– И жена пришла к вам, – кивнул Евгений. – Так. А к чему тут воздействие шестого уровня? Не жирно ли будет?

– Нет, не жирно, – покачала головой «бабка Варвара». – Любовь там, Светлый. Настоящая. И у гулены этого, и у медсестрички евойной. С одной стороны – жена верная, сынок маленький… С другой – любовь беззаветная. Тут аккуратно все делать надо, будто по минному полю идешь, да еще под прицелом…

Оперативник некстати вспомнил, что «бабка Варвара» на самом деле партизанила и ходила «под прицелом», а может, и по минному полю. Поежился. Вздохнул.

– У Ночного Дозора нет принципиальных претензий к предлагаемому вмешательству, – сказал он. – Но с компенсацией, разумеется.

– Как обещала, Светлый, – кивнула ведьма, протягивая лист плотной бумаги. Да, это был не тетрадочный листок… по всем правилам оформленное разрешение Дневного Дозора, признающее право ведьмы Полины Фердинандовны Варвариной передать любому желающему право на использование магии четвертого уровня… Имелись и подписи, и печати. Выправлено разрешение было два дня назад.

– Очень все запутанно и странно, – сказал Угорь, разглядывая листок. – Скажите, баба Варвара, а с чего такая щедрость?

– Может, у меня личные причины есть? – вопросом ответила ведьма. – Совсем личные?

– Жена этого… инженера… кем она вам приходится? – вдруг спросил Светлый маг.

– А это не твое дело, – резко ответила ведьма. – Ну что, соглашаешься или нет?

Угорь колебался недолго. Объяснение, внезапно пришедшее в голову, было таким простым и логичным! Единственно верным. Старая ведьма бдительно следила за своей семьей, особенно – лицами женского пола. И не давала их в обиду. Отсюда и неожиданная щедрость.

– Хорошо, – кивнул он. – Ночной Дозор дает вам право на магическое воздействие шестого уровня в отношении Сергея Викторовича Капустина…

– И его близких! – напомнила ведьма.

– И его близких, имеющее своей целью возвращение Сергея Викторовича Капустина в семью, при условии минимизации страданий и переживаний других лиц.

– Годится, – кивнула ведьма. – Ну а я тебе, Светлый, даю право на вмешательство четвертого уровня.

Она резко встала.

– Заболталась я с тобой! А мне обед надо готовить, сейчас внучка из школы придет…

Угорь в задумчивости вышел и отправился на работу. А на следующий день не утерпел – произвел кое-какое расследование о Капустине, его жене и медсестре-разлучнице… После чего кинулся к Денисову.

* * *

– Понимаю, – сказал участковый, стоя у окна. – Никакого отношения к ведьме ни жена Капустина, ни сам Капустин, ни подруга его не имеют?

– Совершенно верно, – сказал Угорь. Со стыдом добавил: – Попался, как мальчишка… ведьма меня просто подвела к той мысли, что она хочет по-семейному помочь своим… оттого и щедрая такая. Не обманывала, не колдовала – позволила самому себя обмануть.

Сделав такое признание, Евгений отвел глаза. Конечно, Федор Кузьмич – не родное руководство, которое за подобные оплошности по головке не погладит, и даже более того: может и выговор впаять, и надолго запомнить, чтобы при случае ненавязчиво этак попенять – дескать, смотри, служивый, чтобы тебя снова Темные вокруг пальца не обвели. Не смертельно, но неприятно. Федор Кузьмич – это другое дело, он свой, он – хотелось надеяться – и посочувствует, и подскажет, и выручит. Ну, пожурит, возможно. И все равно – кому приятно признаваться в собственной недоработке? Тем более признаваться тому, кто загодя предупреждал о возможных провокациях и необходимости везде и всюду быть начеку. Вот и отвернулся Угорь, прикинувшись, будто разглядывает фотографии, по деревенской традиции кучно приколотые к обоям на стене, на самом видном месте. Тут было десятка два разнокалиберных черно-белых прямоугольничков, частично пожелтевших, потрескавшихся и хрупких от старости, а частично – новеньких, глянцевых. Прикинуться-то Евгений прикинулся, но уже через секунду рассматривал снимки с неподдельным интересом. Вот это – Катя, ее он нынче видел в клубе. Вот она же, только в школьной форме, с пионерским галстуком – класс пятый-шестой, наверное. Тут она еще младше, с опаской глядит на самодельные качели… Дальше шли многочисленные родственники – родители Федора Кузьмича и его супруги, а может, и не родители, но кто-то явно очень близкий, поскольку снимки были древними, начала века, наверное, и успели так сильно пожелтеть, что лица почти сливались с фоном, но карточки продолжали висеть на почетном месте горницы. Значит, эти полустершиеся лица в семье Денисовых любили, уважали, хотели помнить и видеть постоянно.

А на двух фотографиях был сам Федор Кузьмич. Худой, можно сказать – осунувшийся, но браво глядящий молодой мужчина в военной форме с двумя рядами орденов и медалей. В уголке дата – 1946 год. Другой снимок, видимо, свадебный – тот же молодой мужчина, только в гражданском костюме, рядом – празднично одетая и затейливо причесанная Людмила, совсем юная и счастливая.

Потрясенный Угорь не мог оторвать взгляда от этих двух карточек. Молодой! Федор Кузьмич – молодой! Не мальчишка, конечно, не юноша – мужчина лет тридцати или чуть старше.

Оперативник не задумывался раньше, да и дома у участкового до нынешнего дня не бывал. А тут все сразу – и разговор о ведьмах, и фотографии на стене… Евгений вспомнил, как Денисов рассказывал, что впервые ему предложили вступить в Ночной Дозор сразу после войны. Значит, Иным он к тому времени уже был. Значит, мог, продлевая свою молодость, оставаться таким, каким вернулся с фронта, – тридцатилетним мужиком! Ведь он-то – не ведьмак, а самый натуральный маг! Пусть не великой силы, но даже с шестым рангом Иные по двести-триста лет живут, не старясь. Значит, и он мог бы! Но почему-то отказался от этого права, от этой возможности, от этого дара. Угорь по-новому взглянул на старика. Вон оно как! Конечно, Федор Кузьмич, ежели ничего страшного не случится, переживет и свою жену, и дочь, и, возможно, внуков-правнуков. Грустно все это, но Иные рано или поздно свыкаются с неизбежным. Но тогда, после войны, Денисов свыкаться ни с чем не собирался, он сделал выбор в пользу своей любви, в пользу счастья и благополучия своей супруги – обычной женщины. Он четверть века жил вместе с ней, растил дочь вместе с ней и вместе с ней старился. Намеренно. Осознанно. Иначе у них не было бы возможности быть вместе. С ума рехнуться, как выражаются в деревне…

– Страшного-то ничего не произошло, – меж тем рассуждал вслух Денисов. – Тут ведь и впрямь – и так плохо, и так нехорошо. То ли жена с дитем страдать будут, то ли подруга молодая. Как я считаю – нехорошо из семьи уходить, если там дите малое, а жена уже в годах и вряд ли кого себе найдет. Выходит, все верно ты сделал. Энто мое такое мнение.

– Так-то оно так… – еще разок оглянувшись на фотографии, вздохнул Угорь.

– Смущает ее щедрость, – продолжал участковый. – Право на воздействие четвертой степени? Да с чего бы вдруг? Должна в энтом быть какая-то хитрость, но какая – понять я не могу.

– Вот и я тоже, – рассеянно крутя в руках пустую чашку, сказал Угорь. – Уж простите, что побеспокоил… думал, вдруг вам со стороны виднее.

Денисов помолчал, размышляя. Потом сказал:

– Мое мнение вот какое, Евгений Юрьич. Дело не в инженере энтом или семье его. Дело в том, что Темные зачем-то тебе решили право на магию дать. На сильную магию, четвертого уровня! Как энто можно во зло обратить – не знаю. Но советую… кажный раз, когда тебе захочется правом своим воспользоваться и магию применить, – трижды подумай! Не в энтом ли их замысел состоял?

Лицо Угря пошло красными пятнами.

– Я так и думал, если честно. Ночь не спал, все головоломку эту решал… и до того же самого додумался. Потому что иначе никакого смысла в ее поступке нет, а не бывает такой ведьмы, чтобы без умысла подарки делала!

– Даже обычных женщин таких не бывает, – усмехнулся Денисов.

– А я вот что сделаю, – резко сказал Угорь. – Ход конем… то, чего они не ждут. Держите, Федор Кузьмич!