– Джеймсу ничего об этой тетради не известно, – возразила я.

И тут мне кое-что пришло в голову, и я застонала:

– Конверт! Тот, что я стащила у тебя! Бандиты из Женевы наверняка видели его в моем номере в гостинице в Брамше! И если помнишь, там была медицинская статья, написанная доктором Трелони…

– Я так далеко не заходил, – нахмурившись, сказал Ник. – Я видел только отчет детектива о тебе и письмо от Резника к его информаторам…

– Ты имеешь в виду письмо к Джамбо? Я думала, это записка какому-то наемному убийце. То есть, вообще-то, я думала, что это для тебя.

– Джамбо. Большие Уши. – Ник показал руками, какие именно. – Резник пытался собрать побольше информации. А награда в миллион долларов была объявлена позже. Потому что он параноик, у него кругом камеры наблюдения, и у этого несчастного ублюдка есть запись убийства собственного сына. Избавлю тебя от подробностей. Просто скажем так: Алекс Резник знал, кто его убивает и за что. И это стало причиной того, что Резник окончательно свихнулся на амазонках. Не знаю, как близко ему удалось к ним подобраться, но его интерес к тетради твоей бабушки подсказывает мне, что он идет по горячим следам.

– Наши следы горячее, – сказала я.

Ник, прищурившись, посмотрел на меня:

– В смысле?

– Подумай вот о чем. – Я села в кровати на колени, желая объяснить все так, чтобы Ник понял. – Если мы отдаем Резнику тетрадь, он сразу увидит секретное послание. И, учитывая его одержимость амазонками, он тут же разгадает бабулину загадку. Бог знает, может быть, «Суомуссалми Вабуруси» и есть то единственное, в чем он нуждается, чтобы отыскать большую плавучую базу амазонок, как ты сам говорил, и… – От новой мысли я буквально содрогнулась. – И взорвать ее.

Ник подошел ко мне с видом серьезным, как никогда. Наклонившись, чтобы погладить меня по щеке, он сказал:

– А ты уверена, что это такая уж плохая идея?

Сквозь облака мы разглядели внизу Финляндию, покрытую снегом. И пока мы шли к взятому напрокат автомобилю, большие пушистые снежинки падали с небес, будто приветственный залп конфетти.

– Совсем не похоже на песчаный пляж, на который ты надеялся, – сказала я Нику.

Когда мы выезжали с парковки, снег повалил так густо, залепляя ветровое стекло, что пришлось включить дворники на полную скорость.

– Разве здесь не прекрасно? – заговорила я, пытаясь выглядеть беспечно. – Так и слышу бодрые крики финских детишек!

– Ты сегодня уже всякого наслушалась. – Ник включил освещение салона, чтобы рассмотреть карту. – А голоса тебе не подсказывают, повернуть нам налево или направо после Оулун-Лаани… чем бы это ни было?

Я несколько раз нажала на педаль тормоза, проверяя, насколько скользит дорога.

– Я же тебе говорила, что нужно взять навигатор.

– Настоящие мужчины не пользуются навигаторами, – напомнил мне Ник.

– И как раз поэтому, – подчеркнула я, – настоящих мужчин осталось так мало. Они сбегают из своей генетической популяции и не могут найти дорогу обратно.

Какое-то время мы ехали молча. Я знала, что Ник все еще сердится из-за моего решения поехать в Суомуссалми, но он ведь не смог предложить какой-либо приемлемой альтернативы. Единственное, что во всем этом было положительного, так это то, что он не бросил в одиночестве меня, и за это я была ему бесконечно благодарна.

Прежде чем покинуть его коттедж этим утром, я позвонила в музей Калькризе и попросила телефонный номер доктора Егер. В конце концов, она была единственной близкой к амазонкам особой, которую я знала. Но Феликс ответил, что доктор внезапно уехала к сестре, о существовании которой никто не знал до сегодняшнего дня. И не стоило удивляться тому, что она не оставила ему никакой контактной информации.

Учитывая то, как они с нами обоими обращались, ни я, ни Ник теперь не слишком любили амазонок. Но я, в отличие от Ника, чувствовала некие обязательства по отношению к ним, пусть даже только из-за любви к бабуле. Я просто не могла отдать Резнику – или кому-либо еще – ее тетрадь. А если бы я этого не сделала, мне пришлось бы всегда беспокоиться о безопасности моих родителей.

И в результате даже Ник неохотно согласился, что мы должны поехать в Финляндию. Пусть принцип «враг твоего врага – твой друг» всегда казался мне нездоровым, все равно это был наш наилучший шанс отыскать амазонок раньше, чем это удастся Резнику. Может, они были в Суомуссалми, а может, их там не было… Но этот след оказался у нас единственным. К тому же, продолжая уговаривать Ника, а заодно убеждая и саму себя, я в конце концов пришла к окончательному выводу, что бабуля не отправила бы меня туда просто так. Конечно, не стоило забывать и о том, что ее тайному меловому посланию было уже почти двадцать лет, но все же написала она его явно не из прихоти. И на самом деле чем больше я обо всем этом думала, тем сильнее верила, что бабуля доверила мне некий магический ключ к какой-то неприступной крепости амазонок и что, как только мы туда доберемся, все наши проблемы разрешатся.

– Эй, выше голову! – сказала я Нику, когда мы неслись сквозь непогоду. – Скоро у тебя будет мартини с водкой в подогретом бокале, а вокруг будут толпиться грудастые суперкрасотки в крошечных бикини.

Однако, когда мы направились вглубь страны от аэропорта Оулу, мне все же думалось о том, что обстоятельства уж слишком жестко прижали нас со всех сторон. В безмолвной снежной мгле финской зимы невозможно было понять, то ли мы едем мимо каких-нибудь ферм, то ли через тундру, потому что все застыло в неподвижности – каждый столб у дороги, каждый куст, каждый сухой сорняк. А над этим погруженным в зимнюю спячку пейзажем висело древнее солнце, слишком усталое, чтобы хоть слегка рассеять сумерки, несмотря на то что была лишь середина дня.

– У меня идея, – заявила я наконец, останавливаясь прямо посреди густого леса. – Ты садись за руль, а я почитаю нам кое-что.

Я вовсе не предполагала, что это чтение нас как-то развеселит. По правде говоря, я просто горела желанием вернуться к «Истории амазонок» и узнать, чем закончилось дело. Хотя П. Эксулатус и написал ее две тысячи лет назад, я все же продолжала думать, что, возможно, каким-то косвенным способом его знания помогут нам, когда мы действительно найдем амазонок. И вот, на ходу переводя с латыни, я начала вслух читать для нас обоих окончание древнего манускрипта. Автор писал примерно так:

– «О варварах Сарматии и Великой Германии много еще можно сказать, но я ограничу себя лишь тем, что касается амазонок. Многие утверждают, что видели женщин, сражавшихся сидя верхом на лошадях, именно в тех краях, но можно ли их действительно называть амазонками, это уже совсем другое дело. Женщин, которые просто сопровождают своих мужчин во всех их делах, я бы не стал считать амазонками, так же как и тех варварских женщин, которые носят оружие, чтобы защитить свои семьи и плоды своего труда. Они просто действуют в соответствии… – я немного помолчала, подбирая правильное слово, – в соответствии со здравым смыслом, и во всех этих диких народах все-таки можно найти и мужчин, и женщин, обладающих немалыми добродетелями. Они не пытаются прятаться за письменными договорами и правилами, поддерживаемыми некими далекими армиями, но просто каждый день просыпаются, готовые защитить свои права».

– А мне этот парень нравится, – сказал Ник, когда я ненадолго остановилась, чтобы разобраться в нечетком тексте. – Очень жаль, что его никто больше не читает.

– Ну, – ответила я, – будем надеяться, что мы сможем это изменить.

Просмотрев несколько следующих страниц, на которых приводились имена прославленных сарматских и скифских женщин-воительниц, я сразу перешла к части, которая имела для меня смысл:

– Ладно, теперь дальше: «Таких рассказов о кочевых народах более чем достаточно. Но мы уже приближаемся к концу нашей истории, потому что из всех историй о Великой Германии только одна касается амазонок. Мне рассказал ее один солдат, он был там во время разгрома Квинтилия Вара и едва сумел спастись от смерти»… – Я нервно вздохнула и еще раз прочитала последнюю фразу. – Разгром Вара! Это же та самая битва в Тевтобургском лесу… Я тебе рассказывала, Ник, там устроили засаду, и там погибли «болотные женщины», как говорила доктор Егер… Да, это уже кое-что! Ты только послушай: «Тот солдат клялся, что был ординарцем при командире Девятнадцатого легиона»… – Я была так взволнована, что схватила Ника за руку. – Выживший! А ведь предполагалось, что те три легиона были уничтожены до последнего воина! Однако остался прямой свидетель! – Я снова вернулась к тексту, не в силах больше сдерживаться. – «В канун этой ужасной битвы некая женщина, одетая по-мужски, пришла поздно ночью, чтобы просить о встрече с командиром. Она настаивала на том, чтобы поговорить с ним тайно, наедине. Заинтересовавшись, тот отослал всех, кроме своего ординарца…»