Проходя мимо, младший принц будто бы случайно задел меня. Его пальцы на секунду ободряюще сжали мои, и даже это невинное прикосновение заставило сердце дрогнуть.

Чем я так провинилась перед высшими силами, что они послали мне именно его?

Я победила. Неизвестно каким образом так получилось — возможно, все это было лишь представление с заранее определенным победителем. Это осознание не принесло мне ни единой эмоции, кроме желания поскорее узнать, для чего Ксандру нужен был этот спектакль. Наше “свидание” должно было состояться утром, о чем мне сообщил сам старший принц, прежде чем растворился в толпе, оставляя меня и остальных конкурсанток. Крайне невежливый поступок с его стороны. Но он принц. Ему позволительно и не такое.

Бал продолжился, но мне было не до веселья.

Выдержав этот аттракцион фальши и тщеславия около часа, я направилась в свои покои. Я могла собой гордиться: за это время я ни разу не искала взглядом Эйдена в толпе. Впрочем, мне это и не было нужно: принц маячил в поле моего зрения почти постоянно. Или это я смотрела лишь в его направлении, словно невидимый компас внутри указывал лишь на него?

Неважно.

Он словно почувствовал смену моих ориентиров и теперь неизменно находился где-то рядом, не давая сосредоточиться на новой цели. Мне хотелось думать, что его компас тоже настроен на меня, но, каждый раз, поднимая взгляд, я имела возможность убедиться в обратном.

Эйден смотрел на свою невесту с нескрываемой нежностью, а его рука держала ее пальцы так бережно, словно девушка в любой момент готова была разбиться, как хрустальная ваза.

Почему то вспомнилось, как он связывал мои руки, хватал за волосы, впивался пальцами в кожу. Почему то, что я сейчас вижу, приносит мне больше боли?

Какая же ты жалкая, — то ли мой собственный голос, то ли голос чудовища. — Жалкая, ненужная, отверженная Ассия. Пешка в чужих руках. Жертва, сама несущая свою голову палачу.

Каждое слово словно ножом по внутренностям. Как же хочется скорее оказаться в своей комнате и дать выход эмоциям. Разбить пару антикварных ваз, располосовать картины. Вспороть подушки и заставить пух кружиться по комнате, словно снег в начале зимы.

Я смотрела на приближающуюся вожделенную дверь, ведущую в мои покои, представляя, как я осуществлю все эти желания всего через несколько минут. А не будь за моей спиной охраны, кто знает, а не постигла бы подобная участь и данный коридор?

— Доброй ночи, госпожа. — Пожелали мои сопровождающие, занимая свой пост снаружи комнаты. Напоминая, что показное принятие ведьмы — всего лишь иллюзия, которая растворится без следа, если так будет угодно хозяевам замка.

Моей выдержки не хватило даже на показную вежливость. Я буквально залетела в комнату, прикрывая за собою дверь. Тусклый светильник слабо разгонял темноту, оставляя дальнюю сторону полностью утопать во мраке.

Я вытащила из ушей бриллиантовые серьги и небрежно швырнула их на комод. Скинула узкие туфли, успевшие знатно натереть левую пятку. Перевела взгляд на изящную вазу, в которой благоухали цветы. Пожалуй, начну с нее.

— Помочь с платьем? — Раздался тихий голос из темноты. Я испуганно вздрогнула, только сейчас осознав, что нахожусь в комнате не одна. Присмотревшись, я увидела Эйдена, сливающегося с темной обивкой кресла. Его взгляд неотрывно следил за мной, как если бы знал, что было у меня на уме всего пару минут назад.

— Думала, стражи никого сюда не пускают? — Постаралась звучать как можно беззаботнее.

— Пропустили по знакомству. — Соизволил он пошутить в ответ. — Интересное представление ты сегодня затеяла, Ассия.

— Рада, что ты оценил. Хотела бы я сказать, что ни одно яблоко не пострадало, но… ты сам все видел.

Я несла все, что приходило в голову, иначе как бы и стояла, изумленно открыв рот и недоумевая, что он тут делает.

— Я про твое участие в отборе. Что именно из “ты не можешь выйти замуж за моего брата” было не очень понятно?

И тут я поняла, что он зол. Дико зол. Что он смотрит на меня не просто внимательно, а так, словно уже методично сворачивает мою шею.

Что, неприятно, когда пешка вдруг начинает ходить по не предназначенным для нее клеткам?

Вся моя злость трансформировалась в азарт. Зачем вымещать ее на неповинных предметах мебели, если главный ее объект сейчас сидит прямо передо мной?

— Какого из? — Наигранно зевнула я, словно этот разговор стал невероятно докучать. — Хотя подожди! Не припомню, чтобы в юрисдикцию младших принцев входило решать подобные вопросы.

— Не стоит играть в эти игры…

— Мне кажется, это ты заигрался. — Отчеканила я, выпрямляя спину и делая несколько шагов по направлению к его темной фигуре. Взгляд его тяжелый, осязаемый. — Убирайся из моей комнаты, — совсем невежливо попросила я. — Я хочу спать.

— Ничего, сейчас взбодришься. — Обещает он. В глазах на несколько секунд мелькает сомнение, но очень быстро сменяется решительностью. — Достань свой клинок.

Я стою и несколько секунд глупо смотрю на него, пытаясь воспротивиться приказу. Я сильна, но клятва сильнее. В руке возникает клинок, на который я смотрю с плохо скрываемым волнением. Что он хочет мне приказать?

— Что ты…

Я даже договорить не успела, меня захлестывает следующий приказ, сопротивляться которому не в силах.

— Избавься от платья, разрежь его.

— Ты ненормальный, — одними губами прошептала я. — Поехавший!

Мои руки проворно расправляются с атласной тканью, а ее алые лоскуты падают на пол, растекаясь по нему, подобно крови. Мое тело мне не принадлежит. Это пугает до головокружения. Я хочу остановиться, но мои руки опускаются, только когда яркая ткань падает к моим ногам. Ступни замерзли без обуви, и я их неловко поджала. Тело дрожит под тонкой шелковой сорочкой, и только сейчас я понимаю, как в комнате холодно.

Не просто потому, что за окном свистит ветер и бросает в стекло щедрые порции дождя. Холодно от его взгляда, его злости, его отношения ко мне.

— Я никогда не прощу тебе это. — Меня потряхивает, голос слегка дрожит. Я чувствую себя на грани. С громким стуком кинжал падает вниз — у меня даже нет сил пихнуть его в притороченные на бедре ножны.

— Я знаю. — Отвечает он каким-то бесцветным голосом. Его реакция становится последней каплей.

Я трясусь от гнева, злости, обиды, ненависти, а из груди вырывается жалобный всхлип. Мне стыдно от того, как низко я перед ним опускаюсь, но не могу сдержать злые слезы. Лицо мое некрасиво кривится, но взгляд я не опускаю — не хватало продемонстрировать еще и эту слабость.

Взгляд Эйдена становится растерянным, слегка недоверчивым.

— Ассия, ты плачешь? — Он подается вперед на своем кресле, а затем и вовсе встает, настигая меня в несколько широких шагов. Аккуратно кладет мне руки на плечи, словно впервые видит перед собой расстроенную девушку, к которой забыли выдать инструкцию по применению.

Стальные нотки в его голосе сменились на мягкие и заботливые, и это словно прорывает внутри плотину. Я захлебываюсь рыданиями, стоя на одном месте, как сломанная кукла, пока Эйден осторожно пытается прижать меня к себе. Его рука гладит мою голову, словно я маленькая девочка, потерявшую любимую игрушку.

Он поднимает меня на руки и легко вытаскивает из ошметков платья.

— Я дурак, Ассия. — Приговаривает он, трогая мои холодные предплечья и прижимая меня все крепче. — Прости, я был не прав.

— Убирайся, — для приличия хриплю я, а внутри все сжимается от его нежных прикосновений. Просто потому, что я раньше я не удостаивалась от него ничего подобного.

— Прости, я эгоист, — продолжает он, осторожно усаживая меня на кровать. Сам он напротив меня на корточках, но почему-то поза не кажется унизительной. Он умеет смотреть так, что, наверно, даже на коленях и в оковах смог бы выглядеть превосходящим по силе и возможностям. Его руки скользят по моим бедрам вниз, касаются голеней, икр, ступням. — И вдвойне эгоист, когда дело касается тебя. Ты замерзла.