С одной стороны, подобный ажиотаж можно было легко объяснить. Судили наследника одного из наиболее влиятельных родов Империи. Судили по такому страшному делу, за измену. Проливалась драгоценная кровь, и пираньи газетчики просто не могли пропустить такого пиршества. И всё-таки, подумал Игорь, приподнимаясь… Всё-таки было у него ощущение, что кто-то ещё подкидывал дровишек в это зарево.

Кто бы это мог быть?

Что ж, вероятно он уже очень скоро это узнает…

Игорь улыбнулся и зашёл вместе с провожающим его приставом через высокие деревянные двери в просторный, хорошо освящённый зал. Прямо перед ним простиралась выложенная сереньким ковром дорожка. Напротив неё, в самом конце помещения, за лакированной деревянной платформой, — всего таких было четыре, и они образовывали как бы полукруг, — сияли огромные окна. Потолок и так в помещении был высокий, а окна простиралась до самого верха. За ними простирались голубые небеса и переливались облачные гущи.

Как только Игорь зашёл в помещение и немного поморщился такому ясному небу, а потом прошёлся ещё немного вперёд, тотчас начался гомон. На каждой деревянной платформе в три ряда располагались сидения. Их занимали люди видные, статные, все ряженные, с моноклями и золотыми часиками. И все эти важные люди стали гомонить, словно дети. Судье, которой восседал за платформой на фоне неба, бодрому на вид старичку с какой-то кривоватой головой, даже пришлось постукать своим молоточком: тук, тук, тук, тише, тише, тише… Чтобы навести порядок.

Наконец воцарилась тишина. Ну как. Почти. Статные господа всё ещё перешёптывались. Они не сводили с Игоря глаз. Юноша прошёлся вперёд вместе со своим немного полноватым охранником. Внутри образованного деревянными платформами полукруга находился ещё один, только созданный своеобразными металлическими подставками, на которые можно было разве что уложить свои руки, но от которых прямо веяло знатностью…

Всего таких подставок было восемь штук. Они были золотистыми. А посреди них находилась ещё одна, только уже другая, из серебра. В её изгибах Игорь заметил переливы облака, точно скрученного в трубочку. Юноша прошёлся и встал прямо за этой вот подставкой.

Судебный пристав последовал за ним и вдруг опустил голову и стал неуверенно покусывать свои моржовые усы. Затем пристав достал с пояса блестящие металлические наручники. Он попытался взглянуть на Игоря, словно спрашивая у него разрешения, но юноша лишь многозначительно улыбнулся, и снова мужчина повесил голову.

И вдруг скрипнула и открылась ещё одна дверь.

Со стороны раздался мелодичный женский голос:

— Ох, а почему это преступник до сих пор не прикован? Скорее, посадите его в кандалы. Мне так страшно! Ох, так страшно, — сказал этот страшно наигранный голос. Игорь повернулся и увидел женщину примерно тридцати лет в чёрном платье. Красивую, изящную, с очень белым лицом и горячими чёрными глазами. У её платья, роскошного, как ночь во дворце, было крайне откровенное декольте, которое демонстрировало очень даже приличную грудь этой особы…

Рассматривая женщину и то, как она к нему приближалась, шагом воздушным и изящным, Игорь попутно перебирал в голове варианты кто же она могла быть такая.

Юноша довольно тщательно подошёл к подготовке своего процесса. Он вообще всегда и ко всему подходил с должной предусмотрительностью. Потому ему были известны все действующие лица сегодняшнего действа. Знал он судью, например, человека старого, но по словам друзей ещё очень бодрого и с военным прошлым, некоторых следователей — где живут их семьи — и разумеется он знал присяжных.

Что касается последних, то все они поголовно принадлежали к наивысшему дворянству Российской Империи. Елисавета в своё время шугала комиссара, якобы нельзя брать важного дворянина под арест без консенсуса четырёх самых влиятельных семейств Империи. Девушка это выдумала, но похожий закон и вправду практиковался, только речь шла не про арест, а про осуждение, на котором дворяне были присяжными.

Юноша их разумеется изучил, и разумеется он сразу же узнал княгиню Анну Масодову.

Женщина прошлась через зал по серому коврику, ступая без единого шума, словно дух, само воплощение бестелесной, сводящей с ума красоты. Она встала у золотистой подставки, совершенно её не трогая. Её взгляд задел Игоря быстрым, но удивительно горячим движением, после чего женщина посмотрела на судью, приподняла свою белую шейку и защебетала. Словно голубка: звонко, но глубоко и сердечно:

— Я не понимаю, почему преступник ещё не в кандалах. Сделайте с этим что-нибудь. Иначе я не могу здесь находиться, мне страшно, — вдруг она обратилась к судебному приставу, который всё ещё стоял возле Игоря и мялся. Чёрные глаза женщины были такие горячие, что лицо этого полноватого мужичка раскраснелось за его моржовыми усами.

Затем он глубоко вдохнул, собираясь с духом, вестимо, повернулся к Игорю и раскрыл перед ним серебристые наручники. Юноша смиренно уложил в них свои руки. Щёлк. Вот и всё.

И снова последовал гомон, и такой шумный, что судья уже было снова потянулся к молоточку. Выверенная улыбка на губах женщины стала ещё ярче. В ней появились торжественные нотки. Но вот женщина что-то заметила, из-за чего её улыбка как будто потеряла душу.

И было это Игорь. Он повернулся к женщине и тоже ей улыбнулся. Так. Невзначай. Быстро и легко. Анну Масодову сперва, кажется, это обескуражило. Но ненадолго, уже очень скоро она оправилась, а во взгляде, которым она смотрела на Игоря, появилось ещё более надменное презрение.

Верно она решила, что он просто строит уверенную мину, и это было жалко.

Что ж, — Игорь размял свои руки в стальных застёжках, — женщина ошибалась. Он был действительно доловлен.

Почему же?

А просто потому что он только что совсем малой ценой выявил своего врага. Женщина явно имела против него что-то. Что — не важно. И всё-таки очень благосклонно было с её стороны было просто взять и заявить о своей враждебности в открытую. Намного страшнее когда тебя бьют из-за спины, нежели в лицо, а потому всегда приятно, когда твой враг просто срывает свою маску.

Можно сказать, что Игорь, совершенно ничего не делая, уже выиграл первый ход начинающейся шахматной партии.

Кстати говоря… А вот и прочие её игроки… Или фигуры? Это ещё предстоит узнать, подумал юноша и посмотрел на открывшиеся в зал двери, из которых на серую дорожку стали заходить один за другим важнейшие люди…

Сразу после княгини Масодовой в помещение ступила ещё одна женщина, — даже не женщина, а девушка, которая всем своим видом создавала для неё контраст. Она была очень молодая, даже не восемнадцати лет. Стройная, на вид бойкая. Волосы у неё были не чёрные, но яркие, рыжие. Лицо не измазанное макияжем, но посыпанное веснушками.

В то время как у платья княгини Масодовой был глубокий вырез на груди, у этой девушки оно было довольно консервативное, если бы не нарочно закатанные рукава. И если бы открытые руки этой девушки не были бы такими белыми и нежными, явно не знавшими в своей жизни никакой тяжкой работы, её из-за грубых манер впору было спутать с молодой кухаркой.

Ах, и ещё взгляд. В то время как у княгини он был горячий, но не обжигающий, словно тёплая ванна, у этой девушки он был прохладным, как осеннее утро, тем паче, что платье у неё было цвета рябины.

Явно недовольная всем и вся, девушка заняла место возле ещё одной золотистой подставки и сложила руки.

Григория Савелова, пронеслось в голове Игоря имя этой девушки, а за ним пронеслись некоторые подробности касательно её удивительного положения… Однако останавливаться на них не было времени, ибо в зал уже заходил ещё один статный человек. В этот раз это был мужчина. Высокий, в годах, уважаемого вида старик с прекрасной осанкой и в нарядной военной форме. В его стриженной белой бороде с бакенбардами не было ни одного серого волоска, а на губах играла добрая улыбка.

Причём улыбался мужчина Игорю. И не просто так, ведь это был давний друг его семейства, князь и бывший фельдмаршал Кутузов, чрезвычайно влиятельное лицо во всех военных делах Империи. Он тоже занял своё место напротив золотистой подставки.