— Да уж, действительно? — процедил злющий маг.

— Дохлый! — радостно начал Резак, и куда более мирно добавил: — На вид дохлый.

И правильно, что ещё он мог сказать, если Регген до сих пор легко удерживал его на весу. К такому кто угодно проникнется уважением. Кто угодно, но не младший Степной, потянувшийся проверить наличие уз между мной и графом. Понятное дело, ничего на маговском предплечье не нашел, и вспылил:

— А где его брачный браслет? По традициям народа предгорья, вы должны были…

— Ллось лежит среди холмов, — напомнилл Регген и вернулся к первоначальной теме. — А теперь отпусти Осю.

— Но дальше-то горы, — воспротивился Ρезак. — И если нет браслетов, то любые притязания на Осю вне закона.

— Да неужели?!

Подавшись вперед, граф-оружейник увеличился в плечах, стал выше и мощней, оскалился. Ох, зря он это сделал у брата та же привычка, что и у меня. Чуть что — стучать по звериным мордам. Вот и сейчас младший Степной порыва не удержал, отпустил меня и таки врезал. Раздался хруст, а за ним и вопль на высокой ноте:

— Да иди ж ты! Ося, неужели он оборотник? — потрясая рукой, воскликнул Резак.

— Одер-ржимый… — Регген аккуратно задвинул меня за себя.

— Чего? Вот это вот, здохлик-задохлик?! — не обращая внимания на тихий рык, брат ехидно улыбнулся: — Да быть не может!

— Дурень! Следи за словами, — оборвал его Дро. Полугному все еще хотелось продать нам пять мешков муки и бесплатно починить подъемник. — Это сам Вардо Регген!

И вот что интересно, мы имени мага не называли, а выходит, его в лицо узнали, и не только староста деревни.

— Неужели тот самый граф, который оружейник?! — подошедший к нам старший Степной хлопнул Реггена по спине и протянул ему руку. — Будем знакомы!

Через три часа и тридцать три напутствия как держать в строгости одну непутевую гномку, мы наконец-то вернулись в Бурфо. Пьяный маг легко тянул нагруженную мешками тележку, я же еле-еле тянула собственные ноги и думала о несправедливости бытия. А ведь поначалу все шло хорошо! Ρегген медленно отпустил Резака, плавно и хищно обернулся к моему отцу. Оскалился пуще прежнего и, схватив его за барки, высказал все, что думает о наших застарелых традициях и рабских законах. Долго говорил, обстоятельно, аргументировано. Так, что Дро и Резак со всем согласились. Отец выслушал отповедь глазом не моргнув. Затем широко улыбнулся, сказал, что из мага выйдет защитник что надо, и потащил оного в шатер. Вот тут-то и началось все плохое…

Регген, еще недавно бывший на диете, ел и пил наравне с будущим тестем, а в том, что эта будущность наступит очень скоро, старший Степной был твердо уверен. Поэтому наливал он много и говорил-говорил-говорил. О том, какая я бесценная: работящая, стойкая, не пугливая, экономная, хозяйственная, и самое главное — неговорливая. И опять отец, хваля, «отдавал» товар в чужие руки, совсем не зная, откуда эти руки растут. Или не желая знать. Ведь замужество превыше всего! И на этом фоне ни мука по две серебрушки и семьдесят пять медяшек за мешок, ни договоренность об оптовых закупках меня уже не радовали.

— Н-не вздыхай ты так… Йик! Все хо-хорошо, — решил приободрить меня граф-оружейник. Тележку в угол задвинул, приосанился. — Мы муку вон… взяли? Взяли! Подъемник исправили? Исправили! И те-теперь будем у сестры старосты закупа… Йик! Закупа-ться по це-цене ниже рыночной. Ну, Ося, не гру-у-сти.

— Да я не поэтому… — Сорвав с себя пальто и перчатки, отбросила их на кресло. — Из-за отца.

— А что с ним? — не понял Регген. — Хороший мужик, тобой очень го-гордится.

— И поэтому старательно сватал меня за мага, не спросив того ни чем на жизнь зарабатывает, ни где живет?! — возмутилась я, указав на кузню да и поместье в общем.

— Так это ему знать не… Йик! Не нужно. Он говорит, главное, чтоб человек был хорошим, а что до быта, так Ося сама его наладит и все, ч-что надо в порядок при-и-ведет.

— Так и сказал?

— Не просто сказал, похвастал! Что ты вопреки всему… три дела на ноги подняла. Шкатулки… массажные комнаты и-и-и что-то там еще.

— Грибы, — невесело усмехнулась я и моргнула пару раз, чтоб интерьер перестал расплываться. А я и не знала, что отец горд за меня. — Это еще до брачных клятв было. У Рябого помимо комнат со старьем, ожидавшим ремонта, сараи во дворе стояли, доверху забитые опилками и трухой — самое то для грибов. Но… стоило купить лицензию и получить первые плоды, муж сказал, что от спор трудно дышать, и все запретил.

— Он споры из двора унюхал? — удивился граф-оружейник, подхватил один из мешков и отправился к чану.

— Из дома. Им странным образом удалось пробиться сквозь обитавшую там пыль, грязь и… Просеять не забудьте! — рыкнула, когда он попытался вот так, из мешка муку засыпать в чашу.

— Так она мелкого помола и дво-двойного просева, — начал Регген.

— Иными словами, в последний раз просевали ее осенью или того хуже, летом.

Нехотя он повиновался. Сбросил пальто и пиджак, взял сито и словно между делом заметил:

— Ох, чувствую, скоро от муки будет нечем дышать. Йик!

От такого заявления я разом забыла про отца и его продающие речи. Подбоченилась, прищурилась, протянула с укором:

— Это вы мне Ρябого решили напомнить? Или повторить его опыт? Зря, очень зря. Он был плохим, но вы же хо-ро-ший.

— То есть… йик, я для тебя хороший? — вскинулся маг.

— Конечно! Кто, как не вы сейчас замесит тесто, натрет и обжарит капусту, налепит со мной пирожков?!

— И это все мои заслуги?! — не преминул он возмутиться, отложить сито и мешок, дабы воззриться на меня со всей своей пьяной строгостью.

— Хм! — я изобразила задумчивость. — А расскажите, что с вами в академии произошло, и станете очень хорошим.

И вроде бы простая просьба, но маг вдруг дернулся как от пощечины и стремительно протрезвел.

— Нет, — отрезал он. Сглотнул, подумав о чем-то неприятном, и решительно взялся за работу.

Мука стояла столбом, капуста летела в разные стороны, опара пенилась, разогретое масло шкварчало, я дальновидно помалкивала, лишь изредка поправляя действия Реггена. Слава угодникам, в этот раз он с солью и перцем не переборщил и хорошенько протушил начинку. Пирожки лепили в угрюмой тишине, а вот жарили в напряженном молчании до двух часов ночи. Задохлик хмурился, жевал губы, что-то бурчал себе под нос, скрипел зубами и вздыхал то со стоном на губах, то с проклятьем.

И вот, взирая на его мучения, я тихо предложила:

— Вардо, а давайте завтра я сама пирожки отнесу и передам их Буре.

— Одну не пущу, — ответил он, выплыв из тяжелых дум и вновь в них погрузившись. Сложил свертки в корзинки. Накрыл их скатерками, аккуратно на тележку водрузил и вздохнул: — А лучше оставайся дома, мне спокойнее будет.

— Да? В таком случае, чтоб вам совсем спокойно было, оставайтесь со мной.

— Ося…

— Злося, — решительно вытерла руки и отправилась спать, — обсуждение закрыто.

После всех волнений, метаний и обсуждений, которые маг таки старался открыть, спали мы как убитые, не услышав очередного нашествия слизней и первого пришествия пауков. Так что поутру кузня блестела не только морозными окнами, но еще и скользкими дорожками и свисающими с потолка паутинами. Красиво. Если не думать кто и как это сделал, то очень красиво, но вот если присмотреться… То на полу слизни вывели троекратный знак напоминания, центром которого стал стол с тюфяком, а пауки изобразили знак устрашения.

— Не понял. Это что за напасть? — удивился маг, поднимаясь.

— В этот раз исключительно ваша, — сообщила с зевком и напомнила: — Я мыла вчера.

— Да я не об этом! А о том, что они перешли все границы дозволенного.

— Только сейчас или в первый раз тоже? Или все дело в том, что они слишком близко подобрались к тюфяку?

— Угу, — невнятно выдал задохлик и встал, — они так раньше себя не вели. А теперь словно…

— Обезумели? — предположила я и потянулась за одеждой.

— Оголодали.