— Ничего.

Так и было. Он не сделал ничего, чтобы она научилась доверять ему. Ничего, чтобы ее удержать. Пытался, но не смог.

— Ты мне…

— Не нравлюсь. Я помню.

Эльф почти по-человечески покачал головой.

— Я хотел сказать, что ты мне не лжешь и поэтому начинаешь нравиться. Но ты нетерпелив и опять не нравишься мне. Ты не сумел дождаться, пока я закончу фразу. Ничего удивительного, что ты не дождался, пока Хейлин отогреется рядом с тобой. Начал искать, расспрашивать. Не только о печати ведь? Ты не солгал, но «ничего» — неправильный ответ. Ты разбудил ее демонов. Она отдала свою прошлую жизнь, чтобы они ее не нашли. Отдала семью, друзей, имя. Из-за тебя эта жертва напрасна, ведь демоны вернулись.

— Что мне делать?

— Ничего. Только теперь по-настоящему ничего. Зло идет не за Хейлин. Оно идет за тобой. И найдет ее, если ты ее найдешь. Не ищи.

— Это не решение.

— Для тебя, — уточнил эльф. — А для Хейлин? Разве не об этом она тебя просила?

— Если вы все знаете, зачем пришли? — огрызнулся Оливер. Надоело изображать эльфийскую невозмутимость.

— Я не знаю всего, — парировал нелюдь. — А того, что знаю, не узнал бы, не встретившись с тобой. Ответы не берутся из ниоткуда. А еще я хотел посмотреть на тебя и убедиться, что не ошибся. Но я редко ошибаюсь, проклинатель. Ты — не тот человек, с которым я оставил бы Хейлин. В тебе мало тепла, чтобы ее согреть. Ты не спрячешь ее от демонов, потому что не привык прятаться. А она не нужна тебе, чтобы залечить дыру в сердце, потому что в твоем сердце нет дыры.

— Она мне нужна.

— Немного, — согласился странный гость. — Но ты справишься и без нее. А она найдет того, кому будет нужнее. У Хейлин редкий дар — делать жизнь вокруг себя жизнью. Ты же понимаешь, о чем я говорю? Кого-то может спасти этот дар. А ты не пропадешь и один, ты ведь привык к этому, да? Что ты сделал со своей предыдущей женщиной?

— Отдал тому, кому она была нужнее, — процедил Оливер. — Но я покончил с подобной благотворительностью.

В чем-то эльф был прав. Когда говорил о разбуженных демонах, о зле. О том, что жизнь рядом с Нелл становится жизнью.

Неужели, чтобы заслужить эту жизнь, нужно обзавестись сначала дырой в сердце? Оливер сказал бы, что у него появится такая дыра, если Нелл не вернется, но беловолосый нелюдь с ледяным взглядом знал, что это неправда. Дыры не будет — только пустота, за годы действительно вошедшая в привычку.

— Тебе это не мешает? — спросил эльф.

Оливер покачал головой. Привычки, даже такие, не мешают. Иначе у них не было бы шанса стать привычками.

— Я говорю о нитках, торчащих из твоей головы. — Целитель вытянул в его сторону длинный палец. — Выглядит глупо. Будто у тебя череп набит ветошью, и растрепавшиеся края лоскутов лезут наружу.

На самом деле швы выглядели вовсе не так ужасно: аккуратные узелки, короткие тонкие ниточки. Видимо, эльф хотел сострить, заодно продемонстрировав, что способен видеть сквозь иллюзии. Но последнее, наряду с тем что длинноухий находил ответы на незаданные вопросы в мыслях собеседника, не удивляло.

— Глупо выглядит, — повторил эльф. — И ты кажешься глупым.

Оливер моргнуть не успел, а беловолосый уже стоял у его кресла. Одной рукой взял за подбородок, в мгновение лишив возможности двигать не только головой, но и любой частью тела, а второй потянулся к швам и принялся без инструментов и обработки выдергивать ногтями нитки. Крутил в пальцах извивающихся шелковых червячков и бросал прямо на ковер.

В отсутствие боли происходящее казалось чем-то нереальным. Оливер подумал, не напутал ли он после завтрака с дозировкой лекарства. Это все объяснило бы. И странного эльфа, и не менее странную беседу, и текущее странное действо.

А потом боль прорезалась все-таки. Но не такая, какая бывает, когда снимают швы и тянут приросшую кожу, нет. Она родилась не снаружи, а внутри и усиливалась и разрасталась до тех пор, пока не заполнила обездвиженное тело. А когда казалось, что терпеть ее нет уже сил, над ухом раздался голос эльфа:

— Я не хочу ошибиться, проклинатель. Давай проверим? Позови ее. Если Хейлин действительно нужна тебе, она услышит. Если ты нужен ей — она отзовется.

И боль пропала без следа.

Вместе с болью пропал и эльф. И плащ его, валявшийся на полу. И сам пол. Стены и потолок тоже исчезли, и, видя все это, Оливер понял, что и его тут нет.

Все, что осталось от него, — одна мысль. Одно слово. Одно имя.

Одно желание: отзовись!

Ветер дул с севера. С моря. Нес с собой снег и тонкие ледяные иглы, с резкими порывами вонзавшиеся в лицо. Черные волны ворочали льдины. В стылом воздухе разносился раскатистый треск белых глыб и жалобный стон измотанной штормом воды. Небо спряталось за низкими облаками, и если вчера солнце еще проглядывало сквозь них блеклым пятном, то сегодня невозможно было угадать, где оно теперь, и есть ли вообще.

Только безумец вышел бы при таких условиях в море, но Нелл уже убедилась, что окружена безумцами.

Погодные артефакты сработали безупречно, сигнал о приближающемся шторме пришел, и времени оставалось достаточно, чтобы убрать с берега лодки, укрепить шалашики-коты, загнать под крышу собак и спрятаться самим, в тепле пережидая ненастье, которое обещало надолго не затянуться. Шторм шел на восток и расположенный на побережье поселок задевал лишь краем. Два-три дня, как сказала Нелл старшему артели. Неужели это так много? Неужели человеческие жизни стоят дешевле моржового бивня или шкуры морского зайца?

Нет, не дешевле. Просто «госпожа маг» — женщина хрупкая и робкая, выросшая в городах и не нюхавшая соленого морского ветра, вот и паникует почем зря. А они, охотники, если бы боялись того, что она зовет непогодой, вели бы промысел исключительно летом, когда зверь на лежбища идет. Только шкуры, жир и бивни — товар ходовой, в том числе и у магов, и летней добычи на все нужды не хватит. Потому и живут тут круглый год и круглый год в море выходят.

Все это втолковывали Нелл как ребенку, после чего отправили заниматься «своими магическими делами». Успокоили напоследок, что, если бы и впрямь шторм приближался, собаки уже выли бы.

Сегодня поутру, невзирая на усилившийся с ночи ветер, две лодки вышли в море. А через два часа, когда к ветру добавился колючий снег, в поселке завыли собаки.

«Идиоты!» — ругалась Нелл мысленно, не размыкая растрескавшихся на морозе губ. Закрывала рукавицей лицо и топала сквозь снег к амулетным столбам. Растапливала покрывавший поисковые сферы лед и отслеживала заблудившихся охотников — тех самых идиотов, которые сейчас играли бы в карты в своем бараке, если бы магом у них был суровый бородатый мужик, а не она, хрупкая и робкая. С бородатым мужиком не спорили бы. Не улыбались бы снисходительно в ответ на его предупреждения.

«Да пропадите вы пропадом!» — бросала она в сердцах, и заиндевелые ресницы смерзались, мешая рассмотреть пронзающие снежную завесу лучи поиска.

«Только посмейте пропасть!» — грозилась, ловя эхо установленных на лодках амулетов.

«Сама убью!» — и прокладывала сквозь движущиеся льдины дорогу для тех, по чьей милости не чувствовала уже ног.

Охотники отошли не слишком далеко. Первая лодка вернулась по путеводному лучу спустя час после того, как Нелл настроила поиск.

Вторую она по-прежнему видела в полумиле от берега, и установленный на ее носу амулет еще светился, но лодка не двигалась. Возможно, охотники причалили к одному из островков, тех самых, где по лету устраивают лежбища моржи, и решили там переждать шторм. А возможно, их лодку зажало льдинами.

Суровый бородатый мужик, проработавший на севере не один год, знал бы, что делать. У хрупкой и робкой женщины подобных знаний не было. Все, что она могла, — влить еще силы в поисковые артефакты, сохраняя сигнал, и вычертить следами на снегу линию заграждения, чтобы хоть немного сдержать шквальный ветер, норовивший снести не только превратившиеся в сугробы коты, но и более тяжелые постройки.