— А у меня почти вся бригада на лесозаготовках, — сказала Марина. — Кого и направить, не знаю.

Костя подошёл к девушке:

— Школьная бригада может поехать… Завтра же воскресенье.

— А с уроками как?

— Управимся. Сегодня вечером приготовим.

— Тогда, пожалуй, помогите, — согласилась Марина. — Собери к утру ребят. Поедете на станцию вместе с Никитой Кузьмичом.

В этот же вечер Костин связной, Колька, получил от брата задание предупредить пятерых членов школьной бригады.

Первым делом Колька забежал к Варе:

— Принимай приказ. Срочное дело. Собираться утром у конюшни. Одеться теплее.

— Коленька, а какое задание? Куда-нибудь ехать? — ласково спросила Варя.

— Секрет пока… На месте узнаешь.

Девочка сделала вид, что обиделась:

— Это от меня-то секрет! Спасибо!..

Колька помял в руках шапку:

— Ладно, скажу… Вы на станцию едете… на подводах. За этим, как его… за суп… суп…

— А-а… знаю! — догадалась Варя. — А ещё кому приказ?

Колька назвал Митю, Пашу, Васю и Алёшу.

— А Вити Кораблёва почему нет?

— Так он же не член бригады!

— Кто тебе сказал?

— А вы разве его зачислили? Когда?

— Да ты, Колька, чего-то не разобрал. Не пять, а шесть ребят предупредить надо. Шесть! Понял?

— Могу и шесть, мне нетрудно, — согласился мальчик.

Каково же было удивление Кости, когда наутро он заметил у конюшни, кроме членов школьной бригады, ещё и Витю Кораблёва. В рукавицах, в дублёном полушубке, тот препирался с отцом. Никита Кузьмич убеждал сына не ехать на станцию: дорога дальняя, мороз крепнет, может разыграться пурга.

— Нужно мне… Понимаешь, нужно! Задание у меня! — упрямо стоял на своём Витя.

Костя подошёл к Варе:

— Что он выдумывает? Кто его звал?

— А кто у нас бригадир? Он и звал! — сказала Варя и прикрыла рукавичкой лицо.

— Я?!

— Не сам, конечно… Через связного.

— Через Кольку? — Костя шагнул к девочке, но увидев её лукавые глаза, всё понял. — Ну, знаешь, Варька… это уж чересчур! Да кто я, в самом деле? Бригадир или ноль без палочки?

— Ладно, ладно, потом посчитаемся… Ну как ты не понимаешь! Витя же сейчас как на выселках живёт… на необитаемом острове. Домой к нему никто не заходит, в классе его все чураются…

— Мало мы для него сделали…

— Мало не мало, а до конца ещё не вытянули… Доведись нам без товарищей остаться — с тоски бы взвыли.

— Это уж как есть… Я бы и дня не прожил, — согласился Костя и про себя отметил, что ему с каждым днём становится всё труднее спорить с Варей.

Вскоре восемь широких саней-розвальней выехали за околицу. Впереди ехал Никита Кузьмин, за ним на Гордом — Витя, потом члены школьной бригады, а позади всех, замыкая обоз, погонял Командировочную Костя.

Чтобы сократить путь, Никита Кузьмич решил ехать не через мост, а напрямик, через замёрзшую реку, по которой кто-то уже успел проторить полозьями санную дорогу.

Река была ровная, белая от снега, точно её застелили чистой скатертью, и даже чёрные, неприглядные ольхи на берегу похорошели от серебряного инея. Кое-где среди снега проступали тёмные полыньи — незамёрзшие озерца воды, и над ними курился парок. Но лёд держал прочно и только слегка потрескивал, когда сани проезжали близко от полыньи.

Правда, в одном месте Никита Кузьмич неожиданно остановил свою подводу, вылез из саней и несколько раз прошёлся впереди лошади, проверяя прочность льда. Но потом вновь тронул лошадь и только крикнул едущим сзади, чтобы они увеличили расстояние между подводами.

К полудню возчики были уже на станции.

Быстро нагрузили сани бумажными кулями с удобрением, увязали верёвками, задали лошадям корму и направились в чайную отогреваться.

Здесь было тепло и шумно, на подмостках играл баянист.

Костина компания заняла столик в углу, заказала вскладчину яичницу-глазунью на десять яиц и чай с баранками. Чай попахивал берёзовым веником, яичница была испещрена угольками, но ребятам с мороза всё казалось необыкновенно вкусным.

Варе очень хотелось, чтобы Витя попробовал с ними яичницы и чая, и она показала ему на место рядом с собой. Но Витя, сидевший с отцом за соседним столиком, только пожал плечами.

Никита Кузьмич встретил знакомого колхозника и заказал водки. Первые сто граммов они выпили за встречу, вторые — за давнюю дружбу, третьи — ещё за что-то. Никита Кузьмич быстро захмелел и принялся жаловаться приятелю на свои неудачи в колхозе.

Витя то и дело оглядывался на соседний столик, дёргал отца за рукав, болезненно морщился:

— Ну, хватит тебе, уймись!

Костина компания притихла, забыла про чай.

— Ох, ребята, — сказал вполголоса Вася, — не хотел бы я такого батьку иметь!.. Так вот попадёшь куда — со стыда сгоришь…

— А мне Витьку жалко, — вздохнула Варя. — Он-то при чём?

Никита Кузьмич между тем заказал ещё сто граммов и принялся ругать Сергея, Марину, Фёдора Семёновича.

— Да что он, в самом деле!.. — вскочил Костя. — Людей чернит. Так мы ему и позволим!..

— Погоди… Я сама скажу! — остановила его Варя и подошла к соседнему столику: — Никита Кузьмич, нам же ехать пора. Смотрите, пурга начинается.

— Да… Мы поехали! — поднялся Витя и первый выскочил из чайной.

— Ну-ну, трогайте… я сейчас…

Никита Кузьмич осоловелыми глазами проводил ребят и поплёлся за ними следом. На улице он подошёл к Вите:

— Ты, сынок, лишнюю каплю отцу в счёт не ставь. Я, можно сказать, от расстройства жизни пригубил.

Витя молча подвязывал чересседельник.

— Я, пожалуй, в хвосте поеду… подремлю. А ты передом давай. Гордый, он дорогу найдёт… Умник конь!.. Только через реку его не пускай. С грузом едем — как бы лёд не сдал… На мост держи.

— Знаю!.. Не маленький! — буркнул Витя и первый вывел свою подводу на дорогу.

Поскрипывая полозьями, обоз тронулся в обратный путь.

Мороз крепчал, позёмка усиливалась. Снег, как песок, с шорохом перекатывался по полю. Около каждой сухой былинки быстро вырастали маленькие острогранные сугробики и так же быстро развевались ветром. Дорогу переметало. Шерсть у лошадей на боках заиндевела.

Холод забирался под полушубки, покусывал пальцы на ногах. Ребята, спрыгнув с возов, подолгу бежали вслед за санями, оглушительно хлопали рукавицами, приплясывали или начинали бороться.

Только Витя, нахохлившись, сидел на возу, хотя мороз не щадил и его. Но после пьяной болтовни отца в чайной ему было трудно примкнуть сейчас к ребятам.

«Набрехал, наплёл — ему и горя мало!» — с раздражением думал он об отце, который, закутавшись в тулуп, дремал на последней подводе и далеко отстал от обоза.

Начинало смеркаться. Лошади устали, обоз растянулся. Продрогший Витя то и дело покрикивал на Гордого, торопясь скорее добраться до дому. Его подвода далеко ушла вперёд.

Умный конь хорошо помнил дорогу, и, когда она раздвоилась — вправо путь шёл в объезд на мост, влево — прямо через реку, — он уверенно повернул влево.

Витя вспомнил наказ отца ехать через мост и потянул за правую вожжу. Но за рекой приветливо светились окна в домах, оттуда потянуло дымом печей, донёсся дружный лай собак, и мальчику поскорее захотелось к теплу, к свету.

«Ничего, проскочим», — вяло подумал он и опустил вожжу.

Разбежавшись с заснеженного берега, лошадь вынесла сани на лёд. За день ветер сдул с замёрзшей реки снег, перемёл дорогу, и Гордый брёл наугад, испуганно кося глазом на тёмные полыньи. Но сумерки сгущались, и трудно было отличить, где находилась полынья, где просто лёд.

Неожиданно под полозьями раздался подозрительный треск. Витя вскочил с сиденья и хлестнул лошадь вожжами. Она резко рванула в сторону, сани раскатились и оказались около полыньи. Кромка льда обломилась, заплескалась вода, и воз начал погружаться в реку.

Вите сразу стало жарко. Он выпрыгнул из саней и, дёргая вожжи, заорал на Гордого.