– Ты меня знаешь.

Отвернувшись от усача, я развалился на козлах фургона и уставился в синее небо, где кружилась едва заметная точка какой-то хищной птицы. На солнце набегали перистые облачка, временами налетал прохладный ветерок, и совершенно не верилось, что уже лето. Даже в Акрае сейчас куда жарче. А тут – благодать. Хорошо…

– Себастьян, – окликнул меня вдруг Гуго, – отвлеку на минутку?

– Давай, – приподнялся я на локте. – Валентин чего начудил?

– Да не, – поморщился фокусник. – Просто узнать хочу, какие у нас планы на завтрашний вечер.

– А с какой целью интересуешься?

– Завтра в «Театре Театров» будут давать «Падение дома Лаэр», когда еще шанс выпадет к высокому искусству приобщиться?

Я прищурился. Чтоб Гуго и на билет раскошелился? Быть такого не может!

– Один пойдешь? – кинул пробный камень.

– Вот как раз об этом и речь. Марк Берту в свет вывести хочет, а я пригляжу за ними.

– А сам он почему ко мне не подошел?

– А мне бы тогда с какой стати билет обломился? – хитро прищурился Гуго.

– Валите.

– Так ты не против?

– Нет.

Я улегся обратно и сразу как-то незаметно для себя задремал. Долго ли спал, не скажу, но очнулся с головной болью, затекшей шеей и страстным желанием кого-нибудь убить.

Поморщился, хрустнул позвонками, не без труда выкинул из головы мысли о смертоубийстве. Дошел до бочонка с водой, напился и не успел решить, чем бы заняться дальше, как взревели трубы.

О! Уже представление начинается. Пора идти.

Пусть сам я во всем этом лицедействе участия и не принимал, но надо же кому-то и за порядком приглядывать. Вот и вспомню молодость, раз такая оказия вышла.

Когда прошел в шатер, рыжий клоун облил своего белого собрата водой. Грим потек, зрители расхохотались, и фигляры распоясались окончательно. Из приличного общества за такие шуточки могли и вперед ногами вынести. Здесь же – нормально.

Следом шел номер с дрессированными собаками, которые находили спрятанные предметы, складывали числа и угадывали мысли, а попутно прыгали через горящие обручи, ходили на задних лапах и подвывали вернувшимся на арену со скрипкой и гармошкой клоунам.

Акробаты выступили ожидаемо увлекательно, потом штатный силач тягал, подкидывал и ловил неподъемные, по крайней мере, для меня, гири. Сменившие же его борцы больше выделывались, сбивая друг друга с ног совсем уж невероятными ударами и бросками, но публика проглотила и это. А затем весело гоготала над издевательски точно повторившими парочку наиболее эффектных приемов клоунами.

После ведущий объявил, что сейчас произойдет нечто невероятное, и на арену вышел Валентин Дрозд. Ради затравки он запрокинул голову и принялся медленно и осторожно засовывать в глотку самую настоящую шпагу. Жуткое зрелище, даже если точно знаешь, что наконечник затуплен. Зеваки сразу умолкли. А когда усач начал игры с огнем – то изрыгая из себя длинные языки пламени, то засовывая в рот и гася факелы, – все загомонили, затопали и завопили как угорелые:

– Бис! Бис! Бис!

Раскланявшийся Валентин пообещал, что сегодня еще непременно вернется на сцену, и, опередив ведущего, представил зрителям выступавшего следующим фокусника:

– Гуго Невероятный, Великолепный и Ошеломительный! – проорал он и выскочил за кулисы.

Я вздохнул и подобрался. Дрозд точно какую-то пакость задумал, и как бы мне ее последствия расхлебывать не пришлось. Но нет – представление началось без неожиданностей.

Поначалу Гуго разогревал публику, вытаскивая из просторных рукавов своего одеяния голубей и белых мышей. После перешел к более сложным фокусам и принялся наугад выискивать в колоде загаданные зрителями карты. Вскоре он уже ходил меж рядов и его ловкие пальцы доставали цветастые картонки из карманов ошеломленных простаков, пышных причесок модниц и кошелей их кавалеров.

Колода в руках циркача порхала будто живая, и какое-то время спустя я поймал себя на мысли, что совершенно не представляю, каким именно образом Гуго удается столь ловко морочить головы собравшимся.

Тут расшевеливший толпу фокусник выудил из пустой шляпы поочередно голубя, кролика и длиннющую разноцветную ленту, и шатер взорвался аплодисментами. А на арену уже тащили волшебный ящик – обычную дощатую коробку в рост человека с дырками в стенах.

Гуго запустил внутрь миловидную ассистентку, несколько раз согнул и разогнул упруго пружинившую шпагу – одну из многих приготовленных специально для этого трюка, – а потом легко пронзил ею подброшенное в воздух яблоко. После подошел к ящику, вставил клинок в отверстие, надавил на рукоять, и острие тотчас вышло из противоположной стенки. Следующая шпага засела в досках уже под другим углом, и публика затаила дыхание. Спустя пару минут дощатая коробка напоминала утыканную иголками подушечку, а места внутри не оставалось даже для карлика, не говоря уже о фигуристой девице.

Тут Гуго взял последнюю шпагу, уверенным движением воткнул… и по доскам заструилась ярко-алая жидкость!

С секундным запозданием по ушам ударил пронзительный визг, и сразу несколько барышень попадали в обморок. Остальные зрители тоже не на шутку разволновались, а кто-то неравнодушный даже бросился на арену, и пришлось выталкивать его обратно.

Надо отдать должное Гуго – в его лице не дрогнул ни единый мускул. Он совершенно спокойно одну за другой выдернул все шпаги, потом распахнул дверцу и подал руку шагнувшей на песок ассистентке. Целой и невредимой.

По шатру прокатился вздох облегчения. Невозмутимый фокусник мельком глянул в забрызганное чем-то красным нутро ящика и велел помощникам его уносить. Сам раскланялся со зрителями, ушел за кулисы и уже там потер левую сторону груди.

– И ведь знаю, что ничего такого быть не может, а сердечко так и екнуло, – пожаловался он мне.

– Отличное представление, – хлопнул его по плечу направлявшийся на сцену Валентин. – Хвалю.

С собой усач тащил десяток метательных ножей, и лишь это помешало фокуснику вцепиться ему в глотку.

– Он внутрь пузырь прицепить умудрился, – пояснил распустивший шейный платок Гуго. – Не знаю, какой гадостью наполнил, но теперь ящик только перекрашивать…

– Ладно, выпей чего-нибудь и успокойся, – посоветовал я и пошел смотреть представление.

Выступала Берта, но на девушку в непонятной хламиде с закрытым вуалью лицом внимания никто не обратил. Ну встала к щиту ассистентка и встала. Ни кожи, ни рожи, вся с головы до ног закутана. Чего смотреть-то?

А вот при появлении из-за кулис Валентина зрители радостно загомонили, и усач их не разочаровал – сегодня он явно был в ударе. Для начала Дрозд подбросил в воздух пятерку ножей и, ловя по одному, без каких-либо заминок зашвырнул их в деревянный щит. Да так ловко, что прибил просторное одеяние ассистентки к доскам, засадив клинки вплотную к девичьему телу.

Не в силах отвести взгляда от замершей со вскинутыми руками циркачки, я вытер выступившую на лбу испарину и до боли стиснул кулаки. Подстрекаемые безумной жаждой промаха бесы бились в безудержном припадке, и сдерживать их яростный натиск с каждой минутой становилось все сложнее и сложнее.

А Валентин тем временем свернул отрез плотной материи, наложил его себе на глаза и узлом затянул на затылке. Усач вслепую нашарил заранее очередную пятерку ножей, и гул зрителей окончательно смолк.

Дрозд крутнулся на пятке, замахнулся и в следующий миг раздался глухой стук воткнувшегося в доску клинка. Глухой стук – и негромкий гомон голосов.

С каждым попаданием зрители шумели все громче, а когда Валентин засадил в щит последний нож, шатер просто взорвался аплодисментами. Зрители кричали, вопили, свистели, топали ногами и колотили в ладоши. Они были в восторге и имели на это полное право.

Усач сорвал с глаз повязку, небрежно помахал всем рукой и убежал за кулисы. Ведущий набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании проорал:

– Дамы и господа! Только сейчас и только для вас с зажигательным танцем выступит знаменитая пахартская танцовщица, еще недавно услаждавшая своими выступлениями взгляды туземных князей!