— А чем тебе в Высокове плохо? — не поверил Костя. — Такую школу поискать!

— Хорошо, вот как доволен… по самое некуда!.. — Витя черкнул пальцем по горлу. — Директор заранее всё расписал: кого принимать в комсомол, кого нет. И натравил на меня сестру да Варьку Балашову, а вы и уши развесили…

— Погоди, погоди! — опешил Костя. — Зачем же учителю натравливать нас?

— А затем… — Витя оглянулся и, будто решив доверить тайну, шепнул: — Он с моим отцом личные счёты сводит. Всю жизнь его подсиживает. Вот и мне перепало…

У Кости потемнело в глазах… Учитель — и личные счёты! Учитель, который был для ребят примером во всём!.. У него они учились жить, по нему проверяли каждый свой шаг, каждый поступок, старались во всём подражать Фёдору Семёновичу. Учитель всегда был с ними: в школе, на улице, и даже на расстоянии они чувствовали его близость… И вдруг оказывается, что в душе этого человека гнездится что-то мелкое, подленькое и Фёдор Семёнович способен кого-то подсиживать!..

Костя подался к Вите:

— Скажи ещё раз про учителя… Скажи!

— Ну-ну, не напирай! Ты что думаешь: святой у нас директор, без тени, без пятнышка? Ходишь у него в любимчиках, не видишь ничего. А учитель, он такой — против него слова не скажи, не покритикуй. Любит, чтобы перед ним на цыпочках все ходили. Кто на собрании против школьной бригады выступал? Отец мой! Вот директор и попомнил, свел с нами счёты…

— Замолчи ты!.. — выкрикнул Костя и, не помня себя, кинулся на Витю.

Сцепившись, мальчики покатились по земле. Зашуршали листья, затрещали сучья.

Колька, размахивая хворостиной, бегал кругом и кричал истошным голосом:

— Расчепитесь вы… дурьи головы! Ещё в костёр попадете! — И, заметив в кустах Прахова, бросился к нему навстречу. — Алёшка, разними ты их!

Про «побоище на реке Чернушке» в школе стало известно на другой же день.

Колька с Петькой, свидетели драки, помалкивали. Зато Прахов расписал её, не жалея красок. Он утверждал, что драка была проведена по всем правилам и оба противника понесли серьёзные потери.

В потерях со стороны Кости никто, впрочем, не сомневался: об этом живописно свидетельствовали многочисленные царапины на его щеках и распухший нос.

Витя Кораблёв в школу не явился. Вместо этого в большую перемену в учительскую вошла сторожиха и передала директору сложенный вчетверо лист бумаги:

— Никита Кузьмич просил передать. Сам даже в школу войти не пожелал…

Фёдор Семёнович пробежал глазами бумажку, озадаченно потёр щёку.

О драке между Кораблёвым и Ручьёвым учитель узнал ещё вчера вечером, и она его изрядно встревожила.

Любая ребячья драка доставляла учителю немало хлопот и огорчений, но эта была особенно неприятна. Никита Кузьмич, конечно, поймёт её по-своему и всем будет твердить, что его сына выживают из школы. Фёдор Семёнович ждал, что отец Вити вот-вот явится в учительскую и будет требовать сурового наказания Кости Ручьёва. Но то, что директор прочёл сейчас, явилось для него полной неожиданностью.

— Фёдор Семёнович, — вполголоса спросила Галина Никитична, поднимаясь с дивана, — что пишет отец? Чего он хочет?

Фёдор Семёнович ещё раз прочёл про себя заявление Никиты Кузьмича.

— М-да… Новости каждый день! Никита Кузьмич требует выдать Витины документы. Собирается перевести сына в другую школу.

Учителя встрепенулись. Преподаватель географии отложил в сторону газету, посмотрел поверх очков на Галину Никитичну:

— Вы, вероятно, в курсе дела. Из-за чего, собственно, Ручьёв схватился с вашим братом?

— Я говорила с Витей. Он утверждает, что отказался рисовать плакат, а Ручьёв будто бы налетел на него с кулаками… — глухо сказала Галина Никитична. — Но я, признаться, не очень верю этому…

— А по-моему, вполне вероятно… Надо знать характер Ручьёва!

Илья Васильевич назидательно поднял палец и заговорил о том, как одно цепляется за другое: сначала Витю оттолкнули от комсомола, настроили против него всех ребят, а теперь довели мальчика до того, что он должен менять школу.

Фёдор Семёнович ещё раз перечитал заявление. Драки были довольно редким явлением в школе и, по выражению Клавдии Львовны, давно «ушли в область преданий».

— Что же делать? — растерянно обратилась к директору Галина Никитична. — Ручьёва только что приняли в комсомол, и вдруг такой срыв. Может быть, комсомольскую группу собрать?

— А я бы советовал Ручьёва на педсовет вызвать. Поговорить с ним, предупредить. Слишком он горяч и несдержан! — предложил Илья Васильевич. — И вообще, надо решительно встать на защиту Вити Кораблёва… Раз и навсегда оградить его от всяких нападок.

Фёдор Семёнович ответил не сразу.

Он медленно прошёлся по учительской.

Случай был не из лёгких. Отпустить Витю Кораблёва в другую школу? Сколько это вызовет разговоров среди родителей; какое нелестное мнение составится о высоковской школе по всей округе; какой удар будет нанесён Галине Никитичне — все скажут, что она молода, неопытна, не сумела удержать в школе даже родного брата.

А может, и в самом деле построже наказать Костю Ручьёва? Но так ли уж он виноват? Ведь в драке Ручьёв пострадал не меньше, чем Витя Кораблёв. И кто из них больше виноват, это ещё надо выяснить.

— С педсоветом пока подождём, — заговорил наконец Фёдор Семёнович. — Посмотрим, как ребята поведут себя. Мне кажется, что драка эта не совсем обычная… И за ней что-то скрывается.

…Весь день Костя не выходил из класса и отсиживался на задней парте. Он всё ждал, что его позовут к Фёдору Семёновичу или Галина Никитична попросит его остаться после уроков. Но к директору почему-то не звали, учительница к нему не подходила.

Только Паша с Васей, поглядывая на Костю, покачивали головами, а Варя кидала такие сердитые взгляды, что мальчик невольно закрывал ладонью распухший нос.

После занятий Костя долго копался в парте и отправился домой тогда, когда в классе никого не осталось.

У моста через Чернушку он заметил Митю и Варю. Они стояли у самого берега реки и продавливали ногами тонкий зеленоватый лёд.

Костя, втянув голову в плечи, решил незаметно проскользнуть через мост.

— Здравствуйте! — неожиданно обернулась к нему Варя. — Стыдно со всеми-то вместе идти? Один пробираешься… Так тебе и надо… битый нос!

Костя остановился.

— Молчишь? Отвечать нечего? — наступала девочка. — Комсомольского стажа без году неделя, а уже отличился… Вон сколько медалей на тебя навешали!

Костя вспыхнул и вновь прикрыл нос ладонью.

— И охота была связываться тебе с Кораблёвым! — с досадой сказал Митя. — Не хотел он рисовать — и шут с ним! Теперь пойдёт звон на весь белый свет: «Ручьёв драку затеял».

— На комитет потянут, к директору… — заметила Варя. — Строгий выговор можешь заработать.

— Очень свободно… — подтвердил Митя. — А то ещё с предупреждением.

— Ну и пусть строгий! — с отчаянием выкрикнул Костя. — А только я ему всё равно не позволю…

— Опять на стенку полез! — нахмурилась Варя. — Чего ты не позволишь?

— Не дам учителя поносить! И всё тут! Вы знаете, что Кораблёв про Фёдора Семёновича сказал?.. «Учитель со мной личные счёты сводит…» — И Костя торопливо передал подробности вчерашней стычки.

— Так и сказал: «личные счёты»? — переспросила Варя.

— А ты, значит, и навесил ему по первое число? — деловито осведомился Митя.

— Сам не знаю, как вышло… Кровь в голову ударила…

— Ну и правильно! И я бы не стерпел! — вырвалось у Мити. Но, заметив строгий взгляд Вари, мальчик сконфуженно поправился: — Я не в том смысле… Можно, конечно, и без рук…

— Что ж теперь делать, ребята? — озадаченно спросила Варя.

— Вопрос ясен, — сказал Митя. — Пусть Костька, как всё было, так и расскажет: и в классе, и Фёдору Семёновичу, и на комитете доложит. Я так думаю: выговор ему теперь могут без предупреждения дать…

— Учителям надо рассказать… это так, — согласилась Варя. — А всем ребятам — нельзя. Вы понимаете, что будет? Вдруг вся школа узнает, что Кораблёв директора оскорбил? Тут же такое поднимется! Ребята ему этого не простят, проходу не дадут…