Это было помилование. Помилование Себастьяна вон Марта, графа Сольгрева, известного также как Себастьян Шило, собственноручно подписанное его величеством Густавом Седьмым, королем Норвейма, владетелем Руга, и завизированное гроссмейстером ордена «Пламенной длани» и главой Святого сыска.

Я судорожно глотнул пива и во все глаза уставился на вербовщика. Тот спокойно забрал у меня документ и улыбнулся:

– Даже не спрашивайте, сколько запросили за ваше помилование. – И уже на полном серьезе он добавил: – Согласитесь, никто и никогда даже не подумает искать вас в Норвейме.

– Это точно, – согласился я, про себя подумав, что одного только этого документа хватит для обвинения как минимум в государственной измене.

– Получите его на руки послезавтра, – пообещал болезный господин и, неверно истолковав мои колебания, спросил: – Надеюсь, вы не думаете, что это подделка?

Подделка? Вот уж не думаю! Нет, здесь идет игра по-крупному…

– Ни в коем случае, – уверил я собеседника. – Даже мысли такой не было.

Вербовщик спрятал помилование и вновь погладил свисавший с шеи мешочек.

– И раз уж об этом зашел разговор, не думаю, что нас устроит ваш отказ.

– Не думаю, что я могу позволить себе отказать вам, – ответил я.

Болезный пристально уставился на меня и раздельно произнес:

– Послезавтра. Здесь. В одиннадцать вечера. – И совершенно буднично добавил: – Или мы спустим на вас собак.

– Буду, – пообещал я и усмехнулся: – Если собаки не доберутся до меня раньше.

– Вам понадобится пропуск. – Вербовщик передал мне прямоугольник плотной бумаги с оттиском гербовой печати. – Из-за празднования юбилея его величества район дворца будет оцеплен.

Я изучил разрешение на беспрепятственное перемещение по городу и не сдержал удивления:

– Он действует всю эту декаду?

– Надеюсь, это хоть немного облегчит вашу жизнь, – улыбнулся болезный господин.

– Замечательно. – Я спрятал пропуск и спросил: – Работать придется во дворце?

– Какое это имеет значение?

– Чтобы попасть туда, мне как минимум понадобится перстень официала.

Болезный господин посмотрел на меня с неприкрытым сомнением.

– Разве ваш друг не сможет провести вас внутрь? – поморщился он.

– На закрытую территорию – нет. Нужно будет подтвердить официальный статус. Особенно в день празднования юбилея его величества.

– Я решу это, – пообещал собеседник и спросил: – Какой второй момент вы хотели прояснить?

– Мне нужна информация.

– Какого рода?

– Куда перевезли Берту Морянек?

– А ее перевезли?

Удивление прозвучало в голосе собеседника столь естественным образом, что в его искренности как-то сразу не осталось никаких сомнений.

– Перевезли, – озадаченно повторил я. – Несколько часов назад.

– Никаких распоряжений насчет изменения условий домашнего ареста не было.

– А мой куратор, отец Вильям, не мог сделать это втайне от остальных?

– Отец Вильям даже справить малую нужду втайне от остальных не в состоянии! – отрезал вербовщик. – Будь принято решение перевезти Берту Морянек в другое место, я бы об этом знал. Вы ничего не путаете?

– Возможно, меня ввели в заблуждение, – пробормотал я и отмахнулся: – Не важно, забудьте.

– Так вы согласны?

– А у меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, – легко раскусил болезный мою маленькую хитрость.

Я ненадолго задумался над формулировкой ответа, потом поднялся из-за стола и произнес:

– Приму решение, когда дело дойдет до конкретики. Но послезавтра здесь в одиннадцать я буду в любом случае. Даю слово.

– Пытаетесь выиграть время?

– Мне нужна декада, – поморщился я. – Эти два дня для меня ничего не решают.

– Послезавтра я буду готов посвятить вас в детали.

– Тогда увидимся.

Оставив на столе недопитое пиво, я нахлобучил на голову кепку и, легко взбежав по лестнице, зашагал к дожидавшейся меня карете.

В голове царил настоящий кавардак.

Берту официально никуда не перевозили – и это обстоятельство меняло решительно все.

Примерно, как прикуп Беса к светлой комбинации карт…

На этот раз к особняку Берты я подобрался с задов. Перемахнул через невысокую ограду, прошелся по саду, оглядываясь и прислушиваясь к собственным ощущениям.

Но нет – ничего. Все, как и раньше, все на своих местах.

Садовника только нет, и труба над кухонькой против обыкновения не дымит.

Не хватало людей, в этом-то и заключалась проблема.

За своим комплектом ключей заехать я не успел, поэтому, не мудрствуя лукаво, выдавил окно гостиной. Дотянулся до шпингалета, распахнул раму и взобрался на подоконник.

Но сразу внутрь спрыгивать не стал, сначала принюхался.

И – ничего. Ни табака, ни перегара, ни застарелого запаха крови.

Тогда прошелся по гостиной, настороженно выглянул в коридор, потом проверил прихожую. На кухне ничего необычного не обнаружилось, на втором этаже – тоже.

Все вещи лежали на своих местах, платяной шкаф Берты по-прежнему был забит дорогими нарядами, на туалетном столике стояла открытая шкатулка с драгоценностями.

Получается, болезный господин просто не в курсе, что Берту куда-то перевезли?

Я припомнил черные проницательные глаза собеседника и решил пока в словах вербовщика не сомневаться.

Но если Берту увезли не братья-экзорцисты, тогда кто?

Беззвучно выругавшись, я спустился в прихожую и замер посреди комнаты, восстанавливая в памяти ее обстановку. Шкафы, статуэтки, пуфики, подставка под зонты, коврик, брошенные на подоконник перчатки…

Но нет, все как обычно, все – как всегда.

И это странно: если обитателей дома уводили отсюда силой, почему тогда нет ни малейшего беспорядка? Берта ведь не кисейная барышня, она среди циркачей выросла! Да и после вовсе не кройкой и шитьем на жизнь зарабатывала – не один труп на ней и не два. Много больше. Для Берты налетчика ножиком или той же спицей ткнуть – в порядке вещей; так почему нет следов борьбы?

Недоуменно хмыкнув, я окинул быстрым взглядом кухню и прошел в гостиную.

Что здесь произошло? Что?!

Смежив веки, я восстановил в памяти обстановку комнаты, потом резко открыл глаза в надежде уловить хоть что-то неправильное, и действительно – кое-что было не так. Взгляд зацепился за сущую мелочь, на которую в обычной ситуации и внимания никто не обратит.

Просто был немного сдвинут со своего места диван.

Ерунда какая, да? Но ерунда ли?

Я опустился на одно колено и сразу увидел на ковре вмятину, оставшуюся от передвинутой на новое место ножки. Выходит, не ошибся.

Лучи заходящего солнца били прямо в широкое окно, и комната была хорошо освещена, поэтому за светильником я ходить не стал и попросту улегся на пол. Заглянул под диван и вскоре заметил тусклый серебряный отблеск у самого плинтуса. С трудом дотянулся самыми кончиками пальцев до оброненной кем-то безделушки и озадаченно уставился на серебряный колокольчик с одеяния брата-экзорциста. И не просто колокольчик, но вырванный с мясом.

А ведь знаю точно: пришивают их ох как крепко – Берте нипочем было не оторвать. Да и мужику далеко не всякому это под силу. Если только монах сам зацепился им за диван и резко рванулся. Или его рванули…

Я внимательно оглядел пол, потом обошел всю комнату, но больше ничего подозрительного не обнаружил. Тогда еще раз пробежался по дому и у двери черного хода приметил на косяке непонятное бурое пятно.

Кровь? Не факт, но очень похоже.

И если так – не значит ли это, что здесь тащили тело?

Выйдя на задний двор, я увидел на посыпанной гравием дорожке длинный след, словно бы оставшийся от волочения чего-то тяжелого, мысленно продолжил его и, не сдержавшись, выругался: след шел к погребу.

Бесов праздник!

Заскочив в приткнувшийся к особняку сарайчик, я отыскал среди садового инвентаря увесистый молоток, выбежал на улицу и парой резких ударов сбил с ржавых петель крышки погреба навесной замок.