Ленивец гулко хохотнул и уточнил:

– На одной или на обеих?

– На обеих, – решил я. – И пусть говорит всем, что прищемил дверью.

– Сделаем, – улыбнулся Ленивец, который терпеть не мог Лаурая еще с тех пор, когда тот жульничал за его столами.

Воодушевленный толстяк начал медленно и осторожно, переваливаясь с ноги на ногу, спускаться по лестнице, а вот Ловкач задержался поправить сбившуюся манжету.

– Ты так правильно сегодня говорил, – искоса глянул он на меня, – о том, что нельзя высовываться и привлекать внимание сильных мира сего, я аж расчувствовался. Золотые слова!

– К чему ты ведешь?

– Ты высунулся, Себастьян, – высказал свои опасения жулик. – Весь город гудит, что из-за тебя чуть ли не штурмом брали «Тихое место». Кое-кому это может показаться вызывающим.

– Не переживай, об этом есть кому позаботиться.

– Дай-то Святые.

Якоб Ланц сделал мне ручкой и побежал догонять Ленивца. Я оттянул обшлаг камзола, задумчиво поглядел на серебряный браслет и спустился в ресторацию, решив прихватить с собой к певичке бутылку вина.

Чтоб отпустило наверняка…

Инга мне обрадовалась. Обрадовалась без дураков, даже кинулась на шею и пылко расцеловала, вот только чувствовалась в ней некая неуверенность. Будто ждала не меня.

– Все в порядке, ласточка? – уточнил я. – Ничего, что сегодня не через окно?

– Какие пустяки! – отмахнулась певица и потянула меня внутрь. – Проходи!

Я залюбовался ее фигурой, просвечивавшей через легкую ткань ночной рубашки, и прислонился к дверному косяку.

– Ты кажешься встревоженной.

– Да заходи же ты! – поторопила меня Инга. – Я так соскучилась, Себастьян! Ты и представить не можешь, как я устала! Идем! – И она вновь потянула меня через порог.

Я прошел в гостиную, но, памятуя о зеркалах, завести себя в спальню не дал.

– Э нет! – с усмешкой повалился на диван и усадил девушку себе на колени. – Вот туда мы точно не пойдем!

– Разве тебе в прошлый раз не понравилось? – прошептала Инга мне на ухо и легонько куснула за мочку. – Ну, пойдем же! Пойдем!

– Только не сегодня.

– Уверен?

Певица заерзала, якобы устраиваясь поудобней; я откинул у нее с лица длинный локон и спросил:

– Что тебя тревожит?

– Все замечательно, Себастьян, ты ведь сейчас со мной…

Девушка глубоко задышала, пришлось ее одернуть:

– Инга!

– Да, дорогой?

– Если у тебя проблемы, я должен о них знать. Иначе просто не смогу помочь.

– Никаких проблем!

– Посмотри мне в глаза.

Прима королевской оперы печально вздохнула, перебралась с моих колен на диван и развалилась рядом.

– Это все Иоанн. Он замечательный, очень умный, с ним безумно интересно и весело…

– Но?

– Но он так измучил меня своей ревностью, ты даже представить себе не можешь!

– Мне казалось, девушкам нравится, когда их ревнуют.

– Нравится? – задумчиво протянула Инга. – Да, пожалуй. Но теперь это переходит все границы! Его телохранители каждый раз обшаривают всю квартиру! Он никогда не предупреждает о своих визитах и может заявиться посреди ночи, лишь бы просто убедиться, что у меня никого нет! Представляешь?

– Просто убедиться? – понимающе ухмыльнулся я.

– Ну, не только, – слегка смутилась девушка. – Знаешь, я, конечно, ценю его внимание, только должна же быть у меня своя собственная жизнь! Я ему не жена и даже не содержанка!

– Он и сегодня может пожаловать?

– Запросто!

– Тогда нам не стоит терять время!

Я потянулся за бутылкой, но Инга вновь перебралась мне на колени и через голову стянула с себя ночную рубашку.

– Вино подождет! – решительно заявила она, и на какое-то время нам действительно стало не до выпивки.

А потом было лень идти за бокалами и штопором, поэтому я просто лежал на диване и любовался точеной фигурой Инги, прижавшейся ко мне теплым боком.

– Ты так редко заходишь, – пожаловалась она.

– Дела, – многозначительно бросил я в ответ.

Девушка вскинулась, уловив явную недосказанность, но тут в дверь постучали.

Постучали резко, требовательно и куда громче, чем того стоило ожидать во втором часу ночи.

– О нет! – простонала Инга и умоляюще пролепетала: – Себастьян, милый, выручай! Прошу тебя!

Я тихонько рассмеялся, забавляясь нелепостью происходящего, и успокоил певицу:

– Не волнуйся, уйду через окно.

– Спасибо! – охнула девушка и быстро натянула ночную рубаху.

Стук в дверь повторился, кто-то громко позвал:

– Инга!

– Иду! – отозвалась певица, набросила на плечи длинный халат и, не выходя в прихожую, крикнула: – Кто это?!

Я с охапкой скомканной одежды забежал в заднюю комнату, приоткрыл оконную раму и выбрался на карниз. Там замер нелепым обнаженным акробатом, словно воплощение шутки о не вовремя вернувшемся домой супруге, молясь Святым, чтобы охране кронпринца не пришло в голову выглянуть на улицу. Но нет – в комнате лишь мигнул отблеск фонаря, и вновь потемнело оконное стекло.

Выждав какое-то время, я осторожно влез обратно и принялся одеваться.

Из-за неплотно прикрытой двери доносились громкие голоса и смех, но прислушиваться к щебетанию парочки я не стал и вновь взобрался на подоконник.

Взобрался – и замер, уловив приторный дымок дешевой опиумной смеси.

Это еще что такое?

Перегнувшись, я с высоты второго этажа оглядел глухой переулок и сразу приметил, как мерно вспыхивает и угасает в темноте огонек раскуренной трубки. Огонек гулял по кругу, смазанные тени покашливали, переругивались и сплевывали под ноги.

И что делать? Если на глазах у зевак выберусь из окна, ущербу моей репутации будет немного, но вдруг это свита кронпринца?

Да нет – бред! Сомневаюсь, что сотрудники Пурпурной платы на службе опиумом балуются.

Но тогда кто?

Вопрос.

Ответа на него у меня не было, поэтому я устроился у приоткрытого окна, изредка поглядывая вниз. Какое-то время на улице ничего интересного не происходило, и уже начала понемногу накатывать сонливость, когда полудрему вдруг разметал металлический лязг, будто на землю уронили сумку, набитую чем-то железным и острым.

Почему непременно острым?

А как иначе? Ночь, глухой переулок, опиум…

Интересно, по чью это душу? За кем пожаловали – за мной или за кронпринцем Иоанном?

– Разбирайте! – надсадно просипел смутно знакомый голос. – Чуть спину не сорвал….

Вновь залязгало железо, и все тот же доброхот зашипел:

– Да тише вы, бесы! Всю округу перебудите! И уберите дурь, сначала дело сделайте!

Шум немедленно стих, и какое-то время до меня доносилось лишь надсадное дыхание. Потом человек несколько раз кашлянул, прочищая горло, и произнес:

– Карету к воротам не подгоняют, до нее он пойдет пешком. Никаких разговоров, окружаете и режете. Чтоб, даже если вырвался, кровью истек!

И тут уж никаких вопросов не осталось – это за мной.

Попрошайка, сволочь такая, подсуетился!

И ведь все правильно рассчитал: попробуй отбейся от десятка обкуренных нищих – кто-нибудь да достанет!

– Ждите здесь, на улицу не высовывайтесь, – распорядился Юлиус. – И не курите больше!

Вновь послышалось оживленное шушуканье, и, воспользовавшись моментом, я тихонько выбрался на широкий карниз. На миг замер высоко над головами убийц и начал осторожно удаляться от нищих. Цепляясь за лепнину, перебрался за угол и уже там сначала повис на руках, а потом спрыгнул на землю.

Выпрямился, прислушался – тишина. Вот и замечательно.

Убегать не стал, вместо этого схоронился в темном закутке и, когда старина Юлиус двинулся в обратный путь, бесшумно скользнул к нему за спину.

Попрошайка даже ахнуть не успел. Ладонь зажала рот, под левую лопатку легко вошел трехгранный клинок шила. Жесткая судорога перетряхнула старичка, уже бессознательно он дернулся, но сразу обмяк и повис у меня на руках.

Я ухватил безжизненное тело под мышки, дотащил до сточной канавы и скинул в грязь. После спрыгнул в вонючую жижу сам, уволок мертвеца к выложенной кирпичом трубе под дорогой и обнажил изогнутый пахартский клинок.