Наконец загорается зелёный, и я бросаюсь через дорогу, лавируя между встречными пешеходами. Нгуен уже успевает схватить До Тхи Чанг за волосы, пытаясь грубо поднять её на ноги. Девушка кое-как встаёт с асфальта, но несмотря ни на что продолжает вырываться из цепкой хватки вьетнамца. Видя это, сын министра замахивается для удара в живот, но я успеваю перехватить его руку.

— Лапы убрал. Быстро.

—???

— Она живет со мной. Мы не во Вьетнаме, я уже объяснял. Это моя страна, я дома, ты в гостях. — На случай обострения всегда лучше иметь в лице пешеходов свидетелей собственного миролюбия.

— Да пошёл ты! — переключив на меня внимание, рычит вьетнамец, чьё лицо искажается от злобы. — В какой я стране — наплевать, мне никто не указ! Тем более такой сопляк как ты! Так что не учи меня обращаться с моей собственностью!

После этих слов он демонстративно толкает вьетнамку, та снова оказывается на асфальте. В довершение всего тип плюёт на её одежду, точнее, пытается — я это вижу и успеваю первым.

Короткий подшаг, правый тайсонский крюк снизу в челюсть: самый молодой чемпион мира среди супертяжей ростом был что ли сто семьдесят восемь. Те, кто были после него (и при нём, но против него), при этом регулярно уходили хорошо за два метра.

Когда крюк, он же боковой, более высокому бьёт тот, кто ниже ростом, оно часто незаметно по техническим причинам. А нокаут в боксе, как говорил один тренер не отсюда и из другого мира — это не сильный удар, а неожиданный.

Нгуена ведёт, ноги заплетаются, он пытается схватиться за воздух, отхаркивается кровью, вместе с ней на асфальт падает обломок зуба. Челюсть, судя по моим ощущениям, должна минимум треснуть.

Однако с болевым порогом у него в порядке:

— *****! — вьетнамец с нечленораздельным возгласом бросается в мою сторону.

Здоровый. Респект. И не сопля, как можно было бы подумать о морально-волевых качествах.

Нырок. Нырок. Под стрельнувшее вверх колено подставить локоть. Уклон. Теперь можно.

Правый кросс через левую руку. И второй, туда же. Зачем просто толкнуть окончательно поплывшего в грудь — здоровяк и крепыш (как оказалось) на прямых ногах падает назад. От удара затылком об асфальт на всю улицу раздаётся гул, даже мне больно.

Прохожие в экстазе, хорошо, в молчаливом.

— Стоять! Не двигаться! Руки на затылок, быстро! Ноги на ширину плеч! — раздаётся сзади.

Поворачиваю голову — двое полицейских экипажа. За пеленой адреналина даже не заметил их появления.

Медленно поднимаю руки над головой, как говорят, старательно демонстрируя спокойствие и отсутствие агрессии. патрульный профессиональным движениям перехватывает мои кисти, заламывает за спину, второй лезет за наручниками.

— Всё нормально, я выполняю все ваши требования. Не сопротивляюсь, сам пойду. Оказывать сопротивление не собираюсь, — выговариваю спокойно и чётко с расчётом всё на тех же прохожих, которые свидетели.

Полицейские чуть сбавляют энтузиазм, хватка ослабевает.

Пока второй патруль поднимает вьетнамца, один из «моих» крепко берёт меня за плечо и ведёт к служебный машине. Я мысленно готовлюсь к поездке в участок.

— Лян Вэй! — кричит мне вслед До Тхи Чанг.

— Ключи у тебя есть, деньги тоже, — бросаю ей через плечо, садясь на заднее сиденье. Двери захлопываются, машина трогается с места.

Времени в обрез — в участке первым делом изымут все личные вещи, включая телефон. Достаю смартфон и быстро набираю сообщение в университетский чат. Извиняюсь за срыв встречи, объясняю, что не смогу приехать по независящим обстоятельствам, и прошу найти замену для помощи австралийцу.

Затем открываю WeChat и делаю быстрое селфи на фоне зарешеченного окна полицейской машины. В пост записываю номер патрульного автомобиля, а также личные жетоны офицеров — такие детали могут оказаться важными.

Публикую фото в своей ленте с коротким комментарием: «На всякий случай не теряйте, скоро вернусь».

Админ должна увидеть пост, а если не она, то кто-нибудь другой с работы обязательно заметит. Не хочется пропадать без вести — неизвестно, когда в следующий раз удастся получить доступ к телефону.

В памяти всплывают истории о том, как важно оставить «цифровой след» в подобных ситуациях. Едва успеваю опубликовать пост — машина уже подъезжает к районному отделению полиции.

Ну, всё. Приехали.

— Н-да, Лян Вэй, — пальцы дежурного быстро стучат по клавиатуре. — Вот надо тебе так вляпаться. Лучше бы ты китайца убил, чем избил сына иностранного чиновника! Сегодня пятница, уже ничего не успеем, так что посидишь до понедельника. Потом будем разбираться.

Три дня в обезьяннике — перспектива так себе…

— А быстрее никак нельзя? — на всякий случай пытаюсь уточнить, ну а вдруг.

Полицейский поднимает усталый взгляд. Ответ становится очевиден.

— Никак. Личные вещи сдать… — следует перечисление, что именно.

Выкладываю телефон, кошелёк, вытаскиваю ремень…

Конвойный методично пересчитывает мои деньги и сообщает итоговую сумму. Все предметы бегло описывает, аккуратно складывает в пластиковый пакет.

— На выход, — командует один из офицеров, указывая на железную дверь.

Спускаемся по лестнице в подвал. Запах сырости бьёт в нос. В камере, возле которой останавливаемся, сидят трое — судя по помятым лицам, обычные пьяные дебоширы.

— Располагайся, — усмехается конвойный, захлопывая за мной решётку. — До понедельника времени много, успеешь со всеми познакомиться.

Сажусь на свободное место на железной скамье. Сокамерники с любопытством разглядывают меня, но пока не лезут с расспросами.

Прислоняюсь спиной к холодной стене и закрываю глаза. Предстоят долгие выходные.

Ночь выдалась отвратительная. Сон никак не шёл — в камере всего два спальных места на четверых, так что приходилось спать сидя, устроившись у стены. Периодически просыпался от затёкшей шеи, приходилось разминать мышцы, чтобы избавиться от ноющей боли. Бетонные стены и металлическая скамья — не лучшие компаньоны.

Металлический лязг решётки и грубый окрик конвойного вырывают меня из зыбкой полудрёмы:

— Лян Вэй! Подъём и на выход! К тебе пришли.

Медленно разлепляю глаза. В тусклом свете камеры сложно определить время суток.

— Что за посетитель? — поднимаюсь со скамьи, разминая мышцы и хрустящие суставы.

— Шевелись, — торопит конвойный или как он тут называется.

Поднимаемся по лестнице на первый этаж. Яркий дневной свет из окон режет глаза после полумрака камеры — теперь я знаю, что сейчас субботнее утро.

Дверь кабинета для посетителей открывается и я застываю на пороге: за столом сидит незнакомая молодая китаянка.

— Вот и он. Жив-здоров, — сержант демонстративно кивает в мою сторону. — Садись, чего стоишь.

Я опускаюсь на стул рядом с девушкой, пытаясь понять, кто она такая. Фемина неторопливо помешивает чай в пластиковом стаканчике, словно находится не в полицейском участке, а в уютном кафе:

— … таким образом, я выступаю законным представителем несовершеннолетнего и прошу уточнить сумму залога, — её голос звучит уверенно. — На текущий момент — административка, давайте оформляться.

— А его родители в курсе?

— С родителями всё улажу, — девушка небрежно выкладывает на край стола несколько стодолларовых купюр.

Лицо старшего лейтенанта смягчается при виде денег, но у меня внутри всё холодеет: самая настоящая взятка! За которую отвечает не только берущий, но и дающий. Я эту девицу в глаза не видел — кто её послал⁈

Особенно в свете недавних событий такое предложение выглядит крайне подозрительно. Вдруг провокация? Не хватало ещё попасть под статью за соучастие. Нет, молчать нельзя.

Резким движением хватаю деньги со стола. Второй полицейский дёргается в мою сторону, но, видя, что я просто запихиваю купюры обратно в дамскую сумочку, продолжает молча наблюдать за ситуацией.

Незнакомка открывает рот, я быстро накрываю её губы ладонью: