— Это бывает, — произнес он чужим голосом.
Тут к нему приблизился в цивильной одежде человек. Поднеся карандаш к блокноту, спросил о чем-то генерала. Скобелев вздрогнул и раздраженно произнес:
— Прошу вас, Василий Иванович, уйти! Совсем уйти! Вы мешаете. — И тот поспешил удалиться.
Это был столичный журналист Немирович-Данченко, брат известного на всю Россию театрала. С ним Скобелев находился в приятельских отношениях, но сейчас, когда завязывалось сражение, он не потерпел бы неуместных вопросов.
— Панютин! — позвал Скобелев командира Углицкого полка.
— Я вас слушаю! — отозвался, лихо козыряя, бравый полковник.
— Принимайте под свою команду передовой отряд. Выдвигайте вперед полк. Времени вам — полчаса.
Казалось, полковник только ждал команды. Уверенно и неторопливо он распорядился выдвигать батальоны к тому рубежу, где были остановлены передовые части. Когда солдаты его полка стали приближаться, он пошел вместе со знаменем впереди их, заражая всех своим примером.
— Полковой оркестр, сюда! — распорядился Скобелев. — Играть марш!
И над полем сражения загремела бравурная, будто на параде, музыка.
— Ах, какой молодец, этот Панютин! — не удержался от восхищения Верещагин и принялся набрасывать в альбом рисунок с натуры.
— Панютин — это бурная душа, — согласился с ним генерал.
Углицкий полк, а вместе с ним залегшие прежде батальоны дружно атаковали турецкие позиции и, овладев ими, устремились к Шейново.
Наступила очередь вступить в сражение и остальным полкам дивизии. Развернувшись на широком поле в боевой порядок, под звуки оркестра надвигались на вражеские позиции Владимирский, Суздальский, Казанский полки. Солдаты шли, твердо ступая, будто на учебном плацу, глядя на бесстрашно гарцующего командира дивизии. Не изменяя правилу, он сидел на белом скакуне, удерживая его крепкой рукой. «Белый генерал» вел дивизию в сражение.
Сознавая нависшую опасность, командующий турецкой армией Вессель-паша снял часть своих таборов-батальонов с Шипкинского перевала и прилегающих горных участков, усилив ими оборону на равнине. «Держаться до конца!» — последовал его грозный приказ. Турецкие офицеры и солдаты не посмели ослушаться. Они остервенело отстаивали позиции, дрались с упорством обреченных.
А тем временем кавалерия под командованием генерала Дохтурова стремительно продвигалась на восток навстречу отряду Святополк-Мирского. Бросившиеся было из Шейново к Казанлыку турки, завидя кавалерию, бросились назад.
С востока, как намечалось, продолжала наступать пехота Святополк-Мирского. Со стороны перевала деревню Шипку атаковали полки генерала Радецкого. Петля вокруг армии Бесселя затягивалась все туже.
Первыми в Шейново ворвались угличане и казанцы. Они схватились в рукопашной схватке, и дело решал штык. Все же перевес был на стороне русских солдат, и турки, оказывая яростное сопротивление, стали отходить в находившуюся неподалеку деревеньку Шекерли. Заметив отход, Скобелев приказал командиру Владимирского полка, не мешкая, наступать на эту деревушку.
— Не позволить неприятелю в ней закрепиться! — приказал генерал. — Я сам поведу туда полк.
В сопровождении адъютантов он помчался к владимирцам.
— Посмотрите, ваше превосходительство, туда, в сторону виноградника, — сказал один из сопровождавших.
— Что такое?.. — Он вгляделся из-под ладони. — Так это же оркестр…
Там недвижимо лежали музыканты, холодно поблескивали медные трубы, ярко алел барабан.
— Пулями, а может, снарядами перебило, — предположил адъютант.
— Да будет земля им пухом. Слава им, — генерал перекрестился.
Гибель этой горсточки полувоенных людей болью отозвалась в груди.
Но тут внимание всех привлек взметнувшийся слева, где находились турецкие позиции, белый флаг.
— Турки запросили пощады!..
— Они сдаются! Сдаются!..
— А вот от них скачет, кажется, парламентер.
Подскакал турецкий полковник в сопровождении драгомана с белым флагом в руке.
— Я — полковник Саид-бей. Уполномочен Вессель-пашой просить условий о сдаче в плен.
— Никаких условий! Где сам Вессель-паша?
— А там, — указал турок на видневшийся вдали курган с белым флагом на вершине.
— Поскачем к нему.
Вессель-паша стоял в дверях небольшого, похожего на пастушеский балаган строения. Это был пожилой грузный человек с тяжелым взглядом иссиня-черных глаз. Поблизости от него — вооруженные офицеры.
Скобелев неспешно слез с коня, незаметно сказал адъютанту:
— Передайте генералу Томиловскому, чтобы быстро всех разоружил.
— Понятно, — ответил офицер и помчался к помощнику командира дивизии.
— Честь имею, — сухо сказал паше Скобелев. — Прошу ваше оружие.
— Какой у вас чин? — в ответ спросил Вессель.
— Генерал-лейтенант.
Услышав это, паша склонил голову и, сняв саблю, подал ее Скобелеву.
— Сдаются ли войска на Шипке?
— Этого я не знаю, — процедил сквозь зубы Вессель.
— Вы — командующий, вы обязаны знать.
Скобелев понял, что паша тянет время. «Наверняка надеется на помощь соседней армии Сулеймана».
— Я требую, чтобы вы отдали приказ всем сложить оружие. В случае невыполнения направляю к Шипке полки, и вы понесете лишние потери.
— Хорошо. Я пошлю туда с приказом начальника штаба. Армия прекращает сопротивление, — сдался турок.
Вместе с турецким полковником к Шипке направился и генерал Столетов, свободно изъяснявшийся по-турецки. Однако начальник Шипкинского гарнизона не поверил и предложил Столетову убраться.
— Вессель-паша настоящий воин и не может сдаться в плен, — с гонором сказал он. — Чем вы докажете, что он сдался?
Когда Скобелеву о том доложили, он приказал:
— Вот сабля Весселя, покажите ее упрямцу.
В тот день в плен сдалось 22 тысячи солдат и офицеров, 4 паши-генерала, было взято 83 исправных орудия. Над всей турецкой армией нависла угроза неминуемого поражения.
После сражения у Шейново главнокомандующий армией повелел направить в столицу нарочного, который бы доложил императору об одержанной победе.
— Послать офицера генерального штаба, полковника и непременно участника сражения, чтобы доложить императору подробности, — высказал он требование.
Встретиться с глазу на глаз с монархом и доложить о победе было большой честью, потому в желающих не было недостатка. Остановились на двух: начальнике штаба скобелевской дивизии Келлере и полковнике Соболеве из отряда Святополк-Мирского. Окончательный выбор сделал сам главнокомандующий.
— Ехать в Петербург Соболеву, но перед тем он должен выслушать Скобелева, чтобы не допустить при докладе кривотолков.
В тот же день в Казанлык к Скобелеву явился Соболев. Генерал встретил его настороженно. Он уже знал о цели визита, слышал и о полковнике как человеке, знающем дело и трезвомыслящем.
— Чем могу служить? — спросил он гостя официально.
— Возможно ли ознакомиться с планом действия вашего отряда?
— Пожалуйста. — Генерал развернул карту с подробными расчетами. Ее подготовил еще Куропаткин. На ней все расписано и обозначено. — Готов дать пояснения.
Полковник углубился в изучение документа, а Скобелев по привычке стал расхаживать по комнате, бросая косые взгляды на офицера. «Что у него на уме? Как доложит в столице? Ах, как жаль, что не едет Келлер!»
— Все ли понятно? — не выдержав, спросил Скобелев.
— Все, — коротко ответил тот, разглядывая карту.
Наконец, когда, казалось, у Михаила Дмитриевича кончилось терпение, полковник попросил дать некоторые пояснения. И Скобелев заговорил. Его словно прорвало: он говорил убедительно, приводил убедительные аргументы, с которыми нельзя было не согласиться. Убежденность и глубокие познания Скобелева, несомненно, произвели на полковника сильное впечатление, он никогда не встречался с таким явлением раньше и безоговорочно принял к сведению отчет Скобелева о сражении. И лишь в конце меж ними возникло несогласие.