— После занятий я ездила в консульство поговорить с мистером Ханом, — говорю я. — Они там выяснили, что сестра миссис Хон живет в Пхеньяне. Судя по всему, напряжение между Севером и Югом ослабло, и теперь можно устроить встречу.

— Хм-м, понятно, — откликается папа. — Ты ведь дала обещание.

— Не знаю, смогу ли я его исполнить. Стоимость организации сильно выросла, просто до ужаса. Придется отказаться от школы права и найти работу.

Папа качает головой.

— Нет, от учебы отказываться нельзя.

— Не представляю, как иначе я смогу заплатить, — вздыхаю я.

К концу ужина папа замолкает. В нас уже не лезет ни кусочка, официант пакует остатки в контейнеры, и мы едем домой. Мы пересекаем реку Миннесота, двигаясь в северном направлении. Снег валит вовсю. Может, новости и не врали: похоже на серьезный буран. Машин на дороге мало, и папа едет медленно. Мы не разговариваем — после еды как-то не хочется.

Но на полпути домой папа вдруг подает голос:

— Анна, я хочу с тобой кое-что обсудить.

— Что? — спрашиваю я.

— Знаешь, давай-ка проедемся вокруг озер. Мы с твоей матерью любили кататься там по первому снегу. Большинство водителей не решаются ездить по берегу, когда идет снег, но, по-моему, там очень красиво.

Мы сворачиваем со скоростной магистрали на туристическую, которая связывает озера Миннеаполиса. Под снегом все вокруг кажется чистым и мирным. Я спрашиваю папу, о чем он хочет поговорить. Он отвечает, что искал информацию о моем гребне и двухголовом драконе.

— Я подумал, что стоит попробовать разобраться, — говорит он извиняющимся тоном.

— И что ты выяснил? — спрашиваю я.

— Про двухголового дракона с пятью пальцами на лапах. Я выяснил, что он значит. Дракон защищает Корею и тех, кто им владеет, чтобы они могли служить стране. — Потом он добавляет: — А пять пальцев на лапах означают…

— Да, я знаю, — киваю я. — Они означают, что гребень принадлежал императрице Мёнсон. Что я ее прямой потомок.

— Только если миссис Хон говорила правду, — отзывается он.

— Так и есть, папа. В консульстве проверили, и ее рассказ подтверждается фактами.

На это папа ничего не отвечает. Мы сворачиваем на бульвар вокруг озера Харриет, и папа не отрывает взгляда от дороги. Особняки вокруг озера уже украшены праздничной иллюминацией, и ее отсветы поблескивают на свежем снегу. Благодаря остроконечным верхушкам крытой сцены возле озера пейзаж напоминает зимнюю сказку, словно Рождество уже наступило, и я понимаю, почему мама с папой любили кататься здесь во время снегопада.

— Понимаешь, милая, — говорит наконец папа, — все это меня очень пугает. Но я в последнее время много думал. Думал про твою мать, про то, как она умерла. Этот жуткий рак пожирал ее… но она не позволила ему поглотить ее существование. Она просто сделала его частью своей жизни. И тут я осознал, что иногда можно умереть и прямо при жизни: забиться в дом, в гостиную, опустить шторы. — Он виновато смотрит на меня и продолжает: — И про тебя я тоже думал. Мы с твоей матерью с первых дней знали, что ты особенная. Ты, конечно, была очень умненькая, но дело еще и в том, как ты себя держала: не знаю, как описать, но как-то по-особенному. А теперь у тебя появился этот гребень с драконом. Не знаю, как ты должна послужить Корее, но думаю, что тебе нужно это узнать. А я постараюсь тебе помочь. Позволь мне заплатить мистеру Хану.

Я начинаю протестовать, но папа жестом заставляет меня замолчать.

— Я не только ради тебя это делаю, — говорит он. — Мне будет непросто. Но тогда я, может быть, выберусь из темной гостиной.

— Спасибо, — говорю я, и папа улыбается.

— Но у меня одно условие, — добавляет он. — Обещай, что будешь вести себя осторожно.

— Обещаю, — говорю я.

— Я люблю тебя, милая.

— Я тоже люблю тебя, папа.

Мы объезжаем озеро по кругу, и папа сворачивает с бульвара, направляясь домой. Впервые за несколько лет я спокойна. Я чувствую, что две мои составные части, корейская и американская, наконец-то объединились. Не только папа, но и я сама не знаю, как должна послужить Корее, но теперь мне не страшно. Как сказала миссис Хон, отважное семечко проросло и пробилось, и когда-нибудь из него появится цветок. Жду не дождусь, когда это случится.

После того, как папа берет вторую закладную на наш дом, я звоню мистеру Хану и говорю, что у меня есть деньги на оплату встречи. Он перезванивает мне еще через два месяца и сообщает, что встречу между сестрами готовы устроить в любой момент. Мне достаточно сказать, когда я смогу поехать в Корею.

Я организую поездку на июль, после выпускных экзаменов и окончания колледжа. Я зову папу поехать со мной, но он отказывается. Говорит, что с удовольствием познакомился бы с моей биологической бабушкой, но это моя миссия, и мне лучше поехать одной. Так что я покупаю билет на самолет и, как обычно, составляю подробный маршрут пребывания в Корее. В список входит в том числе целый день во дворце Кёнбок.

За два месяца до начала учебы на первом курсе юрфака Колумбийского университета я посылаю письмо миссис Хон: предупреждаю ее, что буду в Сеуле и хочу с ней встретиться. Причин своего приезда я не сообщаю. Еще через неделю я сажусь на «Боинг-747» рейсом до Сеула, чтобы исполнить обещание, которое дала бабушке.

Лайнер садится в аэропорту Инчхон, я миную таможню и беру такси на выходе из зала получения багажа. Я даю водителю адрес, по которому должна увидеться с посредником и получить информацию о встрече. Пока мы едем по Сеулу, я высматриваю детали, которые запомнила с прошлого раза. Странно, но это место уже кажется мне вторым домом. Сеульская башня на вершине горы Намсан все так же высится над городом. Жилые дома вокруг все так же стоят стройными шеренгами, словно солдаты на параде. Сеул кипит жизнью.

Я очень рада вернуться. Теперь я больше знаю об этой стране, о ее истории, культуре и жителях, и хочу увидеть ее по-новому. Теперь я буду не туристкой, а человеком, способным разделить горе национальной истории и надежду на будущее. Я начинаю понимать, кто эти люди и кто я.

Я много думала о гребне и той ответственности, которую он с собой несет. Я решила, что у меня двойная ответственность перед Кореей: как у потомка императрицы Мёнсон и как у американки. Ну да, Америка помогла Корее. Но при этом мы иногда вели себя ужасно эгоистично. Мы как будто все еще застряли в пятидесятых, мыслим как во времена холодной войны. Меня бесит, что Северную Корею объявляют абсолютным злом, будто у нас есть право навязывать другим свои ценности. Потрясающая самонадеянность. Но при этом я не хочу, чтобы северокорейцы делали ядерные бомбы. Им обязательно нужно научиться жить в мире со всеми. Ну да, это сложно. Но все равно Америка, по-моему, может сделать больше, чтобы поддержать диалог между Севером и Югом. И объединение.

Как кореянка я готова сделать все возможное для страны, где родилась. Как американка я, конечно, хочу помочь моей стране оставаться великой. В общем, я мечтаю, чтобы обе мои родины — и та, что дала мне жизнь, и та, что подарила семью, — могли мною гордиться. Потому что я-то горда быть дочерью обеих стран.

Такси едет по шумным улицам Итхэвона, а я лезу в рюкзак и нащупываю конверты, которые там лежат с моего отъезда из дома. В одном двадцать тысяч долларов наличными, в другом десять.

Мне не терпится попасть на встречу. Несмотря на четырнадцатичасовой перелет, я не устала. Я хочу повидаться с миссис Хон и сказать ей, что приехала исполнить свое обещание. Но не могу не признать, что ужасно нервничаю: уж слишком таинственно обставлена встреча с посредником.

Такси подъезжает к застекленному зданию. В нескольких кварталах от него я вижу открытое пространство, выходящее к реке Ханган. Я расплачиваюсь с водителем и вкатываю чемодан в вестибюль. Сообщаю девушке за стойкой приемной имя человека, с которым должна встретиться. Она просит меня подождать. Я сажусь на один из стульев дизайна Ле Корбюзье и принимаюсь рассматривать людей с портфелями, деловито спешащих взад-вперед мимо меня. Вот оно, «чудо на реке Ханган» в полной красе: всего за сорок лет Корея из нищей страны стала одним из самых современных государств в мире. Я любуюсь этими трудолюбивыми и умными людьми и горжусь тем, что я одна из них.