Деспина.

Девочка смотрела на него расширенными, ничего не понимающими глазами. Фенолио прижал палец к губам, пополз дальше и протиснулся между досками туда, где любили прятаться дети Минервы. Он с трудом там помещался, это было местечко не для стариков, толстеющих в бедрах. Дети забирались сюда, когда не хотели ложиться спать или делать какую-нибудь домашнюю работу. Свое тайное убежище они показали лишь Фенолио в знак дружбы, за особенно понравившуюся им историю о призраках.

Он услышал вскрик Небесного Плясуна, грубый ор Басты, плач Минервы. Фенолио уже хотел выползти из своего укрытия, но страх парализовал его. Да и что он мог сделать против ножа Басты и меча, висевшего на боку у Мясника? Он прислонился к доскам, слушая, как свинья, похрюкивая, копает рылом землю. Письмо Мегги расплывалось у него перед глазами, листок был весь запачкан грязью, по которой он полз, но буквы можно было кое-как разобрать.

— Я не знаю! — донесся до него крик Небесного Плясуна. — Не знаю, что она написала! Я не умею читать!

Храбрец Небесный Плясун. Скорее всего, он знал. Обычно он просил, чтобы содержание письма ему сообщали и на словах.

— Но где она, ты можешь мне сказать, правда? — Это был голос Басты. — Выкладывай. Она что, с Сажеруком? Я слышал, ты называл старику его имя!

— Не знаю!

Снова раздался крик, Минерва заплакала еще громче и стала звать на помощь, так что ее вопли эхом прокатились по тесной улочке.

«Люди Змееглава увели всех, моих родителей и комедиантов, — читал Фенолио. — Сажерук идет за ними… Мышиная мельница…»

Буквы поплыли у него перед глазами. Снова раздались крики. Он впился зубами в костяшки пальцев с такой силой, что пошла кровь.

«Напиши что-нибудь, Фенолио. Спаси их! Напиши…»

Ему казалось, что он слышит голос Мегги. Снова крик. Нет, не может он здесь отсиживаться. Он выполз наружу и выпрямился.

Баста все еще не выпускал Небесного Плясуна, прижав его к стене дома. Куртка старого канатоходца была вся разодрана и в крови, а перед ним стоял Мясник с ножом в руке. Где же Минерва? Ее нигде не было видно, а Деспина и Иво притаились за закутами и смотрели, что может сделать один человек другому. С улыбкой на губах.

— Баста! — Фенолио сделал шаг вперед. Всю свою ярость и страх он вложил в этот возглас и высоко поднял исписанный листок бумаги.

Баста обернулся с наигранным изумлением.

— Ах вот ты где! — воскликнул он. — Со свиньями! Так я и думал. Ну-ка неси сюда письмо, пока Мясник не покрошил твоего приятеля на куски.

— Нет уж, подходите за ним сами!

— Зачем? — Мясник рассмеялся. — Ты ведь можешь нам его прочитать!

Да, это он мог. Фенолио стоял и не знал, что делать. Почему ему не приходит в голову какая-нибудь отговорка, на которые он всегда был такой мастер? Лицо Небесного Плясуна, обращенное к нему, было искажено болью и страхом. И вдруг, словно не в силах больше ни секунды выдерживать страх, он вырвался и побежал к Фенолио. Бежал он быстро, несмотря на негнущуюся ногу, но нож Басты был быстрее, куда быстрее. Он пронзил спину Небесного Плясуна, как стрела Змееглава — грудку золотого пересмешника. Комедиант упал в грязь, а Фенолио стоял неподвижно и дрожал всем телом. Дрожь била его так сильно, что письмо Мегги выскользнуло из его пальцев и упало на землю. А Небесный Плясун лежал лицом в грязь и больше не шевелился. Деспина вышла из своего укрытия, как ни старался Иво ее там удержать, и уставилась огромными глазами на неподвижную фигуру у ног Фенолио. На дворе стало тихо, совсем тихо.

— Ну, читай же, писака!

Фенолио поднял голову. Перед ним стоял Баста с ножом в руке, тем самым ножом, что минуту назад торчал из спины Небесного Плясуна. Фенолио взглянул на кровь на блестящем лезвии и на письмо Мегги. В руке у Басты. Забыв обо всем, он сжал кулаки и ударил Басту в грудь, как будто не было ни ножа, ни Мясника рядом. Баста отступил на шаг с удивленным и рассерженным видом и упал, споткнувшись о ведро с сорняками, которые выполола со своих грядок Минерва. Отчаянно ругаясь, он поднялся на ноги.

— Бросай эти штуки, старик! — прошипел он. — Предупреждаю в последний раз. Читай!

Но Фенолио успел выхватить из грязной соломы перед свиным закутом навозные вилы Минервы.

— Убийцы! — прошептал он, направляя на Басту грубо выкованные зубцы. Куда пропал его голос? — Убийцы, убийцы! — повторял он все громче и ударил вилами прямо в грудь Басты, туда, где билось его черное сердце.

Баста отскочил с лицом, искаженным гневом.

— Мясник! — позвал он. — Мясник, иди сюда и отбери у него эту чертову вилку!

Но Мясник вышел на улицу перед домом и прислушивался, не выпуская из рук меча. Послышалось цоканье копыт.

— Нам нужно уходить, Баста! — крикнул он. — Сюда едут стражники Козимо!

Баста смерил Фенолио исполненным ненависти взглядом маленьких глаз.

— Мы еще увидимся, старик! — прошипел он. — Но в следующий раз ты будешь лежать передо мной в грязи, как он. — Баста небрежно переступил через неподвижное тело Небесного Плясуна. — А это, — сказал он, засовывая письмо Мегги за пояс, — прочтет мне Мортола. Кто бы мог подумать, что третья птичка собственноручно нам напишет, где ее найти? А Огнеглота мы получим в придачу бесплатно!

— Баста, да пойдем же! — Мясник нетерпеливо махал ему рукой.

— Иду, иду, что ты так волнуешься? Думаешь, они нас вздернут за то, что на свете стало одним комедиантом меньше? — спокойно ответил Баста, но все же пошел прочь от Фенолио, помахав ему напоследок.

Фенолио слышал голоса и лязг оружия, но, может быть, ему только казалось. Он опустился на колени рядом с Небесным Плясуном, осторожно перевернул его на спину и приложил ухо к его груди, как будто не видел ясно смерть на его лице. Он слышал, как дети подошли к нему. Деспина положила ему на плечо руку, узкую и легкую, как древесный листок.

— Он умер? — прошептала она.

— Ты же видишь, — сказал ее брат.

— Его теперь заберут Белые Женщины?

Фенолио покачал головой.

— Нет, он пойдет к ним сам, — тихо ответил он. — Ты же видишь, его здесь уже нет. Но они встретят его в своем Белом Дворце. Он выстроен из костей, но тем не менее очень красив. Там есть такой двор, засаженный пахучими цветами, и над ним протянут канат из лунного света, специально для небесных плясунов…

Слова приходили сами собой, красивые, утешительные слова, но были ли они правдой? Этого Фенолио не знал. Он никогда не интересовался тем, что ждет нас после смерти, ни в том, ни в этом мире. Может быть, только тишина, тишина без единого слова утешения.

На улицу, пошатываясь, вышла Минерва с кровавой царапиной на лбу. С ней был цирюльник из дома на углу и еще две женщины с бледными от страха лицами. Деспина бросилась к матери, а Иво остался стоять рядом с Фенолио.

— Ни один не захотел прийти на помощь! — рыдала Минерва, опускаясь на колени рядом с мертвецом. — Все испугались! Все!

— Небесный Плясун! — пробормотал цирюльник. Люди называли его костоправом, извлекателем камней, гадателем по моче, а если пациент у него умирал — ангелом-душителем. — Неделю назад он спрашивал меня, не знаю ли я средства от боли в колене.

Фенолио вспомнил, что видел этого цирюльника у Черного Принца. Рассказать ему, что за весть принес Небесный Плясун о тайном лагере? Можно ли ему доверять? Нет, лучше никому не доверять. Ничего и никому. У Змееглава много шпионов.

Фенолио поднялся. Никогда еще он не чувствовал себя таким старым, до того старым, что, казалось, еще один день ему уже не пережить. Мельница, о которой писала Мегги, где она, черт побери, находится? Название звучало знакомо… Ну конечно, ведь он сам описал ее в последней главе «Чернильного сердца». Мельник не любил Змееглава, хотя его мельница находилась совсем рядом с Дворцом Ночи, в темной долине к югу от Непроходимой Чащи.

— Минерва, — спросил он, — сколько ехать всаднику отсюда до Дворца Ночи?

— Не меньше двух дней, если он не хочет загнать коня, — тихо ответила Минерва.