— Ты не знал, что в туннелях распространилась душевная болезнь, порождение Бездны, — сказала Кэтти–бри, но, опять же, в голосе ее прозвучали металлические нотки. — За свою жизнь Дзирту пришлось участвовать в десятках походов, каждый из которых мог стать для него последним. Если ты желаешь предаваться чувству вины, тогда лучше подумай о тех невинных людях, которых ты…

— Довольно! — рявкнул Энтрери, но тут же взял себя в руки, прикрыл глаза и сделал примирительный жест, словно желая вернуть назад вырвавшееся в гневе слово. — Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться с тобой, совсем наоборот.

— В любом случае, у тебя не может быть никакого дела ко мне.

— Ты ошибаешься, — настаивал ассасин. — У меня есть дело к Дзирту, я обязан ему жизнью…

— И уже далеко не в первый раз, — перебила его Кэтти-бри. — Но прежде это тебя не удерживало от подлых поступков.

Энтрери ответил на эту шпильку невеселой усмешкой.

— Я не просто обязан ему жизнью, — добавил он. — Ты не можешь себе представить моих чувств и видения мира, и я не думаю, что тебя это интересует. Я хотел лишь сказать тебе: если бы я смог сделать хоть что–то, даже отдать собственную жизнь, чтобы вернуть его тебе прежним, я пошел бы на это без колебаний.

Кэтти–бри прищурилась; казалось, у нее был наготове резкий ответ, но она промолчала и просто кивнула.

— Я надеюсь, что он вернется к нам — к тебе, — закончил Энтрери. — И еще надеюсь, что вы оба найдете в жизни то, чего желаете.

Он коротко кивнул и вышел, оставив Кэтти–бри в смущении.

Она попыталась выбросить из головы мысли об этом странном разговоре. Ей хватало тревоги за Дзирта, она не могла позволить себе волноваться насчет неожиданных речей Артемиса Энтрери, и слишком большая ответственность лежала на ней в связи со строительством Главной башни тайного знания. Нельзя было отвлекаться на размышления о странном внутреннем преображении ассасина. Если она потерпит сейчас неудачу в своем деле, Гаунтлгрим погибнет, и вместе с ним погибнут многие сотни и даже тысячи его жителей.

Какое ей дело до душевных переживаний наемного убийцы?

Но Кэтти–бри обнаружила, что никак не может забыть его.

— Глазам своим не верю, — пробормотал Джарлакс, когда Ивоннель вошла в его комнату в Иллуске, где он обсуждал с Громфом и Киммуриэлем некоторые вопросы, не имевшие отношения к Главной башне.

— Ах, Джарлакс… А я думала, ты скучал по мне, — съязвила Ивоннель.

— Она просто так взяла и вошла? — удивленно спросил Киммуриэль. Бреган Д’эрт окружила древний подземный город мощной, практически неприступной магической стеной. Псионик растерялся и испугался; он был совершенно уверен в том, что Ивоннель враждебно относится к нему и может с легкостью уничтожить его на месте.

— И что, теперь прихвостни Дома Бэнр вышвырнут меня отсюда? — усмехнулась Ивоннель. — Ведь такова роль Бреган Д’эрт, не так ли? И причина, по которой Дом Бэнр защищает вас и позволяет вам пользоваться неограниченной свободой.

— Я вовсе не удивлен, — произнес Джарлакс, обращаясь к Киммуриэлю. — А может быть, мне следует сказать, что я удивлен. В кои–то веки слухи, распространяемые Домом Бэнр, оказались правдой. Я имею в виду то, что наши стражники были предупреждены о возможном госте из Дома Бэнр.

— И напрасно, — заявила Ивоннель. — Потому что я больше не имею отношения к Дому Бэнр.

Эти слова заставили мага, псионика и воина удивленно переглянуться, а потом на их лицах появилось озабоченное выражение. Ивоннель осталась довольна собой: ведь одно лишь ее появление вывело из равновесия троих могущественных мужчин.

— Мне об этом не сообщили, — весьма недовольно произнес Громф.

— А зачем кому–то сообщать тебе об этом? — язвительно спросила она. — Неужели ты до сих пор воображаешь себя архимагом Мензоберранзана? Могу тебе напомнить, что Тсабрак Ксорларрин вполне освоился на этом посту — тем более сейчас, когда Зирит снова стала членом Правящего Совета в качестве Матери Дома До’Урден. И этот Дом скоро снова получит подобающее ему имя. Зачем Верховной Матери Бэнр сообщать тебе о том, чего тебе знать не нужно? И вообще, любое напоминание о тебе вселяет в нее тревогу за собственное весьма непрочное положение в городе.

— В таком случае она дурочка, — заявил Громф.

— Это нам давно известно, — сказала Ивоннель.

— Итак, мне говорили, что ты ушла, и ты действительно ушла, — перебил их Джарлакс. — А теперь ты появилась здесь. Для этого есть какая–то особая причина?

— Тебе неприятно мое присутствие, дядя?

— Хочешь услышать откровенный ответ? Да.

Молодая женщина рассмеялась.

— Превосходно. Это помешает тебе проявлять излишнее самодовольство. Так будет лучше и для тебя, и для меня.

— Ты не ответила на мой вопрос, — произнес Джарлакс.

— Я здесь потому, что мне любопытно.

— Что именно вызывает у тебя любопытство?

— Все это, — произнесла Ивоннель, бросив взгляд на растущую башню. — Я, разумеется, наблюдала за вами из Дома Бэнр, и я поражена красотой этого здания.

— Если у Мензоберранзана имеются намерения захватить башню или Лускан, я должен предупредить тебя, что это приведет к настоящей войне.

— Это угроза?

— Всего лишь правда, — ответил Джарлакс. — Король Бренор…

— Ты называешь этого дворфа королем! — насмешливо перебила его Ивоннель.

— Бренор, — повторил Джарлакс, — не против того, что Лускан находится под моим контролем, а башня — под контролем Громфа. Таковы условия сделки, на которые согласились наши стороны. Но если Мензоберранзан попытается при помощи оружия захватить город, все дворфы Делзуна пойдут против вас, и, скорее всего, на их стороне будут воевать и лорды Глубоководья.

— Почему ты говоришь «против вас»? — с невинным видом спросила Ивоннель. — Разве я не сообщила тебе только что о том, что я покинула Дом Бэнр и, таким образом, Мензоберранзан? Возможно, навсегда. Меня больше интересует то, что ты со своей веселой бандой отступников делаешь здесь. Мой дорогой дядя, неужели ты прогонишь меня прочь?

Джарлакс взглянул на своих собеседников и заметил на их лицах явные признаки тревоги.

— Иерархия, установленная здесь, придется тебе не по душе, — пробурчал Громф.

— Сразу же забудь о том, чтобы занять мое место: я не уступлю его, и Киммуриэль тоже, — сказал Джарлакс.

— Я ни о чем таком не прошу, — усмехнулась Ивоннель. — Я гостья в вашем доме, и я готова учиться.

— У тебя в голове больше знаний, чем у нас троих, вместе взятых, — заметил Громф, который, казалось, разозлился не на шутку.

Ивоннель пожала плечами.

— Да, в моих воспоминаниях хранятся сведения о многих вещах. Но также есть многое, чего я не знаю и хочу узнать. — Она замолчала, придала лицу игривое выражение и уставилась на Джарлакса. — И, возможно, многое такое, чему я могу научить вас.

Наемник окинул ее немигающим взглядом.

— Ты пережил свое путешествие по Подземью без неприятных последствий? — обратилась она к Джарлаксу.

— Да, — кивнул тот, — насколько я понимаю, мое здоровье, в том числе и душевное, не пострадало.

— Чего нельзя сказать о Дзирте, который… пострадал.

Лицо Джарлакса окаменело.

— Мне хотелось бы увидеть его, — сказала Ивоннель.

— Его здесь нет.

Молодая женщина нахмурилась.

Мне хотелось бы увидеть его, — повторила она.

— Это невозможно.

Она хотела что–то ответить, но Джарлакс, казалось, снова обрел уверенность в себе и тряхнул головой, отметая ее возражения.

— Дзирт находится в месте, куда никто не может попасть.

— В плену своего безумия.

— Допустим, но он и в буквальном смысле далеко отсюда. Так и должно быть.

Ивоннель потребовалось довольно долгое время, чтобы справиться с разочарованием, и она удивилась, сообразив, насколько сильно расстроило ее сообщение дяди.

— Вы исцелили его? — спросила она.

— Мы не можем этого сделать, — ответил Киммуриэль, потом добавил: — И ты тоже.