Но тут прискакал вестовой: хорунжего Бакланова требуют в главную квартиру.

— Яков Петрович, — обратился долговязый Сотников. — Ежли будет момент, скажи за нас слово, чтоб и нас приписали к штурму, в эти самые… как их?..

— Застрельщики, — подсказал Матвеич.

— Сколько в твоей команде душ? — спросил его генерал, когда Яков изложил просьбу казаков.

— Двенадцать, ваше превосходительство, со мной тринадцать.

— Чертова дюжина получается. Ну, да я не суеверный. Так и быть, пойдете застрельщиками на главные ворота. Если ворветесь первыми в крепость, награжу крестом. А уж если не получится, не осуди, — развел руками генерал. — Казанский батальон пойдет за вами.

Командир батальона Казанского пехотного полка высокий статный подполковник прошел с Баклановым и Матвеичем по неширокой траншее в сторону крепости. Траншея отрыта в полный рост и тянулась ломаной линией со многими ответвлениями. В конце уходила под землю.

— Смотри и запоминай, хорунжий, что требуется от твоих казаков, — подполковник глядел в амбразуру. — Вот к этим воротам подведена мина… — Яков начал искать ее, эту мину, но подполковник объяснил: — Не увидишь ее, она под землей.

— Это триста пудов пороха?

— Они самые. Так вот. Как только скомандуют: «Застрельщики, вперед!» — так ты со своими казаками отсюда мчись прямо к воротам. Мина взорвется на полдороге к стене. Взрывом непременно сорвет створки ворот, а заодно завалит землей и ров. Не дожидаясь казанцев, вы, казаки, должны сразу в ворота! Там залегайте и палите по туркам. Дождетесь солдат, тогда уж с ними вместе и орудуйте. А потом подойдут и главные силы. Для вас, застрельщиков, главная цель — ворота. Надеюсь понял, хорунжий?

— Понял.

— Да чего уж не понять, — добавил от себя Матвеич.

У крепости гремела орудийная стрельба. Русская артиллерия забрасывала ядра через стену, поражая неприятеля в укрытии. Не оставались в долгу и турки. Они палили по засевшим в траншее солдатам, стреляли сверху из длинноствольных ружей. Порой наверху стены появлялись турки, что-то кричали, махали руками, раззадоривая солдат.

Застрельщики расположились вблизи наблюдательного пункта командира батальона Казанского полка, того самого, что днем объяснял Якову задачу. Коней казаки оставили в укрытии, захватив с собой поболее зарядов к ружьям.

— Вы, братцы, спите, набирайтесь сил, — успокаивал Матвеич Семена Прядкина, пустившегося было в долгий рассказ.

— Дай досказать сказку, Матвеич.

— Опосля штурма догутарите, — не разрешил урядник.

Пальба не прекращалась и ночью. Порой из крепости взлетали ракеты, слышались устрашающие голоса. Прижавшись друг к другу, казаки спали чутким сном.

Их разбудили, когда тьма ночи только чуть дрогнула:

— Ну-ка, застрельщики, поднимайтесь! К исходной позиции, мигом!

— На зубок бы чего положить, — высказался Семен.

— Кто ж ест перед сражением? А если в живот поранят…

Светили звезды, с Дуная тянуло сырой прохладой, ходы сообщения и траншеи были полны казанцев, ожидавших недалекого часа штурма. Пока они добрались до назначенного места, подступил рассвет. Подполковник был уже на месте и ожидал казаков.

— Ну что, хорунжий, готовы твои орлы? Задачу им разъяснил? Запомни: не мешкая, вслед за взрывом к воротам.

— Все понятно, господин подполковник.

Русские пушки ударили разом, сотнями разрывав раскололи тишину, и тотчас отозвалась выстрелами крепость.

— Вот, гляди, как с того холма взлетит красная ракета, так вступайте в дело, — предупредил их подполковник…

Ракета стремительно вырвалась ввысь, оставляя за собой огненный хвост, в небе рассыпалась на сотни ярко-огненных звездочек.

— Вперед, орлы-молодцы! За мной! — Яков первым выбрался из траншеи и бросился к крепости.

Рядом с ним бежал Семен Прядкин и еще один казак, которого прозывали Черпаком. Остальные бежали позади, растянувшись в стороны. Над головой то и дело взвизгивали пули, но его мысль была занята одним: воротами. Он смутно видел их вдали, их отделял гласис, а затем с крутыми скосами ров, который предстояло преодолеть.

Подполковник объяснял, что когда они достигнут рва, произойдет взрыв. Взорвутся триста пудов пороха, которые не только сокрушат ворота, но и вывернут во рву дальний скос, и тогда ров перестанет быть препятствием. По выброшенной взрывом земле можно будет добежать к воротам.

— Не отставай, казаки!

Яков первым достиг рва, быстро скатился в него. Остальные за ним.

«Почему же нет взрыва?..» — промелькнуло в сознании.

И в этот же самый момент земля под их ногами дрогнула, вздыбилась, неведомая сила подбросила казаков, и швырнула наземь. Что-то ударило Якова в затылок. Все перед ним закружилось, расплылось. И уже ничего не видя, он почувствовал, как на него медленно обрушивается тяжесть. Она давила на грудь, живот, сковывала ноги. Он хотел освободиться от этой тяжести и не мог. Она неумолимо давила.

Он не слышал прогремевших слева и справа взрывов, не видел, как из ворот крепости вырвались турки и с устрашающими криками бросились к полузасыпанным землей казакам. Озверевшие янычары секли ятаганами контуженных и беспомощных казаков, рубили головы, руки. Бакланова та участь миновала. Смилостивилась судьба. Подоспевшие казанцы отбросили турок назад в крепость.

Через три дня крепость пала, а еще через неделю Яков отправился в свой полк. Стояла такая же ясная солнечная погода, как и десять дней назад, когда он ехал в Браилов с друзьями-товарищами. Степь цвела, благоухала и разноголосо звенела птичьими голосами. В небесной синеве весело порхал неуемный жаворонок, он висел над одиноким всадником и с высоты лилась его звонкая песня. Она долетала до слуха казака, но в ликующем ее звоне Якову слышались пронзительный голос Семена Прядкина и глуховатый, будто простуженный — Матвеича, озорной посвист долговязого Сотникова и всех остальных его казаков, которых похоронили на браиловском кладбище в братской могиле.

Отец стоял в окружении казаков у своей штаб-квартиры. При появлении Якова разговор стих, все расступились.

— Жив? — выслушав рапорт, не очень любезно сказал отец и окинул прибывшего строгим взглядом. Он уже знал о происшедшем. Злые языки говорили, что виной гибели казаков стал хорунжий Бакланов. «Всех погубил, а сам остался целехоньким. Не иначе, как праздновал труса…»

— Жив. Контузило вот только.

— Пойдем, там обо всем доложишь.

В избе у окна сидел за столом казак-писарь и усердно скрипел пером по бумаге.

— Выйди, да дверь плотней притули, — хмуро сказал отец, и писарь не заставил долго ждать.

— А ну поворотись! — приказал отец сыну.

— Куда поворотиться? — не понял Яков.

— К окну поворотись!

И едва он повернулся к окну, как в воздухе коротко просвистело, и спину обожгло. Яков даже подскочил.

— За что, батя?

Загородив путь к двери, отец стоял с плетью в руке. Вид его не предвещал доброго.

— А за то, сукин сын, чтоб впредь умней был! — Плеть снова просвистела и обожгла щеку. — Повернись, говорю! Славы захотел, подлец! Геройство пожелал выказать!

И снова — вжик… вжик…

— Не суйся в омут в одиночку! Твори отвагу со всеми. Со товарищами-однодумцами иди в огонь. Да всегда помни о казаках, что под твоим началом ходят!..

Отец отбросил плеть, вытер пот со взмокшего лба.

— Что теперь мне отписывать отцам и матерям захороненных? Ты подумал о том?

Яков стоял с виноватым видом, перечить отцу не смел. А тот, распаленный, ходил из угла в угол комнаты, мимо застывшего сына, продолжая выговаривать:

— Впредь тебе будет наука, чтобы думал попервах не о себе, не о наградах, а о людях, под начало твое даденных. Ведь у каждого семья, детишки, жена. Теперь они остались без кормильца. Эх, ты…

И это ты прозвучало таким укором, что у Якова защемило в груди… Отец не произнес более ни слова, сел на лавку, уронив голову… Яков стоял перед ним, не смея шелохнуться.