Сияя от гордости, Динари наконец позволил себе улыбнуться курсантам.

– Юный самурай, сначала ты научишься сражаться голыми руками. Когда же руки твои обретут умение, к ним будет добавлено оружие.

Своими черными глазами мастер уставился на учеников так, словно хотел нагнать на них страх.

– Оружие – продолжение руки.

Прошла неделя. Вымотанные и усталые, курсанты вечерами без сил валились на нары под тентами палаток, расставленных на изрезанном мелкими бухточками берегу океана. Дункан, утомленный учебными боями, засыпал практически мгновенно. Крепления палатки трещали на ветру, металлические петли ритмично стучали о веревки, вызывая легкое головокружение. Временами Айдахо думал, что не просохнет до конца своих дней.

Внезапно до его слуха донесся громовой голос:

– Всем выйти из палаток!

Дункан узнал знакомые интонации голоса Ривви Динари. Однако на этот раз в тоне учителя прозвучали какие-то незнакомые, почти зловещие ноты. Неужели он приготовил для них какое-то новое изматывающее упражнение?

Курсанты вылетели из палаток под проливной дождь, одетые кто в трусы, а кто и вовсе в костюм Адама. Не обращая внимания на ливень, они выстроились привычными «коробочками». Эти люди не чувствовали потоков низвергавшейся с неба воды. Подвесные светильники едва не срывались с тросов, болтаясь на ветру из стороны в сторону.

Как крадущийся зверь, мастер, все еще одетый в форму цвета хаки, прошелся перед строем курсантов, вглядываясь в их лица. Динари не думал скрывать гнев, шаги его стали тяжелыми. Мастер не обращал внимания на лужи, в которые он наступал, разбрызгивая грязь и воду. За спиной мастера стоял только что приземлившийся орнитоптер, двигатели которого визжали на холостых оборотах.

На фоне мигающего красного света прожектора машины Дункан заметил стройную фигуру наголо остриженной женщины – Карста Топер, – которая была первой, кто встретил его по прибытии на Гиназ. Карсти была одета в черное кимоно, в руке она держала непромокаемый дипломатический портфель. Выражение ее лица было суровым и озабоченным, казалось, женщина едва сдерживает отвращение и ярость.

– Четыре года назад посол Груммана убил эказского дипломата в ответ на обвинение в преднамеренной порче зарослей туманного дерева, после чего войска Груммана подвергли Эказ ковровой бомбардировке. Эта отвратительная и незаконная агрессия явилась грубейшим нарушением Великой Конвенции, и император послал на Грумман легион сардаукаров, чтобы остановить эскалацию насилия и предотвратить дальнейшее кровопролитие. – Топер сделала паузу, ожидая, когда смысл ее слов дойдет до всех курсантов.

– Формальности надо соблюдать! – выкрикнул мастер. Карсти Топер выступила вперед, подняв над головой документ, написанный на кристаллической водоотталкивающей бумаге, размахивая им, как дубиной. Струи дождя стекали по вискам с коротко остриженной головы.

– Прежде чем отозвать сардаукаров с Груммана, император заручился обещанием сторон не возобновлять боевые действия друг против друга.

Дункан оглядел остальных курсантов, ожидая, как они отреагируют на слова Карсти. Казалось, никто из них не понял, о чем говорит женщина и почему так разгневан Оружейный Мастер.

– И теперь Дом Моритани совершил новое нападение. Виконт нарушил заключенный пакт, – сказала Топер, – и Грумман…

– Нарушил свое слово! – перебил Карсти Оружейный Мастер.

– Агенты Груммана похитили брата и старшую дочь эрцгерцога Арманда Эказа и публично казнили их.

Курсанты ропотом выразили свое возмущение. Однако Дункан понял, что это был не просто урок, призванный показать, какие отношения могут складываться между Домами, и с некоторым страхом ожидал, что последует дальше.

Стоявший справа от Дункана Хий Рессер неловко переминался с ноги на ногу. На грумманце были надеты лишь трусы, и дождь лился на его голый торс. Трин Кронос выказал лишь наглое удовлетворение тем, что совершил его Дом.

– Семеро курсантов этого класса прибыли к нам с Груммана. Трое – с Эказа. Хотя эти Дома являются заклятыми врагами, вы, курсанты, не посрамили своей чести и не позволили этой вражде нарушить работу Школы. Это большая ваша заслуга. – Топер убрала документ.

Неистовый ветер трепал концы банданы Динари, но он стоял неколебимо, как могучий дуб, не обращая ни малейшего внимания на ветер и дождь.

– Мы не участвуем в этом конфликте и вообще избегаем вмешиваться в имперскую политику. Но несмотря на это, Школа Гиназа не может оставаться в стороне и спокойно взирать на такое бесчестье. Мне стыдно даже произнести имя вашего Дома. Всем грумманцам выйти из строя! Шесть шагов вперед! Кругом! Сомкнуть строй!

Семеро курсантов, подчиняясь команде, вышли из строя. Двое (включая Трина Кроноса) были совершенно голые, но стояли по, стойке «смирно» так, словно были одеты по всей форме. Рессер выглядел встревоженным и пристыженным. Кронос же вскинул подбородок, стараясь сохранить гордый и надменный вид.

– Вам предстоит принять решение, – заговорила Карста Топер. – Ваш Дом нарушил имперский закон и обесчестил свое имя. После нескольких лет, проведенных в Школе, вы не можете не понимать всю тяжесть содеянного Домом Моритани. Мы никогда и никого не исключали из Школы по политическим соображениям. Вы можете, здесь и сейчас, выразить свое отношение к безумной политике виконта Моритани. В противном случае вы будете немедленно и навсегда исключены из академии. – Она жестом указала в сторону ожидавшего орнитоптера.

Лицо Трина Кроноса исказилось от гнева.

– Итак, после всех ваших речей о чести вы хотите заставить нас отречься от верности нашему Дому, нашим семьям? Как прикажете это понять? – Он с вызовом посмотрел в глаза толстому Оружейному Мастеру. – Не существует чести без верности. Моя верность навечно принадлежит Грумману и Дому Моритани.

– Верность несправедливому делу извращает само понятие чести.

– Несправедливому делу? – Кронос вспыхнул от негодования, забыв о своей наготе. – Не мне судить о справедливости решений моего господина, сэр.., да и не вам тоже.

Рессер смотрел вперед, не оглядываясь на своих товарищей.

– Я выбираю стать Оружейным Мастером, сэр, и остаюсь здесь. – Рыжеволосый снова встал в строй рядом с Дунканом, в то время как остальные грумманцы испепелили Рессера взглядами, как предателя.

Побуждаемые Кроносом, остальные грумманцы отказались подчиниться правилам Школы. Юный отпрыск аристократического семейства на прощание угрожающе прорычал:

– Ты оскорбил и предал Грумман, и ответишь за это. Виконт никогда не простит тебе этого предательства. – Слова его были полны злобы, но не произвели никакого впечатления ни на Оружейного Мастера Динари, ни на Карсти Топер.

Грумманцы стояли перед строем, исполненные гордости и высокомерия, хотя и были несколько встревожены тем положением, в котором оказались. Дункан сочувствовал им, понимая, что они тоже избрали путь чести – их собственной чести, – поскольку отказались отречься от своего Дома во имя каких бы то ни было чуждых им идеалов. Если бы он сам был поставлен перед выбором: остаться в Школе Гиназа или сохранить верность Дому Атрейдесов, то он бы без колебаний выбрал верность герцогу Лето…

Шестерым грумманцам дали несколько минут на то, чтобы одеться и собрать вещи, после чего бывшие курсанты погрузились в орнитоптер. Крылья расправились, двигатели заработали на полную мощность, и машина поднялась в мрачное небо, извергающее потоки воды. Некоторое время был виден мигающий красный огонь, который вскоре исчез, как погасшая звезда.