем сокровище царя Приама. Ты несешь в себе его внука.

Стоя на корме, Мирина видела, как весь ее мир и большинство тех людей, которых она знала, уменьшаются с каждым взмахом весел, пока наконец не осталось ничего, кроме знания, что ее сестры по-прежнему там, что они ждут, когда судно вернется за ними.

И все же ее печаль притупляла растерянность, возникшая после прощальных слов госпожи Отреры. Могло ли это быть правдой? Неужели внутри ее выжила маленькая частица Париса? Мирина почти не смела надеяться, что это так, ведь если бы она узнала, что это неправда, она потеряла бы Париса еще раз.

Отогнав наконец эти мысли, Мирина посмотрела на свое запястье, где прежде красовался браслет с головой шакала. Когда она отдала браслет Елене – бедной Елене, родившейся под несчастливой звездой, – она и вообразить не могла, что захочет вернуть его обратно, но вот теперь она ощущала отсутствие его утешающего прикосновения. После всего, что с ней случилось, она жаждала прощения – прощения за любовь к Парису, за то, что бросила сестер, за то, что приносила с собой горе, куда бы ни пришла. Мирина не знала, к кому бы ей обратиться с такой просьбой. К богине Луны? Едва ли. Даже сами шакалы, можно было не сомневаться, давным-давно утратили всю свою преданность прежней хозяйке.

Нет, думала Мирина, ей следует искать прощения в себе самой и в ее десяти преданных подругах. Они должны заново утвердить союз сестер в новых условиях и обстоятельствах. Как только они надежно устроятся где-нибудь, они сядут и обсудят все как следует, и, может быть, если Мирине повезет, они даже найдут хорошего медника, который сумеет сделать для нее новый браслет.

Громкая команда прервала ее размышления. Тот мужчина, на чьем судне они находились, – дикарь, казавшийся веселым и спокойным, когда они разговаривали с ним на берегу, – расхаживал взад-вперед по палубе со своей гигантской дубинкой, торопя гребцов с таким видом, будто мог без малейших сомнений в любое мгновение раскроить череп какому-нибудь лентяю.