— Вы заблуждаетесь, — спокойно отвечаю. — Нарушения закона нет. Я модифицировал код исключительно для внутренних нужд нашего ресторана, без какой-либо коммерческой выгоды для себя лично. Это право пользователя — адаптировать программное обеспечение под свои запросы.

— А ты не подумал, что твоя «адаптация» может нарушить работу системы в целом? — фыркает Сунь. — Кто будет отвечать, если что-то пойдёт не так?

Я лишь безразлично пожимаю плечами:

— Во-первых, всего лишь демка. Во-вторых, все изменения были тщательно протестированы перед внедрением. Я предусмотрел возможные конфликты и несовместимости. Более того, производительность CRM после оптимизации выросла на двадцать пять процентов. Внушительные цифры. Логи и отчёты могу предоставить хоть сейчас.

— Ну, допустим, — неохотно цедит он. — Но лицензионное соглашение…

— … я внимательно изучил перед началом работы, — перебиваю. — Там чёрным по белому сказано, что пользователь вправе модифицировать код для своих нужд при условии некоммерческого использования. Я этого условия полностью придерживался.

— Но согласовать с нами ты был обязан!

— Разве? — «удивляюсь». — Что-то не припомню такого пункта в соглашении. Да и зачем мне согласовывать очевидные улучшения? Быстродействие выше, интерфейс удобнее, функционал богаче. Беспроигрышный вариант для всех.

Сунь Минцзе открывает рот в попытке возразить, но, похоже, не находит убедительных аргументов.

Я расслабленно откидываюсь на стуле.

— Не порть наш продукт, — бросает он, явно начиная выходить из себя. — Ты хоть понимаешь, с кем связался? Поверь, у меня хватит связей, чтобы с тобой разобраться.

Здесь только не моргать, глядя на него в упор:

— Мужик, — останавливаю собеседника. — Я сейчас не буду с тобой ссориться, хотя если начнём, разговаривать буду только вручную. И тебе не понравится! Не стоит меряться связями — не факт, что ты окажешься в выигрыше. Я никогда не угрожаю, но поверь, всё не просто так.

Самоуверенная ухмылка Сунь Минцзе на секунду меркнет. В его глазах мелькает тень сомнения:

— Да что мне сделает какой-то официант!

— Хочешь проверить?

— Я здесь по другому вопросу, — бурчит Сунь, явно не желая развивать конфликт. — На самом деле, я здесь по другому вопросу. Несмотря на твоё, скажем так, самоуправство, нам понравился итоговый продукт. Если ты настолько лихо разобрался во всех нюансах нашей программы — не хочешь поработать на нас? На полставки и удалённо. На этот раз — всё официально.

Я задумчиво потираю подбородок, прикидывая перспективы. По сути, мне предлагают заниматься тем же, чем я уже занимался, только не так интенсивно и за деньги.

К этому я и стремился.

— Звучит интересно, — киваю после короткой паузы. — А что конкретно входит в обязанности?

— В основном — дорабатывать и оптимизировать наши продукты под нужды клиентов. Как ты уже делал для своего ресторана, только на постоянной основе и для разных заказчиков. Ну и по мере необходимости — решать текущие задачи по разработке, исправлять баги, всё такое.

— То есть фактически фриланс на аутсорсе?

— Можно и так сказать. График свободный, главное — чтобы задачи решались в срок и с должным качеством.

— Для начала хотелось бы уточнить некоторые моменты. Во-первых, по поводу оплаты. Какие суммы вы готовы предложить?

— Думаю, для человека без опыта, с учётом занятости на полставки — пятьсот долларов в месяц будет вполне достойно.

Я приподнимаю бровь:

— Неплохо, но, учитывая уже продемонстрированные скиллы, я б рассчитывал на большее. Или вы оцениваете повышение эффективности на четверть всего в пятьсот долларов?

— И сколько же, по-твоему, будет справедливо?

— Тысяча двести долларов, — отвечаю без паузы, поскольку я в курсе расценок на рынке труда. — Для начала.

Сунь едва не подпрыгивает на стуле от возмущения:

— Сколько⁈ Да это почти средняя зарплата айтишника в регионах!

— Да, если речь о не слишком опытном программисте с одним языком, — парирую. — Я же владею несколькими.

Сунь Минцзе что-то прикидывает в уме. Жду его ответа, не меняя позы.

— Хорошо, я обсужу этот вопрос с начальством и дам тебе знать.

— Надеюсь, ваше руководство адекватно оценит мои навыки и перспективы нашего сотрудничества. Хорошего дня, — поднимаюсь и иду работать дальше.

В перерыве между сменами ненадолго забегаю в свою комнату общежития, чтобы передохнуть. До Тхи Чанг сидит на подоконнике, задумчиво глядя куда-то вдаль, с чашкой горячего чая в руках. Она настолько погружена в свои мысли, что даже не слышит, как я вхожу. Лишь когда я оказываюсь совсем рядом, вьетнамка замечает моё присутствие и медленно переводит на меня отсутствующий взгляд.

— По какому поводу депрессия? — спрашиваю. — Вроде бы жизнь потихоньку налаживается.

Гостья делает глоток из чашки и, помолчав несколько секунд, многозначительно изрекает:

— Знаешь, бизнес — это как ребёнок. И когда ты его выращиваешь, даже если он не совсем легален, какая-то часть тебя всё равно к нему привязывается.

Удивлённо приподнимаю бровь. Слова звучат странно, особенно если учесть, что говорим о контрабанде.

— Как можно строить долгосрочную стратегию и прочно привязываться к такому бизнесу? — осторожно интересуюсь.

Вьетнамка бросает на меня снисходительный взгляд мудрой женщины:

— Ты даже не представляешь, какой процент бизнесов в нашем регионе по вашим меркам не совсем легален!

— Но ведь это всё равно наказуемо. Как и везде.

— Да, ух нас тоже штрафуют и сажают, — До Тхи Чанг делает ещё один глоток. — В особо тяжёлых случаях даже к смертной казни прибегают. Наказания очень похожи на ваши по законодательству. Но всё-таки между нашими странами есть отличия.

— Расскажи. Мне интересно.

Вьетнамка прикусывает губу, её взгляд устремляется куда-то вдаль за окно:

— У вас в Китае ваш председатель продлил себе полномочия до пожизненных, — медленно произносит она. — А личные симпатии у товарища Си рано или поздно сменяются антипатиями. Он, как в своё время русский Сталин, постоянно тасует окружение как колоду карт, опасаясь заговорщиков и попыток сместить его.

Обмениваемся понимающими взглядами. По большому счёту, тема — табу в Китае, но мы на одной волне.

— В этом я с тобой соглашусь, — киваю, — хотя здесь не принято рассуждать о таких вещах вслух. Даже если в комнате только два человека, зачастую собеседник машинально напрягается от подобных разговоров. Продолжай.

— Он понимает, что рано или поздно постареет и физически не сможет тянуть работу на своём посту. И именно он будет тормозить развитие страны. Но ему, честно говоря, плевать на это. Главное — рулить и рулить, держась за власть зубами. Так будет продолжаться, пока он не умрёт или пока его не «уйдут», скажем так.

Облокотившись о подоконник рядом с До Тхи Чанг, я тоже смотрю вдаль, обдумывая её слова. Некоторое время молча смотрим на город, каждый погруженный в свои мысли. Затем вьетнамка неожиданно произносит:

— Извини, если задеваю твои патриотические китайские чувства. Си, может, и слабоват как экономист и хозяйственник. Но как интриган в борьбе за власть внутри партии, где каждый готов по головам пройти, он очень даже профессионален.

— Не переживай, ты не ущемляешь моих чувств, — абсолютно откровенно отвечаю ей. — Большая часть молодёжи с тобой согласна. Возмутились бы разве что офисные работники за пятьдесят, переехавшие в провинцию из деревни. У них в лучшем случае одно высшее техническое образование за плечами.

— Разве этого мало, чтобы всё осознать? — удивляется До Тхи Чанг, поворачиваясь ко мне.

— Они грамотные лишь в первом поколении, — поясняю я. — В далёких деревнях кроме телевизора и радио других развлечений нет, уж поверь мне. Знаю по собственному опыту. Через эти каналы власть как раз и диктует людям, что правильно, а что нет. Представь, какой в результате кругозор и мировоззрение у них и их пожилых родителей.