Я обмакнула перо и подписала документ, не читая. Майор Ли подул на чернила, чтобы они высохли, и убрал заявление в свой портфель.

— Вы приняли мудрое решение, — сказал он. — А теперь этот человек проводит вас к новому месту назначения.

Солдат с пистолетом отвел меня в Министерство образования, на третий этаж. Меня посадили рядом с суровой женщиной с толстыми лодыжками, которая поглядывала на меня с презрением. Весь день я переводила на английский и японский пропагандистские материалы о Ким Ир Сене. В текстах рассказывалось, какую невероятную храбрость проявил Дорогой Вождь, когда сражался во время оккупации с японцами. Там утверждалось, что только он один обладает нужными талантами и широтой мысли, способной объединить Север и Юг и создать единую нацию. В статьях он выглядел почти богом.

Не задавая ни единого вопроса, я перевела все настолько точно, насколько могла.

* * *

Вечером, когда я вышла из здания правительства и отправилась домой, все еще дул холодный ветер. Я поплотнее закуталась в пальто и пошла быстрым шагом. Мне не терпелось поговорить с Чжин Мо про майора Ли и его вопросы.

Я распахнула дверь квартиры и скинула обувь. Чжин Мо впервые за много месяцев раздвинул шторы на окнах, выходящих в парк. Стопки книг и бумаг, лежавшие в гостиной, исчезли. Чжин Мо сидел на корточках перед камином, в котором ярко пылал огонь. Рядом с ним лежала небольшая кучка оставшихся книг. Оранжевое пламя отбрасывало на стену мерцающие тени.

Снимая пальто, я спросила Чжин Мо, что он делает. На лице его плясали отблески огня. Он переоделся в чистое и гладко причесал волосы.

— Я жгу книги, — ответил он странным голосом и бросил в огонь еще один томик.

— Но почему?

— Потому что они больше ничего не значат.

— Чжин Мо, — произнесла я, подходя к нему, — сегодня к нам на работу приходил офицер и задавал мне вопросы. Майор Ли. Мне пришлось сказать ему, что я делала в Донфене.

Чжин Мо неотрывно смотрел в камин, где пламя охватило страницы очередной книги и взметнулось ввысь.

— Ты все правильно сделала, — кивнул он. — Они наверняка уже знали.

Я взяла его за руку и посмотрела ему в лицо, все еще красивое, хоть и несчастное.

— Чжин Мо, давай уедем из Пхеньяна. Сбежим на Юг, где нас никто не знает. Можем уехать прямо сегодня.

— Для меня уже слишком поздно, — возразил он.

— Но тебя же тут убьют.

— Да, убьют, — спокойно согласился он и бросил в огонь еще одну книгу.

Я почувствовала на лице жар пламени.

— Но что же нам делать? — воскликнула я. — Что делать?

— Тебе придется уехать одной.

Я оттолкнула его руку.

— Одна я не поеду! — Глаза у меня наполнились слезами. — Я тебя не оставлю!

— Чжэ Хи, они наверняка сейчас возле дома. Мне и квартала не дадут отойти от квартиры. А если тебя поймают во время попытки бегства вместе со мной, то убьют и тебя.

— А мне все равно. Без тебя я не поеду.

— Ты должна уехать. Тебя тут уничтожат. Сначала разум, потом душу, и к тому моменту, когда тебя убьют физически, тебе уже будет все равно.

Он взял еще одну книгу, полюбовался ею. Когда он бросил ее в огонь, я сказала:

— Чжин Мо, я беременна.

Не отрывая взгляда от пламени, он грустно улыбнулся и спросил:

— Какой срок?

— Три месяца.

— Это девочка, — с уверенностью сказал он.

— Откуда тебе знать?

— Из-за гребня.

— Да наплевать мне на гребень! — бросила я. — Я не верю в дракона и не хочу рожать ребенка без тебя.

— Да, — сказал Чжин Мо, — вот так я и поступлю.

Я озадаченно тряхнула головой.

— О чем ты?

Внезапно он схватил меня за плечи и заставил посмотреть ему в лицо.

— Чжэ Хи, обещай, что сделаешь это ради меня. Обещай, что сохранишь гребень и позволишь дракону себя защитить.

— Нет, не хочу, — сказала я. — Не хочу, если это значит потерять тебя.

Он сжал мне плечи сильнее.

— Ты должна! Разве ты не понимаешь? Ты должна выжить. Тогда ты сможешь однажды рассказать, что мы пытались тут сделать. Постарайся ради меня. Ради Кореи.

Наверное, я поморщилась от боли, потому что он отпустил меня, тряхнул головой и грустно улыбнулся.

— Мне казалось, ты не веришь в дракона, — заметила я.

— Я говорил, что и сам не знаю, — ответил он, беря в руки последнюю книгу. — Но теперь мне не во что больше верить. А тут хоть какая-то надежда, и кто знает, вдруг это правда. — Он бросил томик в огонь.

В конце концов огонь уничтожил все страницы, и от любимых книг Чжин Мо не осталось ничего, кроме угольков, светившихся оранжевым светом. Чжин Мо смотрел в камин до тех пор, пока угольки не угасли и не рассыпались золой, а потом уставился в пол.

Меня переполняли ужасные предчувствия, и я толком не понимала происходящего. Только одно я знала точно: что люблю Чжин Мо с такой силой, которую в себе и не подозревала. Я взяла его за руку и отвела в спальню, раздела и уложила в постель. Потом разделась сама и залезла к нему под одеяло. Он уткнулся головой мне в грудь и заплакал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

За Чжин Мо пришли в самый темный час ночи. Не успела я толком осознать, что происходит, как солдаты ворвались в спальню и схватили его. Два солдата вытащили Чжин Мо голым из постели и заставили одеться. Он не сопротивлялся.

— Что вы делаете? — крикнула я, поспешно одеваясь.

Чжин Мо повели к двери, и я бросилась за солдатами в гостиную, крича:

— Куда вы его ведете? Он же болен, отпустите!

— Стоять! — раздался приказ со стороны камина. Майор Ли ковырялся в пепле, который остался от книг Чжин Мо. Солдаты остановились у передней двери и развернули Чжин Мо к нему.

На майоре были черное пальто и меховая шапка. Он искоса поглядывал на меня через очки в проволочной оправе, и меня это очень раздражало.

— Было установлено, что товарищ Пак болен и ему требуется лечение, — заявил майор. — Вчера вы сказали мне, что не замужем за этим мужчиной. Вы подписали бумагу в поддержку Ким Ир Сена и согласились умереть за Великого Вождя, если потребуется. За это вам предоставили важную работу в Рабочей партии Кореи. У вас прекрасная квартира. Вы достигли большого успеха для женщины с вашим… прошлым. Неужели вы хотите отказаться от всего этого ради одного разочарованного в жизни мужчины?

Я уже собиралась сказать, что от всего отказалась бы ради мужчины, которого люблю, но тут Чжин Мо вырвался из рук солдат.

— Чжэ Хи, — сказал он, — помни о своем долге перед Кореей. — Впервые за много месяцев глаза у него были ясные. Он выглядел совсем как в нашу первую встречу, когда он заведовал переписью в Синыйчжу. Как человек, верящий в идею. — Ты сможешь, — произнес он. — Сделай это для Кореи. Для меня. — Он грустно улыбнулся и добавил: — Прощай, Чжэ Хи. — Он повернулся и вышел за дверь, а солдаты поспешили за ним.

Я любила Чжин Мо, любила всей душой. И не побоялась бы умереть за него. Мне отчаянно хотелось осыпать майора Ли проклятиями и побежать за Чжин Мо. Но я лишь смотрела, как он уходит, и внутри у меня все превратилось в камень, точно как на станции утешения в Донфене. Камень сковал меня, как мороз сковывает фонтаны Пхеньяна зимой. И я позволила им забрать моего любимого Чжин Мо.

Майор Ли медленно положил кочергу обратно на подставку.

— Вы приняли правильное решение, — сказал он, растянув губы в улыбку. — Наш Великий Вождь этого не забудет. А теперь мне надо позаботиться о товарище Паке. Надеюсь, остаток ночи пройдет для вас спокойно. — Майор Ли вышел из квартиры вслед за солдатами.

Я осталась стоять в квартире Чжин Мо, не в силах поверить в случившееся. Потом доплелась до тахты и завернулась в одеяло. Я смотрела в камин, и мне хотелось плакать. Но рыдания застревали в моем окаменевшем сердце. Я задумалась над тем, в кого превратилась. Мне хотелось забыть о Донфене и исцелить Чжин Мо своей любовью. Но я по-прежнему оставалась женщиной для утешения, и такой мужчина, как Чжин Мо, был не для меня.