Наверное, речь шла об атрибуте буйных одержимых.

— Эх, кому — то тросточка как в горле косточка, — прошептала я и вздрогнула, услышав:

— Допросить? Нет. Я сам. И посмотрю, и допрошу, — он ещё раз прикоснулся к капле, почти по — дружески погладил меня по плечу и с сожалением заметил: — Вас уже хватились. Желаете вернуться, или?..

Отказу Урген Врадор был удивлен куда меньше, чем предлогу. И сдается мне, в гонке за внимание, тесто его еще не обставляло. Воспоминание о том, что в Бурфо меня ждет дрожжевая заготовка для пирожков и разборки со слизнями из-за корзинки, затмили переживания последних часов. Я вцепилась в главу отдела стражей как чесоточный клещ и потребовала поспешить.

И не зря я так торопилась, меня ждали! Наконец — то в доме, что стал моим пристанищем, ждали не моих рук, услуг, мозгов, а меня, о чем задохлик заявил, не таясь:

— Врадор, чтоб вас черти пожрали вместе с вашим допросом! Я не могу оставаться в поместье и тратить на вас бесценные минуты… Ося пропала! Мне плевать на протокол и дело об исчезновении одержимых мастеров, я ухожу.

— Куда? — невозмутимо поинтересовался мой провожатый.

— На поиски!

Регген, с трудом стоящий на ногах посреди груды сваленного на пол оружия, сорвал со стены очередной образец своего мастерства. Взвел курок, выстрелил в сторону печи сгустком зеленого огня и с досадой проследил за полетом магического разряда.

— Прицел сбит, но для ускорения переговоров сойдет, — процедил он мрачно, закинул ружье на плечо. И нет, чтоб в подвал спуститься и слизням учинить разбор или паукам разнос устроить, граф на глазах изумленной публики попытался открыть портал. То бишь знакомой мне волной повел перед собой ладонью, соединил пальцы для щелчка…

— Совсем сдурели?! Вы же строить их не умеете… — напомнила я, и на удивление была услышана.

— Ося?! — Регген и обернулся, мутным взглядом выискивая меня.

— Осока, — укорил Врадор. Видимо, сам он желал убедиться в «неспособностях» графа, а я помешала.

— Это кто сказал? — удивились присутствующие здесь же стражи и взвели арбалеты.

— Я, — ответила я и оказалась в крепких объятиях некрепко стоящего на ногах задохлика. Учуял он, что ли?

— Жива! — воскликнул маг и поцеловал меня куда пришлось. Пришлось в ухо, со смачным чмоком и не менее громким: «Больше ни капли коньяка!».

— Жмотина, — веско припечатала я и поспешно объяснила, как я волею пауков и слизней оказалась за пределами поместья. От легенды для Врадора не отошла, а потому получила весьма удивленный, а затем уже и понимающий взгляд графа-оружейника. Правильнее сказать, получила бы, будь видна, а так он смотрел на мое ухо, а не в глаза, и мысленно что — то прикидывал.

Недолгую тишину разорвал голос главы контроля.

— Итак, Регген, надеюсь, теперь вы согласны пройти допрос?

— Всецело, — ответил тот, обнял меня сильнее и заявил: — Завтра. При моем адвокате, лечащем враче и кураторе.

— Хорошо, — с усмешкой согласился самый главный страж. — Завтра в десять здесь.

Через минуту поместье опустело, остались только мы, оружие, сваленное в кучу, и мокрые следы.

— Ушли? — граф-задохлик ослабил хват.

— Да.

— Вот и славно, — заметил он и кулем свалился к моим ногам.

— Регген? — позвала я несчастного, а в ответ услышала уже знакомое «у-у-у!».

Н-да, тоже мне спаситель выискался!

В беспамятстве одержимый маг провалялся до поздней ночи, щенок все это время пролежал подле меня, не требуя ни воды, ни еды. Тесто, минуя стол, устроило побег на пол, и было безвозвратно испорчено, как и настрой провести вразумительную беседу с обнаглевшими слизнями. Территорией подвала они себя уже не ограничивали, поэтому в кузне на полу было целых три блестящих дорожки и два знакомых укуса на столе. Уж этот — то отпечаток зубов я никогда не забуду, бедная моя корзинка.

В Ллосе плетенка испокон веков является атрибутом домовитости. Заводишь ли ты новое хозяйство, берешь ли на себя старое — корзинка при хозяйке должна быть. Как ключи у ключницы, булавки у швеи, красная трость у буйного одержимого. Женская рать моей семьи почитала корзинки из ивовых прутьев, белых и тонких, я же, гномка, всегда любила виноградную лозу, за что корзинка моя не раз была бита… То отцу попала под сапог, то мужу в руки, а после вовсе сгинула у свекрови в печи. И вот только жизнь новая началась, а на корзинку мою уже покусились. Обидно!

Еще обиднее, что Регген спит, а я глаз сомкнуть не могу, все мерещится, что кто-то за мной наблюдает. Оттого и сижу уже не первый час над списком дел, бездумно на него взираю, думаю, взять ли в руки кочергу для успокоения.

И тут вопрос, как гром среди ясного неба:

— Отчего вздыхаем?

Я вздрогнула, подняла глаза, а это Урген Врадор в накинутом на голые плечи мундире и пижамных штанах, заправленных в сапоги. Стоит, понимаешь ли, улыбается.

— Вы что тут забыли?

— Вас забыл.

— С чего вдруг? Опять предложите сменить работу?

— Не совсем… Видите ли, Ося, если Реггена мы согласны допросить с утра, то вас сейчас.

Я покосилась в сторону окна, где отражалось «мое» пустое кресло, и мысленно возмутилась. Это где и как он меня допрашивать намерен? И главное, почему?

— Мы открыли саркофаг! — огорошил меня глава отдела.

А о саркофаге — то я забыла, едва в кузню вернулась, теперь не знала, что сказать. Ρешила спросить:

— И?

— Вы говорили, там исключительно ваши вещи, так?

Говорила, искренне надеясь, что похитители свое имущество клеймом не пометили, гравировкой не подписали. В ответ я вначале кивнула, а вспомнив о невидимости, подтвердила вслух:

— Да, так.

— Но там кандалы!

Не поспоришь, если граф-задохлик тут, то там лишь пустые оковы. Придется снова спросить:

— А… да, точно… они самые. И?

— И вы хотите сказать, что это все ваши вещи? — прищурился пытливо. Χоть и смотрит куда — то сквозь меня, а все равно от страха дурно стало. Так что мое тихое «да» прозвучало жалко. — Но на них нет вашего отпечатка! — припечатал самый главный страж.

Мгновение ужаса и вдруг озарение:

— Конечно, нет, они ж для Реггена сделаны! Мои — то вещи в «Старом Фениксе» сгорели…

И хоть сказала истинную правду, она не пришлась стражу по душе. Врадор нахмурился сильней, вдел руки в рукава мундира, застегнулся и спросил:

— А кандалы у вас откуда?

— А их мне выдал граф… перед самым заселением, — нашлась я с ответом.

— Зачем?

— Да на случай озверения! — Я отложила список и поднялась из кресла, временно дезориентировав визитера не только своим местоположением, но и вопросом: — И не могли бы вы объяснить, уважаемый Урген Врадор, с чего вдруг саркофаг остался в вашем кабинете? Зачем вы его открыли? Да и как смогли? Я ж собственными глазами видела, как… пауки его запечатали.

— Хм, — выдал глава контроля, потер колючий подбородок и усмехнулся, отступив: — Вижу, вы взволнованы… Что ж, на сегодня достаточно, продолжим завтра. Доброй ночи.

Он исчез так же неожиданно, как и появился. Вот он был, вот его и нет.

— Да уж, время позднее, день тяжелый, допрос безрезультатный… Доброй? Ага. Еще бы знать, совсем ушел или прячется в углу, — пробурчала я и вздрогнула услышав:

— Ушел. Совсем. Давай ложиться спать.

— Регген, ну наконец — то, — потирая руки, приблизилась к столу и тюфяку под ним, — сейчас вы мне за все ответите!

— Утром, — маг накрылся одеялом и повернулся на другой бок. Почти сразу же рядом со мной объявился щенок.

— Ты смотри, не успел очнуться, а уже раскомандовался! Ладно уж, подождем до утра, — я погладила печально вздохнувшего кроху. — К слову, лобастый, давай снимем с меня маскировку? А то ни причесаться, ни умыться толком.

По мнению графа-задохлика, утро наступило в начале четвертого ночи, когда даже петухи помалкивают, чтоб раньше времени в суп не угодить.