Ксандер улыбается мне, демонстрируя обе ямочки на щеках. Это кажется достаточно искренним, поэтому я неуверенно улыбаюсь в ответ.

Эйден бросает на нас такой резкий взгляд, что я решаю сосредоточиться на своем рюкзаке. Ухмылка Ксандера становится еще шире. Эйден кладет обе руки мне на плечи.

— С сегодняшнего дня Эльза будет есть с нами.

Черт возьми, нет.

Я двигаюсь, чтобы встать, но он наклоняется и шепчет:

— Сиди спокойно, или я расскажу им, сколько раз я брал тебя прошлой ночью.

— Ты не брал меня, — шиплю я так, чтобы только он мог слышать.

Он приподнимает бровь.

— Они этого не знают.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не закричать.

Почему у него такая способность по-королевски выводить меня из себя?

Никто из членов команды ничего не говорит о новой схеме питания. Я и не жду от них этого. В конце концов, он Кинг. Его слово королевский указ.

Ронан шевелит бровями.

— Добро пожаловать на борт, Элли.

— Я ранен, Холодное Сердце. — Ксандер придвигается ближе. — Разве мы не пара?

Эйден крепче сжимает мои плечи, но не нужно оглядываться, чтобы увидеть его разъяренное лицо.

Не знаю, почему Ксандер продолжает провоцировать Эйдена. Он должен знать, насколько сумасшедшим дьяволом он может быть.

— Эй, Найт... — в голосе Эйдена слышится явная угроза. — Если ты еще раз скажешь что-то подобное, я начну говорить то, что тебе не понравится.

Ямочки исчезают с лица Ксандера, и он прищуривается, прежде чем бросить вилку на тарелку с пастой.

— Пошел ты, Кинг.

— Подожди. Какие вещи? — Ронан смотрит между ними. — Серьезно, я устал от того, что меня оставляют в неведении. Почему мне здесь никто ничего не говорит?

— Потому что у тебя длинный язык? — говорит Коул.

— Нет.

— Да, — соглашаются все за столом.

Ронан пускается в долгий спор обо всех секретах, которые он хранил ради них, — раскрыв их.

Забавно наблюдать, как он ведет себя немного как королева драмы, когда Ксандер провоцирует его, а Коул пытается заткнуть ему рот.

В последний раз сжимая мое плечо, Эйден идёт туда, где подают еду.

— Уверена, что хочешь быть с таким извращенцем пятой стадии, как он? — Ксандер скользит ко мне, ухмыляясь и, похоже, не реагируя на угрозу Эйдена. — Я всегда рядом, если ты передумаешь.

Он начинает придвигаться ближе, но Коул садится, между нами. Он бросает на Ксандера понимающий взгляд. Между ними происходит какой-то секретный разговор. Ксандер закатывает глаза и снова сосредотачивается на еде.

— Перестань провоцировать Кинга, Найт.

— говорит один из игроков футбольной команды, вратарь. — Мы провалим чемпионат, если наши нападающие продолжат вцепляться друг другу в глотки.

Несколько его товарищей по команде бросают на меня снисходительные взгляды, как будто я источник всего этого хаоса.

— Почему вы так на меня смотрите? — я расправляю плечи. — Я не просила их ни о каком внимании. Если вы сможете держать своего нападающего подальше от меня, я была бы признательна.

За столом воцаряется тишина, за исключением Ксандера, который ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках.

— Неудивительно, что она лучшая подруга.

— Думаешь, кто-нибудь может что-нибудь сказать Кингу? — Ронан качает головой с лукавой улыбкой. — Я имею в виду, ты та, кого он назвал очаровательной.

— Он... назвал? — спрашивает вратарь.

— Клянусь Богом, я не разыгрываю. У меня до сих пор мурашки по коже, серьезно! — говорит Ронан. — Ну же, Элли. Запиши это для нас в следующий раз.

Я не могу сдержать улыбку.

Футболисты, которые раньше бросали на меня суровые взгляды, теперь смотрят на меня с... благоговением?

Коул прочищает горло.

— Прекрати, Ро.

— Нет, ну же, капитан. Не убивай веселье. — Ронан встает на свой стул. — Я открываю аукцион с пятью сотнями. Кто добавит?

Каждый из них начинает добавлять купюры, как на настоящем аукционе.

Ха.

Богатые дети, конечно, делают это по-другому.

Коул качает головой и открывает книгу. Анатомия Зла.

Хм. Кто знал, что футболист интересуется подобными книгами? Хотя я придерживаюсь стереотипов.

— Ты не собираешься есть? — спрашивает Коул, не обращая на меня особого внимания. — Можешь взять мою порцию.

— Она это не ест, — голос Эйдена звучит у меня за спиной, и я ненавижу мурашки, которые пробегают у меня по спине из-за его присутствия.

Он отталкивает Коула в сторону и садится рядом со мной, протягивая две тарелки. На одной паста. На подносе, который он ставит передо мной, салат и паста без глютена.

— Откуда ты это взял? — я смотрю на него снизу вверх. — В кафетерии не подают такую еду.

— Сейчас подают.

Сейчас подают.

Просто так, он заставляет это случиться.

Не хочу, чтобы меня впечатлило, что он принес мне мою первую специальную еду в школе, но это впечатляет. Это самая продуманная вещь, которую кто-либо, кроме моих тети и дяди, сделал для меня. Он вспомнил и сделал так, чтобы это произошло.

Я смотрю на него из-под ресниц.

Быть на хорошей стороне Эйдена Кинга это рай. На его плохой стороне полный ад.

Пришло время выбрать, на чью сторону пасть.

Тетя и дядя почти не появляются дома на протяжении всей недели.

Обычно они переодеваются, наполняют холодильник едой, а потом снова уходят.

Я ненавижу дом, когда никого из них нет, особенно когда это продолжается в течение нескольких ночей подряд, как эта.

Здесь холодно.

Ким провела несколько ночей со мной — и Киром. Мы занимались, выпивали, смотрели последний сезон Люцифера и бездельничали, слушая Coldplay.

Хотя у нее более избирательный вкус в музыке, чем у меня, мы согласны на Coldplay.

За последнюю неделю мне каким-то образом удалось убедить Ким сесть со мной за стол футбольной команды.

Я была одновременно шокирована и горда за нее, когда она села за один стол с Ксандером и притворилась, что его даже не существует.

— Уверена, что не можешь остаться? Сегодня вечер пятницы. — спрашиваю я с порога, когда она садится на ступеньки, чтобы завязать шнурки.

— Я бы с удовольствием осталась, но я не могу подвести Кира.

— Я знаю.

Ее отец вернулся из своих бесконечных дипломатических поездок, и ее мать наконец-то выбралась из студии. Они обещали Кириану семейный ужин несколько месяцев назад, и это их единственный шанс осуществить его.

— Мой дом обычно мертв, поэтому я понимаю, каково это, когда он живой.

Я вздыхаю.

— Повеселись. Пришли мне фотографии Кира.

— А то. — ее губы кривятся. — Надеюсь, что эти двое однажды станут родителями и не разочаруют его.

— Ким...

— Неважно. У Кира есть я. — она пренебрежительно вскидывает руку, когда встает и смотрит на меня со странным выражением. — Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной обо всей этой истории с Кингом, верно?

Ненавижу, как у меня сжимается грудь при одном упоминании его фамилии.

— Обо всей истории с Кингом?

— Знаешь, о той части, где ты кончила ему прямо на лицо? Дважды?

Мои щеки горят, и я жалею, что не могу спрятаться в норе.

— Я подумала, что ты забыла об этом.

— Черт возьми, нет. — она хихикает, подталкивая меня локтем. — Я ждала, когда ты признаешься.

— Я просто... — я прислоняюсь головой к стене. — Я не знаю. Он такой напряженный, и я чувствую, что если поддамся ему, то никогда не найду выход. Не говоря уже о том, что он меня отвлекает. Кембридж не за горами, и я ни за что на свете не позволю ничему отнять это у меня, особенно какой-нибудь драме с парнем, но...

— Но?

— Но я ощущаю болезненное облегчение всякий раз, когда он приходит, чтобы найти меня, загоняет в угол и отнимает решение. Разве это не безумие?