Его спутник пинком закрыл дверь.

— Мортола? — Фенолио пытался говорить насмешливым и высокомерным тоном, но голос его звучал, как карканье издыхающей вороны. — Разве не Мортола засадила тебя в клетку, чтобы скормить Призраку?

Баста пожал плечами и откинул серебристый плащ. Ну конечно, вот он, его нож. Новехонький, судя по виду, роскошнее, чем все, что были у него в другом мире, и, несомненно, такой же острый.

— Да, это было не очень хорошо с ее стороны, — сказал Баста, ласково проводя пальцем по рукоятке. — Но она искренне сожалеет об этом. Ну так что, знаешь ты, каких трех птичек мы ищем? Давай подскажу. Одной мы уже свернули шею, той, что громче всех пела.

Фенолио опустился на кровать — с неподвижным лицом, как ему хотелось думать.

— Ты, наверное, говоришь о Мортимере, — сказал он, медленно засовывая руку под подушку.

— Верно! — улыбнулся Баста. — Жаль, что ты не видел, как она его застрелила. Одним выстрелом в грудь, как ворон, которые клевали всходы на ее грядках.

От этого воспоминания его улыбка стала еще более злобной. О, Фенолио отлично знал, что творится в этом черном сердце! Ведь это он создал Басту, как и Козимо с его ангельской улыбкой. Баста всегда любил подробно описывать как свои, так и чужие злодейства.

Его спутник был, похоже, не столь разговорчив. Он со скучающим видом оглядывал комнату. Хорошо, что стеклянного человечка нет. Его так легко уничтожить.

— В тебя мы, пожалуй, стрелять не будем. — Баста подошел к Фенолио еще ближе. Лицо у него было настороженное, как у кошки на охоте. — Тебя мы, наверное, повесим, чтобы твой старый язык вывалился изо рта.

— Как остроумно! — сказал Фенолио, просовывая руку еще глубже под подушку. — Но ты ведь знаешь, чем это кончится. Ты тоже умрешь.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Басты, как мышь, юркнувшая в нору.

— Ах да! — злобно прошипел он, невольно хватаясь за амулет на шее. — Я и забыл! Ты ведь воображаешь, что придумал меня. Ну а он? — Баста показал на своего спутника. — Его зовут Мясник. Его ты тоже придумал? Он ведь тоже когда-то работал на Каприкорна. Многие поджигатели носят теперь серебряные цвета Змея, хотя некоторые из нас считают, что с Каприкорном было веселее. Вся эта знать во Дворце Ночи… — Он презрительно сплюнул на пол. — Не случайно, конечно, у Змееглава на щите гадюка. Перед ним нужно ползать на брюхе, это ему любо, высокородному господину! Но нам-то что? Платит он хорошо. Правда, Мясник? — обратился Баста к своему спутнику, который так и не произнес ни слова. — Как ты думаешь, похоже по этому старику, что это он тебя выдумал?

Мясник скривил безобразную физиономию:

— Ну, если и так, то у него, черт побери, неплохо получилось!

— И правда! — рассмеялся Баста. — Вообще-то за одну рожу, которой он тебя наградил, его стоит пощекотать ножичком, а?

Мясник. Да, правда, его он тоже выдумал. Фенолио почувствовал поднимающуюся тошноту при мысли о том, за что он его так окрестил.

— Ну, говори, старик! — Баста нагнулся над ним так низко, что в лицо Фенолио ударил запах мяты. — Где девчонка? Если ты нам расскажешь, где она, мы тебя, может быть, и оставим еще ненадолго в живых и пошлем сперва малышку вслед за отцом. Она наверняка по нему скучает. Они ведь так любили друг друга. Ну, живее, где она? Выкладывай!

Он медленно вытянул из-за пояса нож. Лезвие у него было длинное, чуть изогнутое. Фенолио сглотнул, словно пытаясь загнать назад поднимающийся страх. Он продвинул руку еще дальше под подушку, но пальцы наткнулись лишь на кусок хлеба, который, наверное, засунул туда Розенкварц. «Тем лучше, — подумал он. — Что толку мне было бы от ножа? Баста проткнул бы меня раньше, чем я как следует ухвачусь за рукоятку, не говоря уж о Мяснике». Фенолио почувствовал, что на лбу у него выступает пот.

— Эй, Баста! Я знаю, ты любишь поговорить, но давай уже его забирать! — Голос у Мясника был хриплый, как у жаб, квакавших ночами на холмах. Ну конечно, так Фенолио его и описал — Мясник с жабьим голосом. — Допросить его мы еще успеем, а сейчас надо догонять остальных! — торопил он. — Кто знает, что этот мертвый принц еще затеет! А вдруг он решит не выпускать нас из своих треклятых ворот? Или пошлет нам вслед своих солдат? Остальные наверняка уже за много миль отсюда!

Баста вздохнул и с видом глубокого сожаления заткнул нож обратно за пояс.

— Ладно, ладно, ты прав, — буркнул он. — Такие дела надо делать не спеша. Допрос — это искусство, настоящее искусство.

Он грубо схватил Фенолио за локоть, поднял с кровати и толкнул к двери.

— Как в старые времена, правда? — прошипел он ему в ухо. — Я ведь однажды тащил тебя из твоего дома — помнишь? Веди себя так же хорошо, как тогда, и поживешь еще некоторое время. А когда мы пойдем мимо женщины, которая кормит свиней во дворе, скажи ей, что нас прислала за тобой твоя старая подруга, ясно?

Фенолио молча кивнул.

Минерва не поверит ни единому его слову, но, может быть, она сумеет позвать на помощь?

Баста уже взялся за ручку двери, когда на лестнице вновь раздались шаги. Старые деревянные ступеньки стонали и трещали. Дети. Господи ты боже мой. Но за дверью раздался не детский голосок:

— Чернильный Шелкопряд?

Баста бросил на Мясника встревоженный взгляд. Фенолио узнал голос: это был Небесный Плясун, бывший канатоходец, который нередко приносил ему вести от Черного Принца. Конечно, помочь он не сможет со своей негнущейся ногой! Но что за весть он принес? Может быть, Черный Принц узнал что-то о Мегги?

Баста кивком велел Мяснику встать слева от двери, а сам занял правую сторону. Потом дал знак Фенолио и снова вытащил из-за пояса нож.

Фенолио открыл дверь. Она была такая низкая, что ему приходилось всякий раз пригибаться, проходя в нее. Перед ним стоял Небесный Плясун, потирая колено.

— Проклятая лестница! — проворчал он. — Крутая и скользкая. Хорошо хоть ты дома и мне не придется карабкаться на нее снова.

Он осмотрелся, как будто у старого дома были уши, и полез в кожаную сумку, в которой проделало свой путь столько писем.

— Девушка, которая у тебя жила, шлет тебе это.

Он протянул Фенолио сложенный в несколько раз листок бумаги, похоже, вырванный из блокнота Мегги. Мегги терпеть не могла вырывать страницы из блокнотов, а уж тем более из этого, собственноручно переплетенного ее отцом. Значит, письмо очень важное — и сейчас Баста его отнимет.

— Ну, бери же! — Небесный Плясун нетерпеливо сунул листок ему под нос. — Знаешь, как я торопился его тебе доставить?

Фенолио неохотно взял листок, думая только об одном: письмо Мегги не должно попасть в руки Басты. Ни за что. Он так крепко зажал его в кулак, что ни краешка не было видно.

— Слушай, — тихо продолжал Небесный Плясун, — Змееглав послал своих людей захватить тайный лагерь. Сажерук…

Фенолио чуть заметно покачал головой.

— Отлично. Спасибо тебе большое, только у меня сейчас гости, — сказал он, пытаясь глазами объяснить Небесному Плясуну то, чего не мог сказать вслух. Он вращал ими направо и налево, указывая, как пальцами, туда, где за дверью ждали Баста и Мясник.

Небесный Плясун отступил на шаг.

— Беги! — проговорил Фенолио и одним прыжком выскочил за дверь.

Небесный Плясун чуть не слетел с лестницы, когда Фенолио протиснулся мимо него, но потом поковылял следом. Фенолио кубарем скатился по ступенькам. Он не оборачивался и, еще не добежав донизу, услышал у себя за спиной ругань Басты и жабий голос Мясника. Он слышал, как испуганно закричали дети во дворе, как откуда-то раздался голос Минервы, но в это время он уже несся между закутами и веревками, на которых сушилось у нее на дворе белье. Под ноги ему попалась свинья, он споткнулся, упал в грязь и, поднимаясь, увидел, что Небесный Плясун не успел за ним. Да и куда ему, с хромой-то ногой. Баста схватил его за воротник, а Мясник отталкивал Минерву, которая выскочила с граблями ему наперерез. Фенолио укрылся сперва за пустой бочкой, потом за свиным корытом и пополз на четвереньках к одному из закутов.