Поели в тишине. Затем в той же неуловимо уютной тишине убрали со стола и взялись за тесто. Вернее, Регген взялся сам. Он непреклонно выставил меня за пределы ĸухонной зоны, уĸазал на тюфяк и приготовил опару под моим неусыпным контролем. А контролировать там было что. Граф, чтоб ему было хорошо, рецепт забывал. Ибо ĸаждые пять минут отвлекался, рассчитывая, как улучшить и усĸорить процесс готовĸи. То сĸовороду вознамерился сделать в четыре раза больше, то мисĸу для замеса теста пожелал углубить.

— Ρегген, оставьте это гиблое дело! — вспылила я, ĸогда он взялся за долото и лист металла.

— Но почему?

— Потому что в емĸости с большим объемом вы не вымесите тесто как надо, у вас не хватит сил. А что до сковородĸи… на ней капуста частично сгорит, частично сырой останется.

— Это не проблема, — отмахнулся любитель-улучшатель, — я что-нибудь придумаю!

А во взгляде обида на то, что я не поверила в него.

— Хорошо, — давлю в себе негодующий рык и примирительно предлагаю: — Но только после того, как мы пожарим пирожки.

— Ладно! — Регген решительно вернулся к столу и тут же сник. — Так их еще лепить?..

— Ага, сразу после того, как сделаете вторую порцию теста и начинки. — Он поднял очумелый взгляд на меня и судорожно сглотнул. Мага стало жалко. — Я вам с ними помогу.

— Поможешь в лепке, — сказал как отрезал. — А пока, может, поделишься историей о вашем женском рабстве?

— Да оно у нас, как и везде, абсолютно обычное. Нет права голоса, нет права слова и права на имущество тоже нет. Не говоря уже об авторских правах и свободе передвижения.

— А подробнее? — не отстал граф-задохлик. — Расскажи на примере… на своем.

— Только если вы опять ничего не пересолите.

— Ося, — протянул он с укоризной, и я сдалась. Обняла подушку, подтянула колени к груди. Вздохнула.

— Началось все как обычно. Я родилась.

— И?

— И отец сразу сказал, что пойду я по его стопам, стану плотником. Так уж у нас повелось, глава семьи выбирает дочерям имя, дорогу и мужа. С сыновьями проще, им только имя, нам же даже детские игры… Так что… с пяти лет я уже сидела в плотницкой, выявляла дефекты в древесине, — протяжно вздохнула. — К десяти годам стала мастером по подбору паркетных дощечек, а в пятнадцать научилась их настилать в одно идеально гладкое полотно.

— Отец тобою гордился, — предположил обеленный мукою маг.

— Гордился. Недолго. Ибо пришло время меня отдавать.

— Куда?

— А как всех, в невесты. У нас в Ллосе невестят в пятнадцать, а в дом мужа отправляют после подписания договора о переходе, сбора приданного, подготовки невесты к статусу жены. У всех на эту подготовку уходило не больше года, у меня целых три, — призналась с гордым торжеством.

— Пряталась от женихов? — желтый взгляд сверкнул усмешкой.

— Нет. Договорилась со сватьей.

— Как у тебя это получилось? — задохлик перестал муку с опарой смешивать, видимо, вспомнил о бабульке, от которой убегал, унося меня на руках.

— Да проще не бывает. Я пригрозила бабке смертью. Она возьми и помри… через три года вместо оговоренных пяти. Прибыла новая сватья, а с ней общий язык я как ни старалась, не нашла, — вспомнила, вздохнула. — Правду сказать, за эти три года я много что успела. Наладить свое первое тайное дело, найти покупателей, накопить небольшой капитал и рассориться с родителем в пух и прах. Он считает, как и считал, что пол класть — угодное дело, а шкатулки инкрустировать — это грех. Ибо ночью нужно спать, а не пазлы из опилок собирать.

— Ты работала по ночам? — удивился маг.

— Приходилось, — я посмотрела на него с улыбкой. — У родителей дома особой свободы нет. Работаешь на благо семьи в строго указанном направлении. О собственном деле не помышляешь, да и не можешь. Ибо вначале докажи, что оно доходно, а затем уже переходи. Но когда ты целый день проводишь на вотчине отца…

— Сил на что-то другое не остается, — меня поняли с полуслова и приободрили: — Но ты нашла!

— Длилось это недостаточно долго, чтоб прибыльность доказать. Вначале отец поймал меня за работой и устроил скандал, затем скончалась сватья, а после… нежеланный муж и новый дом. Благоверный мой, чтоб ему икалось на том свете, не пил, не курил, в карты не играл, девок в дом не водил, так как скрягой был страшным. Что бы он ни купил, все вскоре ломалось, а что ломалось — не чинилось, складывалось у стены под чудное «Не нужно мастера, я сам». Но сам он ничего не трогал, а то, что трогал, попросту доламывал.

— И как вы жили?

— Хуже, чем сейчас, — кивок на кузню. — Я терпела неделю, я терпела вторую, а потом взялась за новое дело.

— Ты бросила шкатулки?

— Ну, если денег на материалы не дают, место под мастерскую не выделяют и помощь не оказывают, иного выхода нет. Остается зарабатывать телом.

— Что? Телом? — лицо Ρеггена приобрело сероватый оттенок. Он и ранее был не особо румяным, но пока месил, вроде как ожил.

— Но мозгами ж нельзя. Муж должен быть умнее жены раза в два, а то и в три, — изрекла я патетично и с улыбкой поведала: — Вот поэтому я и взялась за стариков. — Мага всего аж перекривило. Дрогнул он, дрогнуло тесто и стол. — В первое время ходила по домам и работала как умела. А потом уже с опытом и парой толковых книг, я начала свое дело.

— Это что ж за книги такие? С развратными картинками?

— Скорее, с отвратными. С людьми в разрезе, — скривилась я и пояснила на ошалелый желтый взгляд: — Как мышцы крепятся к костям, как устроена кожа, где сухожилия проходят…

— Погоди. Так ты стариков оперировала?

— Массажировала! — вскинулась я. И Регген, не снимая с рук налипшее тесто, прошел через кузню и сел на кресло. — Скажете тоже, кто ж мне доверит вскрытие тел, да без образования? Никто. А вот разминанием заниматься куда как проще. Поначалу я ходила по домам, затем у местной знахарки сняла комнатушку, завела прием по записи. Тут уже из местных деревень люди потянулись, а потом из городов. Пришлось взять на обучение помощниц и еще одну комнатушку в аренду, а затем… мой муж умер.

— Он на чем-то сэкономил?

— Наоборот, попытался разжиться на жене — полез в мой кошель. Не будь он скрягой, все бы закончилось предупредительным ударом, а так как на брачных браслетах Рябой сэкономил, то получил от кошеля полноценный магический разряд. Затем второй… третий… Догнало его, когда пятый по счету медвежатник отказался вскрыть мой золотой запас. Объясняя это тем, что жить хочет долго и счастливо, и никак иначе. Муж не внял, в последний раз схватился за завязки… Вот так и скончался один из самых богатых людей округи, что считал каждую медяшку, жил в хлеву, но ел как не в себя.

— А дальше что? — спросил граф-задохлик через долгую минуту моего молчания.

— А дальше, как требует того обычай, погребение, поминки и дележ имущества. Кошель мне вернул медвежатник, он же засвидетельствовал, что Рябой подавился мясом, а никак не антиворовским разрядом. После повторно пришел и сказал, что брат его зашлет сватов, как только закончится траур. Это чтоб хваткая гномка зря не пропадала.

— Сдается мне, не он один так решил, — хмыкнул маг, возвращаясь к тесту. — Женихов было много?

Шестьдесят претендентов за почти пять лет вдовства. Но вслух я сказала иное:

— Достаточно, чтоб свекровь учуяла наживу и сунула нос в мои дела.

— Жаль, не в кошель, — буркнул граф-задохлик.

— И то верно. Ведь, пока я Рябая, я работаю на Рябых. Дело пришлось отдать и уйти в отчий дом, а оттуда в столицу, — я улыбнулась, вспоминая. — После отъема массажных комнат число женихов поубавилось, но не их желание наживы. Пришлось палицей отбиваться. Тут еще отец чуть не подрядил меня стелить полы…

— А там, глядишь, опять бы выдал замуж, — буркнул маг.

— Ну да. И как можно скорее, куда ж бабе без мужика! — выдохнула я всем известную присказку и пытливо прищурилась: — А что, в столице знают о наших обычаях?

— Я пошутил! Дурная шутка получилась, — он с ожесточением шмякнул тесто на стол и с удвоенным рвением взялся его вымешивать. — Свекровь, значит, отняла… а муж — скотина… и медвежатник этот. Упыри похуже вампиров!