Любо-дорого смотреть на обозленного Реггена. Глаза горят огнем, щеки пылают румянцем, волосы заплетены в колосок, и только одна прядка на лоб ниспадает. Плечи напряжены, жилы на руках вздуты, и весь такой грозный, словно не тестом занят, а врагом. Он долго месил, самозабвенно даже. И только я предложила прерваться на отдых, как вдруг граф-задохлик застыл.

— Ося, но ты же все ещё Рябая. У тебя и анкета была на это имя.

— И что с того? — я взбила подушку и вновь ее обняла.

— Но как же?! Ведь если свекровь тебя найдет, она отберет твое пирожковое дело.

— Какое дело? — коварно улыбнулась. — У меня нет ничего. Пусть ищут хоть всем Рябым родом.

— Но…

— Судите сами, нет ни лицензии на торговлю, ни разрешения на производство, ни собственного жилья, — перечислила, загибая пальчики, и по секрету сообщила: — И даже капусту выращиваю не я. А если уж свекрови захочется хлебнуть моего, то я ее в подвал под лестницу заселю или в «Старом фениксе».

Регген крепко задумался, а после предложил:

— А просто поменять фамилию ты не можешь?

И на меня не смотрит, возможно, и не дышит в ожидании ответа. Уж не свою ли фамилию он хочет предложить. С одной стороны, я под постоянной защитой его одержимости, с другой — на постоянном контроле стражей. Тут еще стоит учесть, что задохлик деньги спускает на ветер и ест как проглот. И что сказать, чтоб не обидеть?

— Я подумаю, — сказала тихо. — Лет через пять.

— То есть ты только думать начнешь лет через пять, — уловил суть удивленный Ρегген.

— Да.

И он замолчал на весь день и даже на следующее утро. Сам натер капусту, сам поджарил начинку. С лепкой я пыталась помочь, точно зная, что дело это муторное для мужика. Но маг удивил. Он не только не бросил производство, он еще и меня отстранил. Пирожки пожарил, затем разложил по сверткам, наполнил ими обе корзинки и отнес их в ВАМ. И это цены не узнав, меня не разбудив, не выстелив скатерками дно корзинок и обеда не дождавшись!

Очнулась я, когда портал с тихим звоном закрылся, и так разозлилась, что даже встала с тюфяка. И вот, только распрямилась, только голову подняла, и чуть не села от безумного взгляда вернувшегося графа.

— Что случилось? — еще не забыв про пирожки, я очень удивилась его взвинченному виду. Глаза тусклые больные, волосы дыбом и руки дрожат! — Регген, что?..

— Ничего, — выдавил он хрипло.

Рывком сбросил плащ, разулся и помчался умываться в закуток. Включил ледяную воду и, опустив голову под струю, простоял так добрых пять минут. Выключил, уставился в зеркало с сотней трещин на серебряном покрытии. Смотрел на свое отражение, но видел что-то другое, пугающее.

— Регге-е-ен?

— Ос-ся, не лезь, — буркнул он, выбивая себе еще пару-тройку минут.

— И все же, — не сдержалась и, прошагав-прошатавшись до закутка, дернула задохлика за пиджак. — Вардо… слышите?

— Чего тебе?! — взвыл несчастный.

— Где пирожки?

— У Бури, — моргнул, развернулся и вышел со словами: — Я ухожу. До вечера. Никуда не сбегай, никому не открывай.

Обулся, схватил трость, плащ и вышел… через входную дверь. В Бурфо.

Святые угодники. Это его что, на прогулку потянуло? Или вообще на волю? Неужели рычит из-за ожидания сроком в пять лет? Да вроде нет, тогда его снедала досада, а теперь вот злость. Знать бы, на что и что такого страшного случилось в академии.

Видимо, не я одна волновалась за графа-задохлика, ибо все обитатели поместья нет-нет да заглядывали в приоткрытую дверь кузни. Вначале редко, а ближе к обеду все чаще и чаще. Пока в один прекрасный момент вязкая тишина ожидания не прервалась звоном портала.

— Наконец-то, вернулся! — обрадовалась я, увеличив капелюшку до размеров двери. — Ну, задохлик, сейчас я тебя… — слова угрозы растаяли, стоило мне увидеть белый мундир и синие глаза ледяного демона.

— Это вы меня так нежно? — удивился Буря, внося в кузню пустые корзинки и наплечную сумку. — И это после всего, что я сделал?

— А что вы сделали? — с подозрением заглянула в корзинки.

— Я все продал и взял заказ на завтра. Вот это от студентов, а это от моего отряда, — из наплечной сумки на стол перекочевали мешочек с медяшками и два списка. В первом было много фамилий и всего пятьдесят десятков товарных единиц, во втором пометка «Для ледяных» и количество пирожков, которые Регген вчера налепил.

— Полторы тысячи, — произнесла, не веря от радости и вместе с тем цепенея от страха. Если граф не вернется, я ничего сделать не успею!

— Да. Заберу завтра в то же время, — обрадовал демон и ушел порталом.

И я бы радовалась увеличению покупателей, я бы раньше от этого сияла, прыгала, летала. Но вот сейчас, всего лишь представив масштаб работ, малый срок и мизерность собственных сил, я с трудом удержалась от стона. И точно застонала бы, не раздайся в коридоре шаги.

Регген!

Вернулся с прогулки и теперь что-то упорно за собой тащил. Показалось, что это какой-нибудь кабан или косуля, нечаянно заглянувшая в Бурфо. Я даже представила, как студенты ВАМа обрадуются мясу в пирожках. И тут бесценная туша издала металлический лязг, а затем еще и протяжный «бдзынь» при столкновении со стеной.

— Это еще что?! — я уперла руки в боки и преградила собой вход в кузню. — Регген, если это новый хлам, то тащите его обратно.

— Это чан для замеса, — ответил маг, аккуратно отстранил меня и уверенно продолжил тянуть за собой большую чашку на ножках, с лопастями внутри и странным механизмом снаружи.

— Что-что? В смысле, для замеса?

— Я… Ося, я не знал чем отвлечь себя от тяжелых дум, пока не вспомнил о том, как работал с тестом.

— А ведь точно, — я улыбнулась, — замес умиротворяет.

— Он убивает, — не согласился задохлик. Сбросил плащ, пригладил волосы и заявил: — Так что месить мы больше не будем. Этим займется чан.

— Бездушная машина?!

— Дай ему имя, будет с душой, — не понял моего возмущения изобретатель и примирительно добавил: — Ося, если тесту необходимо прикосновение человеческих рук, оно их получит во время лепки и просева муки. А теперь скажи мне, Буря приходил?

Вот так он тему и перевел. Выслушал мой отчет и заявил, что больше времени терять не будет. Закинул в рот пару лепешек, что остались с вечера, и взялся за опару, за просев муки, за установку чана и нарезку капусты. Крутился словно ужаленный, а может, так и было. И ужалило его в ВАМе.

— Регген, а что утром случилось?

— Ничего.

Ответил он вроде бы спокойно, но вот капусту шинковать стал вдвое быстрей.

— Так уж и ничего? — не сдержала я сомнений, а он не посчитал нужным их развеять. Но медяшки уже пересчитаны, трещинки на крышке стола пересмотрены, оба бока отлежаны. Словом, отдыхать на тюфяке мне надоело до зубного скрежета, ибо вставать маг запретил. Вот пусть теперь расплачивается разговором. — А ведь вы впервые со дня озверения взялись мастерить. И что так смотрите? — насторожилась, едва он поднял взгляд. — Сами говорили, что если в работе что-то шло не так, вы злились, зверели, пугали всех и вся.

— И портил образцы… Ты помнишь, что я говорил? — произнес он изумленно.

— Конечно, — улыбнулась. — Мне с вами еще год рядом жить.

Посветлевший лицом маг вновь нахмурился, назвал меня Злосей, продолжил споро шинковать. Молчал он, пока не сделал зажарку, не влил в чан опару, не насыпал в него муки. Постоял, сложив руки в молитвенном жесте, затем опустил в механизм кристалл и замер. Напряжение, разлившееся в кузне, не заметить я не могла. Выбралась из-под стола, доковыляла до мага.

— Что не так? — в ответ тишина. — Что случилось, Регген?

— Ничего, — он помолчал еще немного. — Просто опасаюсь. Все же образец испытательный.

— Испытательный… — я посмотрела на опару и последнюю муку, что отправилась в чан. Сверилась с поздним временем и до скрипа сжала зубы. Если этот образчик все испортит, пирожков к утру нам не видать. — Р-р-регген, — начала я в надежде уберечь тесто от маговской ошибки, — Ва-а-ар-р-рдо, а давайте лучше ручками, да? А испытания как-нибудь потом.