Я заставила себя улыбнуться:

– Поскольку вы уже знакомы с моими работами, то, безусловно, вам известно, что я не чужда знанию лувийского языка.

– Но что именно говорится в тех табличках? – спросил какой-то американец в старомодном коричневом костюме, единственный из всех, кто выглядел хотя бы отчасти доброжелательным.

– Я получила их всего три дня назад, – ответила я. – Но насколько я успела понять, мы имеем дело с историческими хрониками, в которых перечисляются конкретные события и имена.

Я собиралась продолжить, но меня перебил похожий на бешеного питбуля француз, который был просто не в силах дождаться своей очереди.

– За последнюю неделю, – рявкнул он не только на меня, но и на всех сразу, – произошли и другие так называемые инциденты в мире торговли артефактами. Хорошо известный всем коллекционер по имени Григорий Резник был убит на каком-то складе в Женевском международном аэропорту. Судя по всему, его застрелил сын другого коллекционера, его конкурента, в процессе незаконного обмена предметами древности. И кое-кто предполагает, что именно Резник еще недавно владел табличками Трои. И еще три дня назад в Римский архив был анонимно возвращен некий древний манускрипт под названием «История амазонок». Текст был украден именно из этого архива предположительно все тем же Резником. – Француз уперся в меня обвиняющим взглядом. – И какова же ваша роль во всех этих событиях?

Вопрос чуть не сбил меня с ног.

– Для меня все это совершенная новость, – ответила я как можно более спокойно. – Но я сильно сомневаюсь, что таблички Трои могли лежать на складе в Женеве все эти годы. Следующий вопрос, пожалуйста!

К тому времени, когда наиболее энергичные журналисты наконец насытились мной, руки у меня так дрожали, что пришлось сложить их на груди. До последней минуты я надеялась увидеть, как из ниоткуда возникает Катерина Кент, чтобы присутствовать на пресс-конференции. Но, видимо, это сражение мне было назначено вести в одиночку.

Похоже, моя краткая речь, обращенная к Отрере в Суомуссалми, оказалась причиной того, что амазонки решили: пришло время открыть свое сокровище миру. Я была глубоко тронута их верой в меня и просто не представляла, как на это ответить. Видимо, стоит убедить их, что таблички находятся в полной безопасности, а тексты будут переведены и опубликованы. Анонимный пресс-релиз, появившийся точно в тот день, когда мне доставили ящики, подтвердил мое убеждение в том, что я стала не просто очередной хранительницей табличек; мне предстояло вернуть к жизни утерянный город царя Приама.

– Последний вопрос.

Я снова окинула взглядом толпу, пытаясь выбрать одну из жадно поднятых вверх рук. Среди тех, кто толпился вдоль стен, я увидела нескольких мужчин в серых костюмах – настолько неприметной внешности, что до этого момента я их и не замечала.

Секретная служба? Эта мысль заставила меня похолодеть от страха. Неужели они пришли для того, чтобы расспросить меня о Резнике? Или о Джеймсе?

Еще раз посмотрев на этих мужчин, я попыталась угадать, намерены ли они арестовать меня сразу после пресс-конференции, или у меня будет время для попытки сбежать… Но тут среди них я увидела его, и он смотрел на меня так же безжалостно, как и неделю назад, когда явился забрать своего сына из больничной палаты, а меня отшвырнул прочь, как игрушечную собачку. И он тоже хотел задать мне вопрос!

– Мистер аль-Акраб? – услышала я собственный голос, усиленный микрофоном.

Это имя вызвало в аудитории нечто вроде землетрясения, и все журналисты разом повернулись, чтобы увидеть вавилонского дьявола, внезапно очутившегося прямо среди них.

– Доктор Морган, – заговорил мистер аль-Акраб, как будто не замечая поднявшейся вокруг бури. – Мне бы хотелось поздравить вас с тем, что вы спасаете и оживляете эту забытую часть истории. Нет сомнений, это станет поворотным пунктом во взаимоотношениях между вашим университетом и моим фондом, хотя в прошлом между нами возникали некоторые разногласия. – Он немного помолчал, чтобы представители прессы осознали всю значимость его слов, потом продолжил: – Я знаю, вы уже связывались с турецкими властями, и весьма хвалю вас за эту инициативу. И памятуя об этом… Как вы полагаете, кто является законным владельцем табличек? Станут ли они теперь, как и многие другие древние сокровища, – он вскинул руку в обвиняющем жесте, – собственностью Соединенного Королевства?

Этот вопрос вызвал повторный подземный толчок, и фотографы, отпихивая друг друга, бросились к мистеру аль-Акрабу. Но я едва заметила всю эту суету; я могла думать только о Нике. Безусловно, мистер аль-Акраб не прилетел бы сюда, если бы его сын по-прежнему находился в опасности.

– Таблички были доверены мне лично, – ответила я, с запозданием сообразив, что все ждут моей реакции, – и я полагаю, мой долг – обеспечить их безопасность. Но никто не может владеть историей другого народа, даже если этот народ давным-давно исчез с лица земли. Держать любые троянские артефакты здесь, в Британии, в такой дали от места их происхождения, было бы возвращением к слишком устаревшим обычаям. – Я выпрямилась, изо всех сил стараясь говорить достаточно громко, чтобы заглушить нарастающий гул научных голосов, угрожавших буквально затопить меня. – Даритель возложил на меня обязанность самой определить будущий дом этих табличек, и я намерена вернуть их к месту происхождения как можно скорее.

В буре гнева, разразившейся после моего заявления, выделился вопль профессора Ванденбоша:

– Что за чушь!

Мистер аль-Акраб, явно наслаждаясь возникшей суматохой, огляделся по сторонам:

– А если предположить, что я готов построить для них специальный музей?

В зале мгновенно воцарилась тишина, и все головы снова разом повернулись в мою сторону, как будто Шелдонский театр был битком набит овцами, которые наблюдали за тем, как разгружается грузовик с кормом, а ведь после этого грузовик мог отправиться, а мог и не отправиться прямиком на бойню.

– Но уже существует музей Трои… – начала было я.

– Надежный музей, доктор Морган. Которым будет руководить человек, полагаю известный вам, – доктор Мурат Озлем. Что вы на это скажете? – Мистер аль-Акраб улыбнулся, и от этого его лицо стало совершенно другим. – Не пора ли начать такое вот совместное предприятие?

– Судя по всему, вы уже обсудили это с турецкими властями, – сказала я. – Но… это уж слишком щедро с вашей стороны. Пожалуй, нам с вами следует встретиться и все обсудить.

И снова целый лес рук взметнулся вверх, пока мы обменивались репликами. Профессор Ванденбош уже готов был встать со своего стула, чтобы подняться на сцену и захватить власть над микрофоном.

Не зная, следует ли мне отвечать на какие-то еще вопросы, я посмотрела в сторону мистера аль-Акраба и увидела, что он со своей свитой уже пробирается к выходу; они свое дело сделали.

Поле моего зрения внезапно сузилось, все вокруг затянуло серой мглой. Мне стало наплевать, что может случиться дальше; я не могла позволить этому человеку просто взять и уйти от меня снова.

– Спасибо, – сказала я в микрофон. – Профессор Ванденбош с удовольствием ответит на оставшиеся у вас вопросы. – С этими словами я спрыгнула со сцены и поспешила по центральному проходу, не сводя глаз с двери. Я не бежала, но готова была и на это.

Когда я выскочила наружу, неожиданный поток леденящего дождя остановил меня ровно настолько, чтобы мистер аль-Акраб успел насмешливо кивнуть мне на прощание, садясь в черный лимузин, – и уехать, оставив меня промокать насквозь.

Я стояла как парализованная, глядя на туманную Брод-стрит, не в силах пошевелиться.

– Ты должна простить моего папу, – произнес голос у меня за спиной. – Он никогда не умел приносить извинения.

Я стремительно обернулась – и увидела Ника, такого же мокрого, как и я, но все равно улыбающегося. Однако его улыбка угасла, когда он увидел выражение моего лица.

– Привет, богиня, – сказал он, касаясь рукой моей щеки. – Ты не рада меня видеть?