И мысль о ней не покидала, словно прилипчивая муха в знойный полдень.

Деревня Имитли расположена в долине реки Тунджи, в Казанлыкской котловине (которую, как уже было сказано, называли Долиной роз, откуда во все концы Европы вывозилось розовое масло для парфюмерии). Даже вокруг глинобитных неказистых хатенок торчали из снега сухие и колючие кустарники роз.

Кроме Углицкого полка, в деревне находились две болгарские дружины во главе с начальником ополчения генералом Столетовым. В своей теплой бекеше и черной лохматой шапке он имел мужиковатый вид.

Когда-то он учил Скобелева, при случае строго взыскивал с молодого подчиненного. Теперь они поменялись ролями. Скобелев, обращаясь, называл его по имени-отчеству: Николай Григорьевич. Однажды кто-то в шутку напомнил Столетову, что ученик обскакал учителя.

— Да разве за таким рысаком угонишься! — ответил, улыбнувшись, Николай Григорьевич.

В окружении подчиненных начальников и адъютантов Скобелев разглядывал в бинокль тянувшиеся перед дальней рощей позиции турок. За рощей скрывалось Шейново. Левее и дальше находилась деревня Шипка, через которую шла дорога к перевалу. Там закрепились полки генерала Радецкого, которые должны были наступать сверху к этой деревне.

Скобелев пребывал в томительном ожидании, отряд все еще не спустился в долину. Полки, утомленные тяжелым переходом, по расчетам должны были подойти к месту назначения лишь к утру.

Генерала подмывало желание атаковать турок немедля имевшимися силами, но он тут же отвергал эту мысль. Турки располагают большими силами, которые сомнут его батальоны и загонят их в горы. Оценивая местность и находящиеся на ней войска, Михаил Дмитриевич мысленно намечал план действий.

«Конечно, нужно прежде всего овладеть Шейново… Там резервы турок и, видимо, там штаб Вессель-паши. Если захватим деревню, то создадим угрозу всей турецкой армии, которая обороняется на южных склонах… Ах, если бы Донскому казачьему полку подошла поддержка кавалерии!..»

Неожиданно появился худой усатый генерал-лейтенант в лихо заломленной папахе.

— Начальник 1-го кавалерийского корпуса генерал Дохтуров, — представился он. — По приказу главнокомандующего великого князя корпус поступает в ваше распоряжение.

— Корпус? Кавалерийский корпус?! — не поверил Михаил Дмитриевич.

Это было так неожиданно и так кстати! О том раньше не было и разговора. И вдруг — целый кавалерийский корпус!

— Где он? Каков состав?

— Сосредоточен в семи верстах отсюда. Хребет мы перешли через дальний перевал. В его составе три полка: Московский драгунский, Петербургский уланский и 1-й Донской казачий.

— У меня есть 9-й Донской полковника Нагибина. Принимайте и его под свое начало.

В приспособленной под штаб хате при свете коптилки Скобелев стал писать Радецкому, излагая план наступления. Прибытие кавалеристов несколько подняло у него дух, однако беспокойство за опоздание не проходило, тяжестью лежало на сердце.

— Где Дукмасов? Позвать! — кончив писать, он сложил вчетверо исписанный лист.

Хорунжего не пришлось долго искать. Рыжий казак с готовностью предстал перед генералом.

— Письмо должно быть вручено начальнику корпуса. Его штаб размещен на горе Св. Николая. Вручите — и назад. Возвратитесь к утру — награжу, опоздаете — пойдете под арест. Понятно?

— Так точно, — взял под козырек офицер.

Не медля, он пустился в путь. Стояла уже ночь, в небе мерцали звезды. Ориентируясь по ним, а больше по наитию он ехал по бездорожью прямиком к перевалу, остерегаясь, как бы не сбиться и не попасть в руки турок. Это было нелегким испытанием. Преодолев крутой подъем, он попал в лесную чащу, кончавшуюся у обрыва. С трудом набрел на спуск такой крутой, что лошадь съезжала почти на крупе. И снова подъем. Небо затянуло облаками, и стало темно, хоть глаз выколи. С исцарапанным лицом и руками, ушибленным при падении с лошади коленом он, наконец, добрался до места.

Было около двух часов ночи, однако никто в штабе не спал. Бодрствовал в своей землянке и генерал Радецкий.

— Нарочный от Скобелева? — не скрыл он удивления, увидев Дукмасова. — Давно мы ждем от вас вестей… Давайте-ка донесение.

Надев очки, он поднес к лампе записку Скобелева.

— Ну, слава богу, добрались-таки до места. Я, признаться, сильно за ваш отряд беспокоился… Впрочем, не желаете ли перекусить? Выпить чаю с ромом? С мороза это очень полезно.

Денщик поставил перед офицером тарелку с едой, кружку крепко заваренного чаю с ромом.

— Вы ешьте, ешьте, — поглаживая седую бороду, генерал сел напротив. — Расскажите-ка голубчик, как шли через горы. Видно, вам пришлось немало испытать. Мы тогда не учли снегопада.

Дукмасов стал докладывать, а генерал внимательно, не прерывая, слушал. Узнав, что Куропатки ранен, не скрыл сожаления.

— Замечательный офицер и отличный человек. Он для армии очень нужен. А почему сегодня отряд не выступил? Почему не поддержал Мирского?

— Да как же наступать, когда с гор спустилось всего половина полка полковника Панютина, да к вечеру подтянулись ополченцы и донские казаки. Если б начали наступать, и дела б не сделали, и понесли потери. Решили начать наступление завтра.

— О том известно из донесения генерала Скобелева. А план его одобряю. Пусть действует. Отряд Мирского тоже выступит. Да и мы отсюда, с перевала, начнем наступать на деревню Шипку. Распоряжение Скобелеву о наступлении уже готовят, сейчас принесут, вы доставите в отряд. А пока отдыхайте.

Вскоре бумаги принесли и, вручая их, генерал велел передать Скобелеву поклон и пожелание успеха. Было видно, что он проявлял к нему благосклонность.

Подъезжал Дукмасов к Имитли, когда уже рассвело. С возвышенности увидел, как части отряда выдвигались на исходные для атаки рубежи. На одном из курганов стояла группа всадников, и он направился к ней в полной уверенности, что Скобелев там.

— Возвратился? Ну, как генерал Радецкий?

— Пожелал вам успеха, да он тут все описал, — подал хорунжий пакет.

Скобелев быстро прочитал документы, вздохнул, перекрестился.

— Отдайте полковнику Келлеру. А тебе, Петр Архипович, за все спасибо… А с лицом-то что? Все исцарапано, под глазом синячшце…

— В дороге ушибся.

Но Скобелев, казалось, не слышал: оглядевшись, кивнул высокому бородачу, сопровождавшему его в походе, художнику Верещагину.

— Василь Васильич, а Радецкий совершенно одобряет все, что я сделал… Как сто пудов с плеч…

Еще ночью он объявил командирам свое решение. Прежде всего, нужно выбить неприятеля-с передовых позиций. Туда он направит угличан, стрелков и болгарских ополченцев. Их возглавит флигель-адъютант из главного штаба полковник граф Толстой. Он, Скобелев, не знал его достоинств, но таково решение сверху.

Одновременно в обход Шейново справа он направит кавалерию, все четыре полка. Они перережут дорогу из Шейново на Казанлык, отсекут неприятелю путь отхода. После такого маневра, без сомнения, турки дрогнут: ведь это грозит окружением армии Вессель-паши! Только чтобы его, Скобелева, поддержали отряды Святополк-Мирского и Радецкого.

С кургана было видно, как передовые части, развернувшись в цепь, шли на турецкую позицию. Справа наступали четыре роты угличан, в центре — стрелковые батальоны, которыми командовал полковник Меллер-Закомельский, а слева — две болгарские дружины.

И тотчас загромыхали турецкие орудия. Их снаряды легли поначалу впереди цепи, потом ударили в самую гущу людей. А затем над турецкой траншеей разом вспыхнули облака разрывов и загремели выстрелы, слившиеся в сплошной оглушительный треск. Цепь залегла.

По одному, по двое от нее отделялись люди и тянулись в тыл.

— Раненые, — сказал кто-то, всматриваясь в бинокль.

Их становилось все больше и больше.

Примчался солдат:

— Полковник ранен! Требуется фершал!

— Михаил Дмитриевич, а ведь атака отбита начисто, — высказал мысль художник, стоявший рядом со Скобелевым. У того лицо окаменело, ходили желваки.