— Доплывешь?

— Я-то? Что мне, впервые? У нас Дон понизу такой же… Ну, не совсем такой, но почти что.

— Плыви.

Раздевшись, казак, подвел коня к месту, где находились сходни. Не выпуская из рук уздечку, увлек коня в воду.

Они плыли рядом, казак и лошадь, вслед за уходящим судном. Иван лихо работал руками, плывя саженками, стараясь быть рядом с конем.

— Доплывут ли? — спросил капитан.

— Доплывут. Должны, — ответил генерал.

Он напряженно глядел на них, что-то шептал. Судно причалило, но он не сходил с места, лишь когда конь и казак выбрались на берег, облегченно вздохнул и перекрестился.

— Что же сие значит? — спросил Гродеков.

— В море загадал я: будет ли нам удача или нет. Теперь уверен в деле, коль Ветерок доплыл.

С приездом Скобелева и Гродекова подготовка к походу закипела. Предполагалось, что в отряд войдут 64 роты, 9 казачьих сотен и 2 эскадрона драгун, общей численностью в одиннадцать тысяч человек, 97 орудий и трех тысяч лошадей. Часть войск с Кавказа прибыла, остальные должны подойти из Оренбурга и Ташкента. Их нужно разместить, устроить. Предстояло подвезти и уложить продовольствие, боеприпасы, фураж, и на пристанях Чикишляра круглосуточно шла их выгрузка. Одновременно велось строительство железной дороги, первые версты которой легли к востоку.

Солдатам доставалось: строили укрепления, разгружали пароходы, перетаскивая тяжелейшие ящики и кули, сопровождали верблюжьи караваны, заступали в караулы и охранение, несли службу. Даже укладка железнодорожного полотна не обходилась без них. А дни стояли жаркие, солнце палило с безоблачных небес, обжигал дыханием сухой ветер.

В плане предстоящей экспедиции Скобелев наметил создать на маршруте несколько опорных пунктов, заблаговременно сосредоточив на них все необходимое для людей и животных. Там же должны находиться и гарнизоны, способные не только отстоять пункты от нападения неприятельских отрядов, но и вести охрану участков маршрута.

А колодцы! Ведь без воды никакой поход невозможен, а ее здесь почти нет. Имевшиеся колодцы засорились и требовали ремонта. К тому же их недостаточно, нужно бурить новые по всему почти тысячеверстному пути.

Из опорных пунктов главным определили Вами, отстоящий от Чикишляра на 300 верст. К нему и в другие пункты почти каждую неделю отправлялись большие верблюжьи караваны, доставляя необходимые запасы. Только в Вами разгрузили миллион пудов различных грузов.

И без того нелегкие дела осложнялись постоянными набегами текинских отрядов. Многочисленные, подвижные, они появлялись то в одном месте, то в другом, а то и разом в нескольких пунктах, производили опустошение и безнаказанно скрывались в бескрайней степи. Были отбиты и угнаны около шести тысяч голов овец, предназначенных для довольствия солдат в походе; несколько дерзких набегов текинцы совершили на Михайловское укрепление и Чикишляр. Бесчетное число раз подвергались нападению следовавшие в опорные пункты транспорты.

Вообще текинцы отличались храбростью и не терпели зависимости. Это были люди, проводившие жизнь в кочевье, однако в отличие от соседствующих туркмен не очень любили трудиться, большей частью занимаясь разбоем и чиня козни мирным племенам, даже живущим за Копет-Дагом персиянам. Выведенные из себя набегами северных соседей, персияне снарядили против текинцев целую армию в сорок три тысячи человек пехоты и конницу с тридцатью пушками.

— Без победы не возвращайтесь, — строго сказал главному начальнику шах. — Спалить и развеять по ветру осиное гнездо.

Узнав об этой угрозе, текинцы не стали ждать неприятеля. Вооружившись, сами выступили навстречу врагу. В одну из ночей они скрытно подобрались к его лагерю, а на рассвете внезапно атаковали. Это было страшное побоище, кончившееся тем, что почти весь неприятельский отряд попал в беду и был разметан. Только нескольким сотням конников удалось спастись, остальные полегли в степи или попали в плен. На невольничьих рынках в Хиве и Бухаре тогда появилось так много персиян-невольников, что их продавали по семь рублей за голову.

И в прошлом году текинцам удалось добиться победы у крепости Геок-Тепе, на этот раз над русским отрядом. В их руки попало много солдат, от продажи которых текинцы имели немалую выручку. Уверенные в своей силе и безнаказанности, они становились грозой для всего населения Закаспийского края.

Скобелев раньше встречался с текинцами, знал их сильные и слабые качества, однажды даже чуть не поплатился жизнью. Произошло это под Красноводском, когда он был еще капитаном и только постигал трудности службы в этом безводном краю. Их небольшой отряд ушел вперед, оторвавшись почти на суточный переход от главных сил. У одного из колодцев расположились на ночлег. С целью обезопасить солдат выставили охранение, вперед направили разведывательный дозор. Возвратившись, офицер доложил, что вокруг ни души, спокойно. С тем и отошли на покой. А на рассвете в лагере вдруг поднялась стрельба.

Михаил Дмитриевич приказал сыграть тревогу, полуодетый выскочил из палатки. В лагере творилось необъяснимое. Носились всадники, от них отбивались и отстреливались солдаты, в беспорядке гремели выстрелы. Протрубив начало сигнала, трубач тут же упал, как подкошенный.

— Ко мне! Все ко мне! — подал команду капитан Скобелев, надеясь возглавить оборону.

И тут он услышал вблизи себя, у головы, непонятный свистящий шелест. В следующий миг руки и тело его оказались перетянутыми, и он едва устоял от резкого толчка.

И лишь увидев на себе веревку, понял, что угодил в аркан текинца. Тот, сидя в седле, тянул веревку.

«Все. Конец», — пронеслось в сознании Михаила Дмитриевича. В этот самый миг он услышал выстрел и почувствовал, что веревка ослабела. Текинец падал с седла.

— А вот так мы тебя! — воскликнул донской казак Митюхин, служивший при Скобелеве ординарцем.

Тогда нападение текинцев удалось отбить, но оно на всю жизнь осталось в памяти.

Гремя по ступеням сапогами, казак взбежал на крыльцо и едва не столкнулся со Скобелевым. Увидев генерала, выпучив глаза, застыл в стойке, выпалил единым духом:

— Ваше превосходительство, бяда, текинцы двоих наших зарубили, мне подвязло бяжать…

— Смир-рно! — неожиданно подал команду генерал, строго глянув в глаза казаку. И тот осекся. По его небритому лицу бежал пот, в уголках губ — слюна. Шапка сбита, крючок тужурки висел на нитке. — Приведи себя в порядок!

И опешивший казак стал поспешно поправлять сползшую пряжку ремня, одернул тужурку, попытался застегнуть крючок и оторвал его.

— Успокоился? — спросил генерал. — Теперь толком докладывай. Ты кто?

— Казак донского полка Байдуков, ваше превосходительство, вожу почту.

— Что же случилось?

— Казака нашего, Коломийцева, убили.

— Где? Когда?

— А на перевале, третьего дня. Откуда и прибрели.

— Не торопись, казак, расскажи все толком.

Им вручили почтовые сумы, приказав доставить их в. дальний гарнизон. Выехав затемно, они двигались весь день и к вечеру выбрались к перевалу. Полпути осталось позади. И тут прогремел выстрел.

Коломийцев упал на землю. Не растерявшись, Байдуков и Демин залегли, открыли ответный огонь. Нападавших было больше, и казакам наверняка пришлось бы худо, но удалось подстрелить главаря шайки. Его с воплями унесли в укрытие, а оттуда увезли прочь.

Напуганные пальбой лошади казаков разбежались, и удалось найти только одну, с притороченными сумами. Коломийцев был мертв, пуля угодила прямо в грудь.

— Надобно похоронить, — предложил Демин.

Орудуя шашками, они стали рыть могилу, горстями выгребая землю. Трудились споро, опасаясь, как бы самим не оказаться схваченными. Была уже ночь, когда они уложили боевого товарища на дно могилы, прикрыли лицо платком, связали тесьмой на груди непослушные руки. Поспешно засыпали землей, молча перекрестились у земляного холмика. Был человек — и нет его.

И вот только что, наконец, добрались до своих…