Не думаю, что я испытывала бы все эти ошеломляющие, сокрушительные ощущения, если бы это был кто-то другой.

Его палец скользит под мое нижнее белье и проникает в меня. Я кусаю его за твердое плечо поверх рубашки.

О, Боже.

Неужели это должно быть так интимно и глубоко?

Он входит еще одним пальцем, и я выгибаюсь, прижимаясь к нему всем своим весом.

— Эйден...

Это должно было стать предупреждением, протестом, но оно вырывается со стоном.

— Признай это, Холодное Сердце.

Я качаю головой, чувствуя, как комок становится больше и душит меня в горле.

Он проводит свободной рукой вверх по моему животу, останавливается, щёлкая по твердому соску поверх рубашки, после обхватывает пальцами мое горло. Он вонзает свои пальцы в меня, сжимая большой палец на пульсирующей точке моей шеи.

— Ты бы предпочла признаться в этом, выкрикивая мое имя? — он шепчет темными, горячими словами. Я прикусываю нижнюю губу, глядя на него безумными, полными вожделения глазами. — Сопротивляйся сколько хочешь, но если я захочу, чтобы ты закричала, ты, блядь, закричишь, Эльза.

Его большой палец скользит вверх и вниз по моему клитору медленными круговыми движениями, погружая свои пальцы внутрь меня.

Тройное нападение на мой клитор, мои стенки и шею, и его горячее дыхание подводят меня к краю.

Внутри нарастает волна, удваивается и усиливается, пока меня не охватывает холод ужаса.

Что, черт возьми, со мной происходит?

Эйден раздвигает пальцы у моего горла, чтобы его губы могли найти точку пульса. Он сильно сосет.

Все выходит из-под контроля.

Я стону у него на плече, когда эта волна почти ударяется о берег. Я трусь о его руку.

Просто еще одно трение.

Всего одно прикосновение.

Это чувство так, так близко, я никогда не нуждалась в чем-то так сильно, как в том, чтобы эта чужая волна ударила меня.

Эйден останавливается.

Он убирает пальцы с моих возбужденных нервов, вынимает руку из-под юбки и отпускает мое горло.

Пустота охватывает меня, когда он откидывается назад, возвращая мне личное пространство, которое он нарушил несколько секунд назад.

Я моргаю пару раз.

Унижение и разочарование разъедают внутренности, как жгучая кислота.

Унижение из-за того, что я чуть не устроила этому придурку свой первый сексуальный опыт с другим человеком в чертовом кафе.

Разочарование, потому что он остановился. Как будто он вообще не прикасался ко мне.

Не знаю, кого мне следует ненавидеть больше. Себя или его.

Я ожидаю, что он будет издеваться надо мной, и на этот раз я это заслужила. На мгновение я застонала. На мгновение я прижалась к нему. На мгновение мне захотелось разврата, который этот мудак предлагал.

Кто-нибудь, убейте меня.

Эйден продолжает нервирующий зрительный контакт, словно препарирует мою душу, разрывает ее и танцует в ее останках.

Затем он делает что-то, что шокирует меня до чертиков.

Он подносит свой блестящий указательный и средний пальцы к лицу — те самые пальцы, которые почти довели меня до пика — и втягивает их в рот.

Он проводит языком по пальцам и демонстрирует медленное шоу, облизывая их дочиста.

Почему это так... горячо?

Даже если я захочу отвести взгляд, я не могу. Мои бедра сжимаются вокруг пульсирующей сердцевины, и я чувствую, что взорвусь прямо здесь, прямо сейчас.

После последнего облизывания он убирает пальцы и проводит языком по нижней губе.

Я ловлю себя на том, что заворожена этой нижней губой. Этим языком.

Я наклоняюсь к нему вопреки своему здравому смыслу.

— Ты хоть понимаешь, как долго я фантазировал о твоем вкусе, милая? — хрипит он глубоко в горле. Не в силах вымолвить ни слова, я качаю головой. — Я фантазировал о том, чтобы запереть тебя в темном классе, разложить тебя на столе, закинуть твои ноги мне на плечи и пробовать тебя на вкус, пока ты не закричишь. Я фантазировал о том, как похищу тебя с тренировки, прижму к дереву сзади и буду трахать тебя, пока ты не потеряешь сознание.

— Эйден... Прекрати...

Его грязные разговоры провоцируют ту часть меня, о существовании которой я не подозревала.

Его грубые слова положат мне конец.

Станут моим проклятием.

Моим сошествием в ад.

Нет, если я смогу это остановить.

Я кладу дрожащую руку ему на грудь и вздрагиваю от сводящего с ума сердцебиения под горячими, твердыми мышцами.

Он выглядит таким спокойным и сдержанным, что я никогда не подумала бы, что его пульс будет таким. неустойчивым. Это почти так же неконтролируемо, как мое собственное сердцебиение.

— Я не могу остановить свои фантазии, милая. — он обхватывает мою руку своей, которая лежит на его сердце — его чёрном, чёрном сердце. — Но я не расскажу тебе об остальных, знаешь почему? — я один раз качаю головой. Он отдергивает мою руку от своей груди, словно я обжигаю его. — Потому что ты не готова к этому. Но вот что я тебе скажу на это. — он наклоняется, пришёптывая горячие слова. — Ты на вкус лучше, чем любая гребаная фантазия.

Проходят дни.

Неважно, как сильно я хочу, чтобы все вернулось на круги своя, этого не происходит.

С того дня в кафе Эйден не переставал писать мне каждый вечер и утро.

Первые строки сообщений пришли в ту же ночь, когда я смотрела Nat Geo с дядей.

Эйден: Что ела на ужин?

Эйден: У нас была паста, но ты всё, что я пробовал на своем языке. Не могу перестать думать о своих пальцах внутри твоих мокрых стенок, когда ты хныкала. Жаль, что я не смог как следует попробовать тебя на вкус и погрузить свой язык в эту узкую маленькую киску.

Эйден: В следующий раз, милая.

Я едва пробормотала дяде «спокойной ночи» и убежала в свою комнату.

Он отправлял такие грубые сообщения каждый вечер, а иногда и по утрам.

Я несколько раз называла его психом. Невыносимым в другое время. Но это только сделало его религиозным в отношении своих текстов.

Мудак.

Я и Ким обедаем в саду за школой. Мы едим салат и смотрим на высокие сосны вдалеке, пока она рассказывает о своей последней корейской мыльной опере с большими подробностями.

— Не заметила ничего странного? — спрашиваю я, когда она заканчивает свой рассказ.

— Например, что? — она жует огурец.

— Как будто никто больше не обзывает тебя по прозвищу? Даже Адам, самый большой абьюзер из всех, прошел мимо тебя этим утром, не сказав ни слова.

Она улыбается, ее волосы цвета мяты развеваются на ветру.

— Мой новый образ шокирует их до чертиков.

Как бы мне ни нравилась ее новая уверенность, не думаю, что дело в этом. Ее новый образ не помешал Сильвер и ее подружайкам издеваться над ней в начале учебы.

— Тебе не кажется странным, что все это изменилось с тех пор, как Эйден утешил тебя перед всей школой?

Если бы их король проявил к ней интерес, они бы подписали свои свидетельства о смерти, если побеспокоили бы ее.

Это Эйден. Те, кто на его стороне, живут на небесах, но остальные гниют в аду.

— Ну, да. — выражение ее лица меняется на что-то нечитаемое, прежде чем она поднимает брови. — Может, тебе тоже стоит его утешить, чтобы школа тоже отстала от тебя.

— Ким! — я ударяю ее по плечу.

— Что? Используй их, пока можешь, Элли.

— Это то, что ты делала с Эйденом? Использовала его?

Она поднимает плечо.

Ким не из тех людей, которые используют людей. Боже. Как будто я больше не знаю свою лучшую подругу.

— Ты же понимаешь, что Эйден Кинг не из тех, кого можно использовать, верно? — я вонзаю вилку в дно своего контейнера. — Он в мгновение ока прочитает все твои манипуляции.

— Возможно, мы используем друг друга.

Она убирает контейнер и хрустит красным яблоком.