Мы вошли за ней в просторное, тускло освещенное помещение, в котором было холодно и влажно, как в склепе. Свет исходил лишь от полок на стенах, а темнота остальной части святилища была настолько глубокой, всеобъемлющей, что мне понадобилось несколько мгновений для того, чтобы понять, что мы стоим перед огромным, обитым железом сундуком, красующимся на каменном полу в центре помещения. Сундук, по меньшей мере полтора метра в ширину и один – в глубину, был заперт на средневековый висячий замок, и, несмотря на нетерпеливый взмах руки Отреры, мы с Ником не сразу смогли отвести от него взгляды.

– Что в нем? – спросил Ник. – Сокровище амазонок?

Видя, что нас не отогнать от таинственного хранилища, Отрера снова вернулась к нам, обхватив себя руками от холода.

– Это не то, что вы думаете. – Она посмотрела на нас пристально, почти нервно. – Это не золото.

Мое сердце забилось намного быстрее.

– Но ведь это и есть сокровище царя Приама?

Отрера заколебалась:

– Ну… мы думаем, да. – Она опустила ладонь на крышку сундука, как бы убеждаясь, что та по-прежнему заперта. – Но ключ есть только у царицы.

Хотя я прекрасно видела, что Отрере не хочется говорить на эту тему, я все равно была не в силах сдвинуться с места. Ведь я, всегда преданно верившая в амазонок, оказалась на расстоянии вытянутой руки от сокровища, которое даже я привыкла считать легендой… Это было уж слишком прекрасно. Но все же я кивнула и сказала Отрере:

– Да, понимаю. И в то же время я должна как-то понять идею сохранения истории вот таким образом. Если предположить, что царь Приам действительно доверил амазонкам наиболее ценные артефакты троянской культуры… Но почему он это сделал? Ведь в таком случае он должен был иметь гарантии, что все это не погибнет. А он был человеком мудрым. Греки практически уничтожили троянцев, и мы теперь даже не можем с уверенностью сказать, на каком языке они говорили. И на сегодняшний день троянская культура – одна из величайших загадок древнего мира. То есть на самом-то деле многие сотни лет ученые полагали, что Троя и Троянская война были не чем иным, как грандиозным фантастическим мифом. Может, как раз это и имел в виду царь Приам, когда просил амазонок сохранить его сокровище? Что его царство будет стерто, вычеркнуто из человеческой истории на три тысячи лет? Нет! – Я хлопнула ладонью по крышке сундука и увидела, как Отрера буквально подпрыгнула при этом звуке. – Уверена, он как раз отчаянно желал, чтобы вот эти вещи стали известны миру. Потому что, если они просто сгниют в каком-то ледяном подвале на краю пустоты, они могли быть с таким же успехом уничтожены кровожадными греками!

Отрера отшатнулась от меня, потом напряженно произнесла:

– Я позвала вас сюда не для того, чтобы обсуждать мифологию. Как вы можете видеть, это место предназначено для воспоминаний и медитации. – Она широким жестом указала на полки вокруг нас, и только тогда я заметила стоявшие на них предметы: бронзовые урны разных форм и размеров. – Вабу Руси и ее девушки покоятся здесь. Я – последняя из них. Идемте. – Она крепко взяла меня за локоть и повела дальше, к одной из полок, на которой стояли восемь урн. На стене за ними висела черно-белая фотография в рамке: хмурая леди, сидевшая в кресле, и семь девочек вокруг нее. – Вот! – Отрера показала на одну из девушек на снимке. – Узнаете этого маленького ангела?

Я наклонилась поближе, предполагая, что это и есть сама Отрера. Но вместо того увидела лицо с безмятежным взглядом и инстинктивно узнала его.

– Моя сестра Тююне, – сказала Отрера. – Она была твоей бабушкой.

Открытие настолько потрясло меня, что я не смогла сдержать слезы. Дело было не только в фотографии и внезапном осознании того, почему Отрера пригласила нас… Сильнее всего меня ударила свалившаяся на меня тяжесть потери. Бабуля умерла. Конечно, я подозревала это с тех самых пор, как получила по почте ее браслет, но теперь я знала совершенно точно. Передо мной стояла урна с ее прахом. Я коснулась ее с необъятным ощущением потери.

Я была захвачена чувствами, мне хотелось обнять Отреру и поблагодарить ее за то, что она позволила мне все узнать… Но она быстро сунула руку в карман брюк, достала маленький запечатанный конверт и протянула мне, как бы предупреждая, что не нужно приближаться к ней.

– Возьми! – сказала она, явно спеша покончить с этим делом. – Писать посторонним строго запрещено нашими правилами. Но Тююне – или Кара, как мы звали ее здесь, – всегда нарушала правила. Она заставила меня поклясться, что, если ты когда-нибудь в своих поисках доберешься до Суомуссалми, я встречу тебя как родную и отдам тебе это письмо.

Ник обнял меня, стараясь утешить, возможно почувствовав, насколько я взволнована.

– Ты нас называешь посторонними, – сказал он, – но мы твои родственники, даже если ты не хочешь нас таковыми видеть. Должны быть и другие вроде нас… Мальчики, родившиеся, как я. И они должны пытаться найти вас.

Отрера покачала головой:

– Это чрезвычайно редко случается, чтобы мы соединялись с мужчинами. Никто не хочет рисковать зачать мальчика и потом терзаться выбором между ребенком и союзом сестер. Но иногда природа берет верх. – Она улыбнулась нам обоим, как бы говоря, что вполне понимает силу романтической любви, даже если и прожила всю жизнь в ее отрицании. – Ох, вы мне напомнили… – Она протянула ко мне руку. – Браслет с головой шакала. Тююне передала его тебе, и поэтому он твой. Но она вовсе не предполагала, что ты станешь его носить как какое-то украшение. Он представляет собой некое соглашение, Диана, и вместе с ним передаются определенные правила и ответственность. Твой браслет – настоящий, бронзовый; таких осталось всего несколько штук. Кто-то из нас носит железные браслеты, кто-то серебряные, у кого-то есть бронзовые копии, но мы все больше и больше отходим от металлов. Они слишком приметны, их ловят сканеры… Так что большинство наших молодых учениц предпочитают теперь татуировки. Царица по-прежнему носит бронзового шакала, но снимает его, когда отправляется на задание. – Отрера посмотрела на Ника. – По крайней мере, теперь она так делает. Когда она встретилась с твоим отцом, то была еще стажером и носила браслет постоянно. Полагаю, он и заставил ее отказаться от твоего отца.

Ник напряженно обнял меня:

– Поправка: она отказалась от меня. Это что, часть испытания для цариц – выбор между союзом сестер и материнством? Мирина явно с честью его выдержала.

Отрера, явно теряя терпение, хмуро повернулась ко мне:

– Ладно… – Взяв меня за руку, она приподняла мой рукав и одним ловким движением сняла браслет с моего запястья. И тут же протянула его мне, мрачно кивнув. – Если ты решишь снова его надеть, твоим связным будет Катерина Кент.

Я совершенно не понимала, что мне теперь делать с этим браслетом.

– Ты думаешь, моя бабушка хотела именно этого? – спросила я. – Чтобы я стала одной из вас?

Отрера посмотрела на меня задумчиво, слегка искоса, а потом направилась обратно к двери.

– Я не знаю. Как я уже говорила, Тююне постоянно нарушала правила. И когда она вернулась к нам после многих и многих лет, она была вся изранена. Но все равно оставалась лучшей наставницей для наших девушек, какие только у нас были. И она была непредсказуемой… – Отрера улыбнулась мне, оглянувшись через плечо. – Уверена, мне незачем говорить это тебе, Диана. Она была блестящим учителем, и мне хочется, чтобы ты знала: в ее последние годы здесь, с нами, она была постоянно занята, и ее весьма ценили.

– Как она умерла? – спросила я.

Отрера остановилась, чтобы мягко, почти нежно посмотреть на меня.

– Так, как ей всегда и хотелось: во время верховой езды.

– Она когда-нибудь говорила обо мне?

Отрера снова тронулась с места:

– Постоянно. Но прочти письмо. А когда прочитаешь, пожалуйста, уничтожь его.

– Погоди! – вмешался Ник. – А как насчет меня? Для меня разве нет письма?

Отрера опять остановилась, но на этот раз для того, чтобы открыть тяжелую дверь.