— Почему же товарища сюда не доставили? Не гоже оставлять его в степи, хотя и в могиле, — высказал неудовольствие Михаил Дмитриевич.

Он, конечно, понимал состояние казаков, когда они находились на перевале, но долг обязывал принять меры. И он предложил Гродекову немедля послать на перевал казаков, а с ними и доктора, чтобы перезахоронить погибшего. В тот же день казаки, а с ними и доктор выехали. Ничто не предвещало опасности. Они уже были у могилы, когда вдруг на ближайшем гребне появилась большая группа неприятеля. Казаки едва успели укрыть лошадей и залечь, как, открыв частую стрельбу, текинцы бросились на них. И с ближайшего холма перешли в атаку.

Тринадцать человек открыли по наступавшим огонь. Залпы хлестко гремели среди холмов, поражая неприятеля. Но несли потери и казаки. Вначале был убит Демин и еще один ранен. Потом погиб доктор. Сблизившись, текинцы бросились в атаку, залповый огонь отбросил их. Неся потери, они откатились на исходные позиции. Дважды был ранен Иван Кучир, но продолжал сражаться. Третья пуля угодила ему в лоб. Еще быт ранен казак Дудка. За старшего остался Байдуков. Сражение на перевале длилось целый день. Силы обороняющихся были на исходе, когда вдруг в тылу текинцев послышались выстрелы и крики «ура». Это подошла на выручку со стороны Вами 10-я рота Самурского полка. Атакой с тыла она вынудила противника бежать.

Вскоре и самому Скобелеву пришлось встретиться с текинцами. В погожий день он выехал с небольшой группой офицеров и казаков на рекогносцировку. Они были верстах в десяти от крепости, как из головного дозора примчался верховой.

— Текинцы! Если напасть немедля, сумеем их перебить.

— Где они? Сколько их?

— С десяток, не более того. А направляются нам навстречу.

— Вот и хорошо. Поговорим с ними.

Михаил Дмитриевич знал, что о его пребывании в крепости текинцам известно и что те нарекли его именем Ак-паша — «Белый генерал» за пристрастие к белой лошади и белому мундиру, который он носил.

Они проехали с полверсты и, что называется, столкнулись нос к носу с вооруженными всадниками. Завидя казаков и среди них «белого генерала», те остановились.

— Скажи, что я хотел бы поговорить с главарем, — обратился Михаил Дмитриевич к драгоману.

— Эй! Эй! — выехал тот и помахал рукой. — Ак-паша желает говорить с начальником!

Ему ответили. Перебросившись словами, от всадников отделился один и неспешно приблизился. Навстречу в сопровождении толмача выехал Скобелев.

— Как звать? — спросил текинца Скобелев.

— Асланбек, — ответил тот.

— А я — генерал Скобелев.

— Знаю. Ты — Ак-паша. Что хочешь сказать?

— Хочу с тобой говорить.

— О чем?

— О многом. Разговор будет долгим, а потому приглашаю тебя и твоих джигитов к себе в гости, в крепость. — Уж чего, а этого Асланбек никак не ждал от Ак-паши. Его боялись, но и уважали. И каждый посчитал бы великой честью быть у него гостем. Видя оторопь текинца, Скобелев продолжил: — Ведь я бы мог напасть на вас, сил у меня поболее, но я не сделал этого. Хочу, чтобы ты поехал ко мне, а потом сообщил о нашем разговоре своему начальнику Тыкме-сардару.

Гостей принимали в крепости в особой комнате «селямлике», устланной коврами. Перед Асланбеком положили широкое полотенце — дастархан. В ожидании подачи пилава — излюбленного блюда текинцев, приготовленного из бараньего супа и риса, подали поднос с лепешками, леденцами, сладостями, пиалы наполнили чаем.

— Угощайтесь, — как хлебосольный хозяин, предложил Михаил Дмитриевич.

И уж потом он завел речь о главном. Сказал, что русские войска прибыли сюда совсем не для того, чтобы воевать с текинцами, а наоборот, чтобы защитить их от возможного нападения из-за гор; что почти все другие народы, населяющие Туркестан, живут в мире, спокойно занимаются своим делом; что воевать против Белого царя безрассудно, потому что у него сильная армия и много орудий, и что любое сопротивление будет сломлено, а воевать — только зря проливать кровь.

Асланбек и сопровождавшие его нукеры молчали, не возражали, и было непонятно — согласны ли они с генералом или нет. Молчал и полковник Гродеков. Он словно бы отсутствовал.

— Я хотел бы, Асланбек, чтобы ты сообщил обо всем здесь сказанном Тыкме-сардару, — высказал, прощаясь, Скобелев. — Передал бы, что русские предлагают текинцам мир, желают жить с ними в согласии и дружбе.

— Передам, — пообещал тот.

В сопровождении охраны текинцы покинули крепость.

— Боюсь, как бы эту встречу Тыкма-сардар не принял за нашу слабость, — высказал, наконец, Гродеков. — Он признает только силу.

— Мы и покажем ее, если он не поймет добрых намерений.

Тыкма-сардар был опытным воином. К набегам и схваткам он приобщился с тринадцати лет. В одном из дальних походов к курдам его схватили и посадили в тюрьму. Однако пробыл он в ней недолго. Родственники и соседи собрали вскладчину шесть тысяч персидских туманов и выкупили его.

Ему было семнадцать лет, когда он возглавил многочисленный отряд и совершал дерзкие «аламаны» — нападения на богатые караваны и селения соседствующих племен. Однажды, перейдя по горным тропам Копет-Даг, он отбил у персиян сорок тысяч баранов. Богатую добычу разделил среди участников и тем привлек к себе сотни добровольцев, жаждавших разбогатеть.

— Веди нас на аламан! — потребовали они.

И он повел полутысячный отряд в Персию, к Тегерану. Выследив богатый караван, он внезапно напал на него и стал уводить в горы. Увести, однако, не удалось. Отряд перехватило персидское войско. Началась схватка, продолжавшаяся несколько дней. Текинцы понесли большие потери и вынуждены были бросить караван, с трудом вырвавшись из кольца вражеского окружения, благодаря опыту и хитрости Тыкма-сардара.

Между тем подготовка к походу шла полным ходом и возникали новые трудности, требовавшие решения. Михаил Дмитриевич поднимался с рассветом и, поспевая всюду, наблюдал за работами весь день. Лишь с наступлением темноты он позволял себе некоторую передышку. Но часто к пристани причаливали грузовые суда и ночью, и тогда приходилось работать без отдыха.

— Михаил Дмитриевич, но не дело же генерала следить за всем самому, — увещевал Гродеков. — Для этого есть младшие начальники.

— Ну уж нет, Николай Иванович, не утверждай этого. Буду там я, будет и офицер, и прочий, кому надлежит там быть. Веселей пойдет работа и у солдат.

С Гродековым у него с самого начала сложились добрые деловые отношения. Горячий по натуре, Скобелев часто принимал решения, поддавшись своим эмоциям. Тогда вступал в роль Николай Иванович. Он вроде бы с начальником соглашался, но просил немного повременить, «чтобы обмозговать дело со всех сторон». «Подумайте», — не возражал Михаил Дмитриевич. Спустя немного времени они обсуждали дело и оно зачастую принимало совершенно иной оборот.

Неожиданно возникла новая трудность. Каким-то образом Тыкма-сардар прознал, что Скобелев намерен идти с войсками к крепости Геок-Тепе. Он не на шутку встревожился: ведь крепость была его основной базой и главным очагом сопротивления на подступах к Асхабаду. Он разослал в степь гонцов с требованием ни в коем случае не продавать русским верблюдов: «Кто нарушит приказ, тому голову с плеч!»

В отряде имелось полторы тысячи животных, но этого было недостаточно: требовалось вчетверо больше. Никакие просьбы и увещевания кочевников не помогали. «Нет верблюдов. Все ушли в степь, найдешь — твои будут», — говорили они, не желая поддаваться на уговоры. Офицеры и интенданты хватались за головы: «Что делать? Ведь сорвется экспедиция!» Вмешался Скобелев, потребовал доставить к нему старейшин племен и влиятельных казиев — священнослужителей.

На следующий день в Чикишляр прибыли главы пяти племен и два седобородых казия в белоснежных чалмах, пальцы их беспрерывно двигались, перебирая бусинки четок.

— Вы угнали в степь верблюдов, чтобы не продавать их русским, — начал без обиняков Скобелев. — Не желая на хороших условиях помочь нам, вы действуете против русского царя, который к вам весьма благоволит. Если вы желаете мира, то должны мне помочь и по своей воле пригнать животных. Иначе я вынужден буду принять жесткие меры.