– Портрет на подоконнике подсыхает, ваша милость, – указал Ричарду на лист бумаги один из стерегших Антуана парней. – Мы предложили золой посыпать и вам с нарочным передать, но мастер ни в какую…

– Ничего страшного. – Рыцарь поднес к свету выполненный тушью рисунок и едва удержался, чтобы не порвать его в клочья. Вместо этого уставился на бледного, словно мел, посредника: – Похож?

– Похож…

– Бесов праздник! – Ричард Йорк сунул лист бумаги в камин, и лопоухая физиономия господина Эдвартона, моментально занявшись огнем, прогорела в прах.

– Что-то не так? – забеспокоился старший гвардеец.

– Все не так. – Рыцарь зашел Антуану за спину и одним резким движением свернул ему шею. – Вывезите за город и утопите в болоте. Так, чтоб не всплыл…

– Будет исполнено, ваша милость, – не подал виду, что удивлен странным приказом, гвардеец.

– И ни слова никому, – предупредил напоследок парня Белый рыцарь и покинул комнату.

Истина может быть страшней огня и острей клинка. Зачастую она куда опасней самой изощренной лжи и, ко всему прочему, – никому не нужна. Да если и нужна… Ричард Йорк в любом случае не собирался нарушать данное герцогине обещание. К тому же он нисколько не сомневался, что секретарь посольства лишь мелкая сошка, карта, которую без всякого сожаления отправят в отбой, а всю эту игру затеял совсем другой человек. И вот с ним-то Белый рыцарь дал себе слово свести счеты при первой же возможности.

Оставалось только найти ответ на один-единственный вопрос: как, бес их забери, защитникам Нильмары удалось прикончить Высшего?

Месяц Святого Себастьяна Косаря

Чрезмерное пристрастие к вину никого еще до добра не доводило. И даже если повезет в крепком подпитии не натворить глупостей, самочувствие поутру наверняка оставит желать лучшего. Сухость во рту, тошнота, головная боль – самое обычное дело после затянувшихся за полночь веселых гулянок. Правда, иногда все же случаются счастливые исключения – мне вот повезло отделаться пересохшей глоткой.

Первое, что я сделал, проснувшись, – дал себе зарок завязать с выпивкой. Потом потихоньку выпростал руку из-под миленькой шатенки, перегнулся через прижавшуюся с другого бока не менее симпатичную блондинку и потянулся за кувшином с вином. Но когда пальцы уже ухватили шершавое горлышко, как-то враз стало ясно, что причиной пробуждения явилась вовсе не жажда. И даже не проскользнувший через неплотно задернутые занавески на окнах лучик поднявшегося над крышами домов солнца.

Спросонья разобраться в дурном предчувствии не удалось, только интуиция в голос вопила: мол, дело – дрянь. А в таких вещах она ошибалась редко. Если не сказать – крайне редко…

Не ошиблась она и на этот раз: мгновение спустя с грохотом отлетел засов на входной двери и в комнату ворвался крепыш в уже знакомом мне сером сюртуке. Ворвался – и тут же рухнул на пол, словив в голову увесистый глиняный кувшин. Его напарник не растерялся и легко перескочил через неожиданное препятствие, да только и я времени не терял: в чем мать родила скатился с кровати и хлестнул замахнувшегося дубинкой парня скрученным в жгут полотенцем по глазам.

Следующий «серый сюртук» просто погорячился: вместо того, чтобы дождаться, пока в комнату вломится еще пара-тройка его товарищей, он с ходу ринулся в атаку. Захлестнув дубинку полотенцем, я шагнул вперед и врезал левой ему под дых. Сразу же отскочил к окну, выглянул на улицу и с досады выругался: прямо перед борделем стояла карета в окружении полудюжины дворцовых охранников. Не прорваться.

И, что самое паскудное, скучавший у кареты представительного вида господин с карманными часами в руке не имел к охранке никакого отношения.

Пинком перевернув стол, я заставил податься назад окружавших меня «серых сюртуков» и, изловчившись, стеганул одного из них полотенцем по рукам. Впрочем, теперь парни торопиться не собирались, и на смену обронившему дубинку неудачнику пришло сразу двое мордоворотов.

Четверо на одного? Так дело не пойдет!

Рискнув на мгновение отрешиться от окружающей действительности, я начал распутывать запрятанный под сердце клубок потусторонней силы, и по жилам тотчас побежала волна ледяного пламени. Движения противников замедлились, полотенце за ненадобностью отправилось на пол.

Ну, понеслось!

Но повеселиться мне не дали. Раздавшийся в коридоре перезвон серебряных колокольчиков вмиг вырвал из транса и уже не дал сосредоточиться. В комнату степенно прошествовал экзорцист, напоминавший в своем кожаном плаще и широкополой шляпе ожившее огородное пугало, и «серые камзолы» моментально прыснули по углам.

Я вновь отступил к окну и уставился на изгоняющего бесов, стараясь не упустить ни малейшего его движения. Когда еще выпадет возможность лицезреть брата-экзорциста за работой? Вырваться-то из борделя мне так и так не светит: обложили, как медведя в берлоге.

Вот только ничего полезного из наблюдений за ритуалом изгнания почерпнуть не удалось. Зато получилось на собственной шкуре прочувствовать, каково приходится бесноватым, когда экзорцисты вырывают из них скверну.

Гадство какое…

Когда меня перестало корежить и рвать на части, а разгоревшееся где-то внутри пламя хорошенько прожарило все тело насквозь, от колючего клубка потусторонней силы не осталось и следа. Вот еще был – и все, по миру развеяло. Одно радует: мог ведь и сам в ящик сыграть.

Кое-как оторвавшись от пола, я надсадно закашлялся и с ненавистью уставился на остановившегося в полушаге экзорциста. Что самое досадное – как он меня так ловко уделал, понятней не стало, даже когда окончательно прояснилось сознание. В ушах звенели обрывки каких-то странных фраз, да и те постепенно затухали, оставляя после себя коловшую бесчисленным количеством раскаленных иголок головную боль.

– Не шевелись. – Экзорцист положил затянутую в кожаную перчатку ладонь мне на макушку, закрыл глаза и вскоре вынес вердикт: – Он чист.

Чист? Ага, как же!

Да, сила развеялась без следа, но бесы-то никуда не делись! Даже сейчас ощущаю, как их от ужаса колотит. Чист! Ну, надо же…

– Вот и замечательно, – прошел в комнату с иголочки одетый Малькольм Паре. Темно-синий камзол с двумя рядами серебряных пуговиц, белоснежная сорочка, шейный платок, кружева. На сгибе левого локтя щегольская тросточка, в руках ворох одежды. – Себастьян, надеюсь, ты уже закончил набивать себе цену?

– А по мне разве не видно?

– Тогда одевайся и поехали. Да, и верни брату-экзорцисту его фляжку.

– Непременно, – криво усмехнулся я и глотнул полынной настойки. Фляжку возвращать не хотелось – изящная серебряная вещица очень уж удобно лежала в руке. Святые! Неужто так сложно было промолчать? – Не нравится мне ваш вид, господин Паре. Видел я, как коты за мышью, загнанной в угол, наблюдают…

– Не придумывай, – отмахнулся Малькольм, с интересом разглядывая забившихся в дальний угол кровати девиц, одной простыни на двоих которым никак не хватало, чтобы укрыться от нескромного взгляда. – Просто я только что выиграл небольшое пари…

– Сколько мне нужно было продержаться? – догадался я, припомнив часы в руке бывшего начальника, и принялся разбирать одежду. Исподнее, полосатая нательная фуфайка, серая парусиновая куртка и в тон ей просторные штаны. А вот обувку придется оставить старую. Обувки на замену не принесли.

– Пять минут. – Граф отсалютовал девушкам и вышел в коридор, но тут же заглянул обратно. – Оплатить твой счет?

Я огляделся по сторонам, оценивая учиненный разгром, и покачал головой:

– Пожалуй, и задатка хватит.

– Даже как-то совестно выдергивать тебя отсюда, – уже спускаясь по лестнице, усмехнулся Паре и махнул согнавшим персонал борделя в одну из комнатушек «серым сюртукам»: – Господа, мы покидаем это гостеприимное заведение. – Граф вышел на крыльцо и направился к карете. – Кстати, зачем ты вообще заварил всю эту кашу?