Напоследок оглядевшись по сторонам, я уверенно распахнул калитку и прошел в небольшой дворик с присыпанным снежной крупкой цветником. Поднялся на крыльцо, брякнул медным кольцом и повернулся к ближайшему окну.

Там шевельнулась занавеска, потом послышался лязг дверных запоров.

– Заходи быстрей, дом выстудишь, – не слишком приветливо встретила меня Берта, зябко кутаясь в теплую шаль.

Я переступил через порог, задвинул засов и убрал плащ на вешалку.

– Ты одна? – спросил у подруги.

– Да, кухарку уже отпустила, – ответила та.

– А Леопольд?

– В своей комнате, читает.

Я попытался приобнять девушку, но она решительно высвободилась и поплотнее запахнула просторный домашний халат.

– Ты холодный, – обвиняюще заявила Берта и отправилась на кухню. – Святые, ну что за погода?

– Каждую зиму такая, – пожал я плечами и спросил: – Чай?

– Сделай и приходи в гостиную, – решила девушка и оставила меня в одиночестве.

Я поставил чайник на плиту растопленной печи, подождал, пока разогреется вода, наполнил кружки и долил заварки. Потом кинул в кипяток по апельсиновой корке и вышел в гостиную.

Протянул кружку Берте – та молча приняла ее, обхватила тонкими изящными пальцами и демонстративно отвернулась в сторону.

Я пригляделся к подруге и вдруг поймал себя на том, что любуюсь ей, будто влюбленный пацан.

– Ну и что ты на меня смотришь? – нахмурилась девушка и непроизвольно прикоснулась к шее, где до сих пор выделялась тонкая ниточка белой кожи.

Отметина проклятого наконечника до сих пор напоминала о встрече с одним излишне любвеобильным чернокнижником, и пусть нам удалось избавить девушку от большей части проникшей в нее Тьмы, время от времени в зеленых глазах подруги мелькали столь темные тени, что мне становилось не по себе.

Тьма, она прилипчива. Испачкаешься раз – добела уже не отмыться.

– Себастьян?! – потребовала ответа девушка.

– Ничего, – ответил я и отхлебнул чая. – Просто любуюсь твоей красотой.

– Перестань, Себастьян, – устало отмахнулась Берта и вновь зябко поежилась. – Кого ты пытаешься обмануть?

– Обмануть? – улыбнулся я и присел рядом с подругой. – Ты само совершенство, любимая.

– Хватит! – Девушка сбросила мою руку с колена и потребовала: – Не трогай меня! – После пригубила чая, скривилась и отставила кружку на подлокотник. – Не трогай, хорошо?

Я пригляделся к ней, подавил тяжелый вздох и спросил:

– Ну что опять случилось?

– Что случилось? Да ничего. Все замечательно просто!

– Берта!

– А что Берта? Ну что?

– Поговори со мной. – И я вновь придвинулся к девушке. – Давай обниму тебя и согрею, а ты расскажешь, что тебя беспокоит.

– Тебе только одного от меня надо! – Берта отстранилась и раздраженно передернула плечами. – Приходишь, когда хочешь, уходишь, когда вздумается. А я? Обо мне ты подумал?

Не без труда удержавшись от крепкого словца, я поднялся на ноги и в упор уставился на подругу:

– А что – ты?

– Я старею, Себастьян, – ответила Берта. – Мне уже тридцать два! И я никому не нужна. Ни одной живой душе не нужна, Себастьян!

– Что за бред? Ты нужна мне, ты нужна Леопольду…

– Нужна тебе? – с нескрываемым сарказмом переспросила девушка. – Да у тебя таких, как я, на каждой улице по пять штук!

– Кроме тебя, у меня никого нет, – уверил я подругу.

– Перестань! – отмахнулась она. – Однажды ты уйдешь и не вернешься. И что тогда делать мне?

– Это издержки моей профессии.

– Да не о профессии, а о бабах твоих разговор! – взъярилась девушка. – И только не надо делать такой удивленный вид!

– Я никогда тебя не брошу, – пообещал я. – Ты нужна мне, Берта, понимаешь? Я тебя люблю. И Леопольд тоже.

Девушка фыркнула от возмущения и покачала головой:

– Ты любишь только себя, Себастьян. Только себя. А Леопольд уже большой, у него вся жизнь впереди. Вот закончит семинарию и не вспомнит больше обо мне.

– Ерунда! Как он может тебя забыть?

Берта передернула плечами и вдруг заявила:

– Я ему все рассказала.

– Что ты сделала? – осекся я.

– Леопольд знает, что он не мой сын.

– Что еще ты ему сказала? – Я шагнул к подруге, и, видно, промелькнуло у меня в глазах нечто такое, что она испуганно подалась назад.

– Я сказала, что он приемный ребенок, – повторила девушка. – И все.

Бесов праздник! Бесов день!

Ну за что мне такое?

Я глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться и мысленно досчитал до десяти, прежде чем спросить:

– Про настоящих родителей говорила? Упоминала Довлас? Ланс?

– Нет! – ответила Берта, скрестив руки на груди. – Об этом с ним надо поговорить тебе!

– Ты понимаешь, что натворила? – прошипел я. – Понимаешь, что поставила под угрозу не только его жизнь, но и наши? Он ведь совсем еще пацан!

– Перестань, Себастьян! – Берта оттолкнула меня и яростно сверкнула глазами. – Ему уже четырнадцать! Чем ты занимался в его возрасте, а? Святые! Да я начала работать на тебя в шестнадцать, забыл уже?! – Она запахнула халат и зажала ладони меж колен. – Сейчас перед ним открыты все пути, он должен сделать осознанный выбор…

– Бесы! – перебил я ее. – Пойми уже, перед ним открыт один только путь – в орден Изгоняющих! Все остальные ведут прямиком в Бездну!

– Ты должен с ним поговорить, – упрямо повторила девушка. – Расскажи ему все, или я сделаю это сама.

– Только попробуй, – прорычал я. – Только попробуй!

– А что тогда? – ничуть не испугалась Берта. – Что ты сделаешь?

Я скрипнул зубами, резко развернулся и выскочил в прихожую. Там схватил саквояж, перебросил через руку плащ и с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Себастьян! – донесся крик, когда я уже сбежал с крыльца.

Но останавливаться не стал. На ходу натянул плащ и ускорил шаг в тщетной попытке побороть охвативший меня гнев.

Бесы! Бесы! Бесы!

К счастью, стылый промозглый воздух вскоре остудил голову, и я остановился посреди мостовой. Окинул задумчивым взглядом темную набережную и простоял так какое-то время, не в силах разобраться в своих чувствах.

Я совершенно точно любил Берту, и при этом мне хотелось удавить ее собственными руками. Такое желание обуревало, разумеется, далеко не первый раз, но сегодня грех смертоубийства был близок как никогда.

Ну, кто ее просил трепать языком? Кто?!

Вновь выругавшись, я хватанул ртом морозного воздуха, развернулся и зашагал в обратном направлении. Не к Берте, нет.

Решил заглянуть в домик напротив.

В домике напротив жила сгорбленная, морщинистая старуха с огромным крючковатым носом и черными колючими глазами. Соседи почитали ее умелой знахаркой и частенько заглядывали за травяными сборами и сушеными ягодами, которые та приносила из загородных лесов.

А между тем старушка была той еще ведьмой. Не знаю, сколько точно народу отправилось в Бездну благодаря ее ядам, но вытащить эту милую бабушку из каталажки оказалось непросто даже с моими связями.

Впрочем, старания окупились сторицей – эдакой каракатице приглядывать за Бертой было куда сподручней, нежели дюжим молодцам, в которых соглядатаев не опознает разве что слепой. К тому же старушка до своего ареста проживала в провинциальной глухомани, со столичным преступным сообществом дел не имела и потому никому не могла сболтнуть о моем странном интересе к жившей через дорогу вдовушке, пусть даже и случайно.

Заранее свернув в неприметный проулок, я постучался в заднюю дверь скромного домишки, и вскоре ко мне выглянул крепкий сухонький старикан с торчащими в разные стороны усами.

– О, это вы, мастер! – удивился он, пряча за спину кухонный топорик. – Не ожидал в такую-то погоду.

– Погода собачья, – согласился я, проходя внутрь. – Ада дома?

– Дома. Где ей быть? – подтвердил старик и кликнул сожительницу: – Карга старая, где тебя бесы носят?

– Помолчи, плешивый! – не осталась та в долгу. – Столько лет прожил, а ума так и не нажил!