Соседство двух вооруженных бесноватых привычного ко всему лучника нисколько не смущало.

– Здесь оставляй, – разрешил я тогда Густаву.

Сирлин положил проклятый клинок на лавку, забрал у меня вещи Берты и вышел за дверь. Я же встал напротив решетки и усмехнулся:

– Допрыгался?

– Ты не понимаешь, с кем связался! – зло встрепенулся Валентин. – Лучше бы тебе все отыграть назад по-хорошему!

– Пренепременно, – кивнул я, поморщился из-за всколыхнувшейся в голове боли и попросил лучника: – Здесь должно быть помещение для допросов, будь любезен, найди.

– Соседняя дверь, – ухмыльнулся Эдвард. – Зная тебя, заранее осмотрелся.

Я обернулся к бесноватым и приказал:

– Доставьте.

Уродцы со срезанными веками, но по-прежнему наглухо зашитыми ртами, отперли решетку, и Валентин поспешил забиться в угол.

– Большая ошибка, Себастьян! – крикнул он, а потом ему в рот запихнули грязную тряпку, подхватили под руки и выволокли из комнаты.

Эдвард Рох соскочил было с лавки, я остановил его и продемонстрировал охвативший запястье серебряный браслет.

– Мне надо избавиться от этой штуки.

– Если это то, о чем я думаю, – задумчиво пробормотал лучник, – ничем не смогу помочь. Руку ты себе отпилить можешь и без моей помощи.

– Подойди к делу творчески! – потребовал я и указал на превращенный в скальпель проклятый клинок. – Задействуй голову!

– О! – протянул лучник. – Ты уверен?

– Да, бесы тебя задери!

– Прямо сейчас?

– Нет, послезавтра! – вспылил я. – Сейчас, разумеется! Избавь меня от этого клятого обруча!

Эдвард возмущенно фыркнул, но выяснять отношения не стал и взял черный скальпель. Сразу отложил его и пояснил:

– Слишком тонкий.

– Так возьми нетонкий!

– Возьму! Возьму, не надо так кричать.

Лучник распахнул мой дорожный сундук, выложил на лавку коробку с ядами, задумчиво провел пальцами по коробу с проклятыми наконечниками и в нерешительности поднял голову.

– Уверен? – вздохнул он. – Если Тьма дотянется до скверны в твоей душе, ты покойник.

– Моя душа сейчас чище, чем у новорожденного младенца, – объявил я, – а эта пакость прикипела намертво, так что давай, избавь меня от нее!

– Будет больно, – предупредил Эдвард и стянул с изукрашенных татуировками ладоней кожаные перчатки. После неохотно распахнул ящик, вытащил из него первый попавшийся наконечник и поспешно захлопнул крышку.

Его откровенно передернуло, сильные пальцы задрожали – и вот тогда меня проняло; нестерпимо захотелось скомандовать отбой, остановило лишь ясное осознание того, что проявить сейчас малодушие – ровно самому себе петлю на шею накинуть и табуретку оттолкнуть.

– Ты б присел, что ли, – предложил Эдвард.

Я опустился на лавку, и Рох загнал острие проклятого клинка в стык двух щитков серебряного браслета. Меж черным серебром и столь же черным железом проскользнула искра, и в тот же миг меня снесло с лавки, кубарем прокатило через всю комнату и впечатало в дальний угол.

Мы даже испугаться не успели – ни Эдвард, ни я.

Хлоп – и готово.

– Ты живой? – дрожащим голосом поинтересовался лучник и, разжав пальцы, обронил посеревший клинок, в котором не оставалось больше ни единой крупицы Тьмы.

– Вроде бы, – просипел я, пытаясь подняться на ноги. – Местами…

Голова кружилась, колени подгибались, а пол мягко раскачивался, поэтому пришлось опереться о стену, а потом и вовсе повиснуть на Эдварде.

– Такое впечатление, встречный в голову пропустил, – поделился я с ним своими впечатлениями.

Рох недоверчиво хмыкнул.

– Видел один раз, как в человека молния ударила, – сообщил он. – Очень похоже.

Я попытался пригладить вставшие дыбом волосы, но особо в этом не преуспел и тогда принялся один за другим отдирать от обожженной кожи серебряные щитки распавшегося на отдельные части браслета. Выглядело запястье просто жутко, но я лишь облил руку остатками полынной настойки и, тихонько подвывая от жгучей боли, замотал ее чистой тряпицей.

– Хватай сундук и за мной, – скомандовал Эдварду и вышел в коридор.

– Благодарностей от тебя, так понимаю, можно не ждать? – укоризненно заметил лучник.

– Лучшая благодарность ждет тебя в банкирском доме «Стерлих и Грац», – парировал я. – Или тебе просто руку поджать?

Рох фыркнул:

– Предпочту золото.

– Я так и думал.

– Золото не самоцель!

– Ну, разумеется!

– Именно! И знаешь что? Я рассчитываю потратить свои денежки на благие дела, а если нас прихватят на горячем, с этим возникнут проблемы. Так что давай-ка убираться отсюда, пока не поздно.

– На благие дела? Выкупишь из рабства пару язычниц и осчастливишь их?

– Себастьян!

– Не беспокойся, в случае чего нас предупредят, и мы сбежим через катакомбы, – успокоил я его и спросил у спешившего по коридору Хмурого: – Предупредят ведь?

– Предупредят, – подтвердил головорез и сунул мне какой-то мешок. – Твои вещи.

– Да все равно! На кой ляд нам тут задерживаться? – вновь воззвал к моему благоразумию Эдвард, и вновь безрезультатно.

– Во-первых, – обернулся я к нему, – сегодня о тюрьме никто не вспомнит…

– А во-вторых? – скептически хмыкнул Рох, давая понять, что первый мой аргумент его нисколько не впечатлил.

– А во-вторых, у нас еще здесь дела, – сообщил я и прошел в комнату для допросов, где нас дожидался притянутый прочными кожаными ремнями к пыточному креслу Валентин Дрозд, полностью обнаженный и с по-прежнему заткнутым грязной тряпкой ртом.

– Предлагаю, перерезать ему глотку и свалить отсюда, – продолжил наставать на своем Эдвард Рох.

– Поддерживаю, – согласился с ним Хмурый.

Дрозд отчаянно задергал головой, но кляп был заткнут на совесть, и ему не удалось выдавить из себя ни единого слова.

– Успокойся, Валентин, – попросил я его. – Никто не собирается тебя убивать, – и после недолгой паузы добавил, – прямо сейчас. Спокойствие, друг мой. Спокойствие! Ты ведь профессионал! Знаешь, как делаются дела! Ты должен принимать поражения, не теряя собственного достоинства.

– М-м-мы…

– Очень содержательный ответ! – хихикнул Эдвард, натягивая перчатки.

– Только бы не задохнулся, – поддакнул Хмурый.

– И в самом деле – успокойся, а то, не ровен час, удар хватит. – Больше всего на свете хотелось распотрошить Валентина тупым ржавым ножом, но поддаваться эмоциям было никак нельзя. – Ты еще получишь возможность раскрыть душу, и уверен – тебя для этого даже пытать не придется. А для начала давай я изложу, как эта история видится со стороны, а ты дополнишь пробелы. Согласен?

Валентин перестал мычать и затих, никак больше своих эмоций не выражая.

– Согласен или растопить очаг?

Дрозд кивнул.

– Отлично! – Я прошелся по пыточной и встал за спиной пленника: – Эта история началась тринадцать лет назад, когда ты сдал нашу труппу драгарнской военной разведке. Зачем ты это сделал, кстати? Неужели из-за денег? Как банально! Впрочем, ты всегда считал себя самым недооцененным. Так?

Новый кивок.

– Гуго живым не дался, а Марку вы промыли мозги, благо он был чрезвычайно зол на меня и бросившую его Берту. Классический случай вербовки, ничего интересного. И все бы ничего, и до сих пор бы ты катался как сыр в масле, да только не от большого ума связался не с честными шпиками, а с чернокнижниками. А этой братии в Драгарне лихо пришлось, так? Сам, поди, едва на костер не угодил?

Я прервался, хлебнул воды из поданной Хмурым кружки и продолжил:

– И раз пошла такая пьянка, вы перебрались в Стильг. Некогда связанные с драгарнской армейской разведкой вельможи приняли вас с распростертыми объятиями, но вот незадача – потребовали доказать полезность, так? И кто-то из вас уверен, это был Марк, ну да ты в любом случае будешь все валить на него, – вспомнил историю об Осквернителе. Кто вам проболтался о дочери Густава, не знаю, а вот о Леопольде и Берте, уверен, рассказал кто-то из ордена Изгоняющих. Так?